Страница 37 из 69
— Эх, как вы решительны! — сказал он тёте Тонне и усмехнулся. — Так сразу и из поля вон! В работе с детьми не всегда правилен этакий агрономический подход. Это в агрономии легко определить: пшеница растёт — береги, осот — вырывай. А в нашей педагогической работе, Тонечка, частенько бывает так, что те, кого мы считаем осотом, становятся настоящими людьми, а некоторые паиньки в людишек превращаются со временем. Ну, а конкретно по данному случаю сделаем так… Пусть Алла как следует, по душам поговорит со своими басмачами, расспросит их об этом капитане-бригадире, о таинственном сундуке с нерусскими буквами. Коли всё это в основе своей правда… — Начальник лагеря устало прищурил глаза. — Я говорю — в основе, потому что мальчишеская фантазия в отдельных мелочах и деталях может кое-что приукрасить… Так вот — если всё рассказанное в основе правда — тогда с мальчишек один спрос. Если же они всё наврали… — Николай Серапионович вздохнул. — Тогда, конечно, нужно будет принимать самые строгие меры.
26. Всегда готовы!
Целый день четверо друзей слонялись, как неприкаянные. Они чувствовали себя так, словно над ними нависла какая-то тяжесть, которая вот-вот оборвётся и раздавит их. Зина Симакова ещё утром, сразу после зарядки, сказала им, что тётя Тонна накануне угрожала выгнать всех отлучившихся из лагеря, да ещё написать родителям и в школу. Впрочем, и без этого предупреждения мальчишкам было не по себе — ведь хотя они и спорили, но в душе каждый сознавал, что Алёшка говорит правильно, и они серьёзно провинились.
— Не могут нас исключить, не имеют права! — доказывал Игорь. — Ведь сам лейтенант пограничников товарищ Астахов сказал, что мы — молодцы и действовали как надо! Если тётя Тонна станет нас выгонять — я сразу к лейтенанту Астахову, пусть он подтвердит, что мы диверсанта ловили…
— Ну, конечно, — медленно и веско сказал Альберт. — И ещё лейтенант Астахов тебе повестку выдаст, что ты был мобилизован на охрану границы. Ведь выгоняют нас не за то, что мы диверсанта ловили, а за нарушение дисциплины, за самовольный уход из лагеря.
— Ну, и чёрт с ним, пускай выгоняют! — петушился Витька. — И в нашем городе можно отлично отдохнуть река есть, лес неподалёку…
Но глаза Витьки, невесёлые и растерянные, выдавали его, говорили, что и он — неустрашимый насмешник Витька — тоже побаивается исключения.
Утром после «линейки» Алла собрала весь отряд и строгим голосом предложила проштрафившимся рассказать подробно, где они были и что делали накануне.
— Наш отряд — это одна семья! — сказала Алла. — И все мы должны знать обо всех ваших поступках…
Рассказывать, конечно, взялся Игорь, потому что он умел говорить так, словно читал вслух увлекательную книжку.
Он подробно описал всё, что произошло с ними накануне, и только в двух местах чуть-чуть сгустил краски. По его рассказу выходило, что он бросился под ноги неизвестному водолазу и что лейтенант Астахов «чуть-чуть не выстрелил из пистолета». И в том, и в другом месте рассказа Алёшка Комов внёс нужные поправки:
— Не загибай, Игорь! Ты ни на кого не бросался!
— И тут ты загнул! Лейтенант Астахов даже не вытаскивал свой пистолет…
После окончания рассказа весь отряд закричал:
— Не надо их исключать, Алла! Они же молодцы! Они всё как надо делали!
Но Алла вздохнула, покачала головой и послала ребят на волейбольную площадку к Арташесу Геворковичу. А сама куда-то ушла из лагеря.
Каждый из провинившихся думал, что Алла отправилась к лейтенанту Астахову и старается защитить их от тёти Тонны… Весь отряд явно сочувствовал четырём друзьям.
Так обстояли дела в этот день, когда провинившиеся, сумрачные и молчаливые, слонялись из одного уголка лагеря в другой.
Альберт даже отказался от участия в тренировке лагерной футбольной команды, сославшись на то, что у него болит нога.
