Страница 23 из 76
Ну не в лес, так в лесопарк, это ближе. Махнем в «Сокольники»!
Только не в ту официальную часть, где асфальт и аттракционы, киоски со спиртным работают даже по ночам, а туда, где еще не нарушена девственная тишина и сквозь опавшую хвою проросло весеннее лакомство — заячья капустка. Ее можно нащупать даже в темноте. Достаточно присесть на корточки, опустить вниз чувствительную ладонь левой руки — и пожалуйста: рви целыми горстями нежную кисленькую травку. Да запивай, как нектаром, густым и вязким, насыщенным ароматами майским воздухом!
В этих запахах и прошлое, и будущее. Ушедший год сохранился в прели иголок, листьев и сырой земли. Завтрашний день, а возможно, даже грядущий век — все то, что еще не родилось, растворено в струйках терпкого живого воздуха, веющего вокруг юных клейких листиков.
А между прошедшим и будущим сиюминутное «здесь и теперь». В этом крошечном, почти незаметном промежутке умещаются два материальных существа — я и ты.
…Вот и прибыли. Ты уж прости, Мотька, но я тебя припрячу вот тут, возле чьих-то дощатых сараев. Слишком ты шумная для сегодняшней лесной прогулки. И слишком быстрая. Спугнешь тишину и таинственные ночные шорохи: мне вдруг взбрело в голову прислушаться к ним.
Не бойся, рано утром я тебя заберу. Отдыхай. Отоспись как следует за свою хозяйку! Доброй тебе ночи.
А я углубляюсь в заросли. Пусть это только парк, но нынче он напоминает мне родную тайгу.
Кто-то просеменил рядом. Ежик? Мышка-лесовка?
Вот досада, я, кажется, разучилась различать эти милые маленькие существа. Отец был бы недоволен: его дочь превратилась из таежного следопыта в городскую цацу!
А впрочем, все можно восстановить! Припоминают же люди изученный в детстве иностранный язык, попадая в страну, где на нем говорят все. Надо только расслабиться и чутко прислушаться. Отнестись к лесу как к ровне.
Эй, здравствуйте, замшелые елки, подмосковные сестры наших серьезных и молчаливых таежных кедров!
Приветствую вас, трусливые, дрожащие осины, деревья вампиров! Говорят, вы и сами тянете из людей энергию, а потому рядом с вами нельзя долго находиться: захиреешь.
Да не пугайтесь вы, дурочки, я в это не верю. Я вас люблю! Может, потому, что у меня энергии — всегда через край, и не жалко уступить вам излишки. А взамен вы мне подарите свои загадочные шорохи. Махнулись?
Говорят, что совсем недавно, всего лет двадцать — тридцать назад, тут еще бродили лоси. Эх, все-таки надо было мне родиться чуть раньше! А вдруг и сейчас повезет, повстречаю какого-нибудь зверя, для беспокойной Москвы необычного?
Чу! Неужели?
Там, впереди, кто-то крупный ломает ветки.
Ха! А вдруг чудом сохранившееся медвежье семейство? Сейчас у бурых увальней самое время появиться малышам.
Медведица-мама обычно кровожадна: бдительно охраняет своих неуклюжих Винни-Пухов.
Но я не боюсь. Она не дура, поймет, что я пришла к ней в гости без злого умысла, не с ружьем да рогатиной, а с неофициальным дружеским визитом.
Так вперед, навстречу приключениям!
«Знаете ли вы московскую ночь? О, вы не знаете московской ночи!» — воскликнул бы великий писатель, окажись он сейчас на окраине Сокольнического парка.
Да, вы не знаете ее, и мало кто сможет разгадать эту загадку.
Что такое ночь в Москве?
— Проститутки на Тверской, — скажут одни.
— Фильмы по кабельному телевидению допоздна, — ответят другие.
— Казино! — воскликнут третьи.
А четвертые, самые многочисленные, фыркнут:
— Храпеть до утра, а там — снова на работу.
— А лес? — спросите вы. — А колдовство?
Но на вас в лучшем случае посмотрят как на психа. Какой такой лес? Столица!
Впереди трещали ветки, и под чьими-то ногами хрустела хвоя. Но голос неведомые существа пока не подавали.
Ирина приблизилась: темные таинственные тени безмолвно скользили по поляне.