Друзья пытались играть в домино, но эта любимая игра почему-то сегодня казалась нудной. Игорь начал читать вслух очень интересную книгу про шпионов и отбросил её, потому что все думали не о приключениях героев, а о том, куда ушла Алла и станет она их защищать или нет. Потом мальчишки уселись в читальне и принялись лениво, нехотя перелистывать подшивки разных газет, лежавшие на столе.
Вдруг Витька прежним своим весёлым и звонким голосом позвал:
— Ребята! Идите скорее сюда!
— Ну, что ты там разыскал? — мрачно спросил Алёшка. — Марсианский космический корабль?
— Смотрите!
Витька ткнул пальцем в газетную страницу.
Больше половины этой страницы занимала статья «Рейс к берегам Африки». А вверху сбоку была фотография рыбацкого сейнера. На причале, возле сейнера, стояла группа улыбающихся людей. Посредине, сдвинув фуражку на затылок, весело усмехался Колькин отец.
— Капитан-бригадир Афанасий Тягнирядно! — вслух прочитал Витька. — Это же то, что нам надо! Пусть теперь тётя Тонна скажет, что капитанов-бригадиров не бывает!
Игорь покосился на дремавшую за своим столиком старушку-библиотекаря и подмигнул Виктору:
— Выдернем эту газетку! И отнесём дяде Пуду! Пусть сам убедится…
— Не надо! — возразил Алёшка, — Ну, в чём ты убедишь дядю Пуда? В том, что Колькин отец плавал в Африку? А какое отношение к проступку Игоря Валявского имеет это плавание? Если нам опять будет бубнить тётя Тонна, что капитанов-бригадиров не бывает — тогда, конечно, покажем ей газету… А сейчас не надо!
Обедали друзья нехотя, кое-как. Во время «тихого часа» они покорно лежали в кроватях и думали свои думы.
Алёшка представил себе, как явится он с вещами домой, как придёт туда письмо тёти Тонны… Мама, конечно, заплачет. А отец вздохнёт, опустит седеющую голову и скажет:
«Не по той ты дорожке идёшь, сынок! Не туда завернул! Стыдно мне за тебя!»
Витька тоже думал о возвращении домой, о том, как будет ругать его мама, какие горькие и гневные слова скажет ему отец.
«Домой не поеду! Ни за что не поеду! — думал Витька. — Лучше попрошусь к Колькиному отцу на сейнер… Пускай возьмёт меня к себе юнгой!»
И сейчас же у него мелькнула мысль о том, что теперь юнги идут на корабль после того, как окончат особую школу.
Игорь Валявский лежал, закрыв глаза, и словно наяву видел свою комнату с книжными полками. И ему стало очень грустно потому, что в этой комнатке он только мечтал о кипучей и яркой жизни. А здесь, в тихом приморском городке, эта жизнь, не книжная, а настоящая, оказалась совсем рядом. Альберт Мяги представил себе, как придётся ему в школе на сборе дружины объяснять, за что его выгнали из лагеря. На всю школу была всего одна путёвка в этот лагерь, на берег тёплого южного моря. И все ребята немного завидовали ему, потому что он увидит и это море, и далёкие южные края…
Он беспокойно заворочался в постели и вздохнул.
После «тихого часа» был полдник и купание. В этот день море нежилось под щедрым, горячим солнцем. Оно было ленивым, тёплым, сонным.
Ребята горланили, смеялись, вздымали брызги, похожие на взлетающие кверху кусочки разноцветного, сверкающего стекла. Море мягкой, прохладной рукой гладило разгорячённые ребячьи тела, и это было удивительно приятно.
Но и купание не поправило настроения четырёх друзей. К тому же по пляжу прогуливалась тётя Тонна.
А перед ужином вдруг неожиданно запел горн. И все девять отрядов были выстроены на внеочередную «линейку».
Игорь, Алёшка, Витька и Альберт тоже встали на свои места в общий строй. Они старались показать, что им ничто не страшно, что эта внеочередная линейка их совсем не касается. Витька пытался усмехнуться своей дерзкой улыбочкой. Но эта улыбка получилась бледной и жалкой.
Зина Симакова подошла к Витьке и очень тихо сказала:
— Не вешай носа! Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка — это флаг корабля!
И Витька, задиристый Витька, почему-то не нашёл ответа на эту дружескую шутку.
— Смир-рно! — подала команду тётя Тонна.
Громко и торжественно запели горны. Из маленького домика вынесли лагерное красное знамя. Его тяжёлые бархатные складки расправлял морской ветерок.