А потом вдруг чиркнула спичка, вспыхнул во тьме один-единственный маленький огонек, как заплутавший оранжевый светлячок, и чей-то глубокий бас затянул со странными, непривычными модуляциями:
— И огневи мольбу вознесем, сварожичи-и!
Огонек опустился к земле и побежал, затанцевал по сложенному в форме решетки сухому хворосту, разрастаясь в кровавый узор.
Это был не обычный костер, когда пламя стоит столбом, а низкий и плоский, как будто земля-матушка служила мангалом, раскаляясь докрасна, или как светящийся ковер.
Едва дозвучал, растворяясь в густых ветвях, первый клич, как ответили на него отовсюду, но не словами, а посвистами. Будто был этот лес соловьиным, а соловьи — не певчими птичками, а сплошь разбойниками.
— Вейте, ветры буйные, дуйте в дуды богатырские, пробудися, Похвист, Стрибожий сын!
И опять засвистали соловьи-разбойники, пробуждая Похвиста. И послушно вторил им ветер в ветвях деревьев.
Женские слаженные голоса слились со свистом, только были они тихими и смирными. Мычали что-то плавное без слов, точно в противовес разбойникам, кого-то убаюкивали. Может, нежеланную бурю усмиряли, а может, от кого-то напасти отводили.
А чьи-то руки все подкладывали ветки в костер, да не как попало, а в виде продуманного узора. Сучки загорались, но не вспыхивая бурно, а жарко тлея, и потому не освещали ни одного лица.
— Кто вы? Уж не нечистая ли сила? — прошептала Ирина в полном восторге от неожиданной встречи с непознанным, чем бы и кем бы оно ни оказалось.
Нет, это не звери, не лоси и не косолапые мишки. Звери огня боятся и песен не складывают…
Но все равно Ирина торжествовала: встретила-таки она нечто реликтовое. Стоило только захотеть! Если бы все желания также исполнялись! И она смело шагнула к огню, не боясь, что нарушит заведенный кем-то порядок.
Ахнула темнота на разные лады. И вытолкнула из своего черного чрева ночных своих чад.
Тут и Ирина ахнула: все-таки не люди, а звери! Хоть и передвигаются по-людски, а не на четвереньках.
Но лица… личины, вернее!
Вот медведь, встречи с которым она так жаждала. Да не простой, а синий, того глубокого цвета, какого бывает чистое полуночное небо, если в нем нет городского смога.
А вот белая корова с золотыми рогами, венчающими ее лоб, точно полумесяц.
Петух с бородкой, алым гребнем и радужным оперением…
И жутко, и чудно. Дух захватывает!
Обступили существа самозванку и двигаются к ней потихоньку, постепенно сужая круг, тесня ее к самому костру.
И молчат. Вот это действительно пугает. Лучше б уж бранились да угрожали!
Надо разрушить, взорвать эту гробовую, но такую живую тишину.
— Я вам не враг! — звонко выкрикнула Ирина. — Примите меня к себе! Мне костер ваш нравится!
И отступили звери на шаг, и почтительно склонились перед высоким стариком с длинной серебристой бородой, который точно из воздуха образовался перед Ириной.
Она невольно попятилась, наступила кроссовкой в огонь, и резина на подметке задымилась.
Старик раскатисто хохотнул, и девушка вздохнула с облегчением: не слышалось в его смехе дурных намерений.
— Брат к сестре в гости идет, а сестра от брата пятится, — зычно протянул бородач. — А ну отгадай, кто такие.
«Вы мне?» — хотела переспросить Ирина, но поняла, что это прозвучало бы слишком суетливо для этой ночи, не терпящей суеты. И вдруг, точно кто-то невидимый подсказал ответ, выпалила не думая:
— Солнце — брат, луна — сестра.
И присвистнули одобрительно невидимые соловьи-разбойники, и закивали ей рогатые да зубастые головы волшебных существ.
— Двое стоячих, двое ходячих да два раздорника. Кто такие?
Дед, похоже, устраивал ей испытание, словно эдакий лесной сфинкс.
— Небо и земля — стоят, солнце Да луна ходят, а день и ночь всегда между собою борются, — так же плавно, распевно отвечала Ирина, и сама себе изумлялась: да кто ж это ее надоумил?
Наваждение какое-то. Или… вдохновение?
Ах, выдержит, выдержит она этот странный экзамен! Не труднее же он спортивных состязаний! Остался, наверное, всего один вопрос, ведь по всем сказочным канонам трижды «пытают» героя и трижды должен он не попасть впросак.