Пробуждение

Конечно, мы ничего не сумели придумать, что могло бы дать нам уверенность в правильности каких-либо действий.

И вот я стоял перед двумястами пятьюдесятью людьми, они соблюдали строи, как и обычно, жадно ожидали от меня сообщения о событии, перевертывающем всю многовековую историю России и вносящем новое, неизвестное, но желанное.

Напряженные лица солдат говорили о том, что они знают если и не всё, то многое, и действительно скрывать от них что-либо нельзя ни под каким видом.

— Солдаты! — произнес я и невольно внутренне усмехнулся, вспомнив, что так начинал свою речь Наполеон в Египте, правда, при совершенно других обстоятельствах. — Солдаты! Царь Николай Второй понял, что в настоящих тяжелых условиях он не в силах как следует управлять нашим государством — Россией, и отрекся от престола за себя и за своего сына Алексея. — Я сделал паузу. Рота ответила единым могучим вздохом облегчения. — Теперь власть находится в руках Временного правительства, которое составлено из членов Государственной думы, а также из некоторых других известных лиц. — Опять пауза. В роте прокатился легкий гул.

Коротко рассказав о том, что теперь офицеры и унтер-офицеры будут называть солдат на «вы», «благородие» и прочее отменяется, а честь нужно отдавать только находясь на службе, я так закончил свою речь:.

— В Петрограде и Москве происходит революция. В чем она выражается, я не знаю. Думаю, что на днях у нас будут более полные сведения и получим газеты. Я надеюсь, вы сохраните спокойствие и порядок. Ведь несмотря ни на что, мы не можем забывать, что перед нами стоит сильный враг — немецкая армия, которую ее правительство, состоящее из банкиров, помещиков и  фабрикантов, послало завоевывать нашу землю. Я уже говорил вам об этом раньше. А сейчас — всё! Взводные! Развести роту по квартирам.

События развивались с предельной быстротой. Из газет все узнали о приказе № 1 Петроградского Совета. А мы уже ввели его в действие. Начались выборы в батальонный, полковой и дивизионный комитеты. От офицеров и солдат выбирали отдельно. Меня выбрали в батальонный и полковой комитеты. Что нам делать в батальонном комитете, мы не знали и к работе не приступали. В то же время жизнь шла своим чередом: ежедневно, как и раньше, проводились занятия, назначались люди на работы. Разница с прежним была лишь в том, что солдаты теперь сами выбрали артельщика и кашеваров вместо назначенных, а также комиссию по контролю за хозяйством. Мой денщик рассказал мне некоторые новости. Во-первых — это главное, что солдаты недовольны командиром батальона штабс-капитаном Мякининым за его недоступность, высокомерие и за то, что когда он командовал сотней, то бил солдат и относился к ним как будто они не люди, а какие-то бессловесные животные. Теперь ему дали кличку «старорежимник». Это навело меня на печальные размышления: ведь я требователен и спуску никому не давал, будь то унтер-офицер или рядовой. Попытался прощупать обстановку через денщика:

— Ну да ведь все мы дисциплины требовали и под ружье ставили. И я в том числе. Про меня тоже небось говорят, что я старорежимник. А? Как там в роте-то, Валюк?

— Никак нет! Про вас тоже говорили, да другое. Строг, говорят, но справедлив. Даром солдата не обидит, — с готовностью сообщил Валюк.

У меня отлегло, как говорится, от сердца. Вот, значит, как рассуждают солдаты: строгость не осуждают, скорее ценят, лишь была бы справедливость.

Второе заключалось в том, как рассказал Валюк, что хозяйственная комиссия строго учитывала артельщика и кашевара. «Теперь подпрапорщик уж не поест котлет за наш счет», — заключил довольный Валюк. Ужали, значит, и фельдфебеля! Это неплохо! 

9 марта

Мы узнали, что военный и морской министр Гучков по постановлению Временного правительства отменил приказ № 1 Петроградского Совета. Увы! Опоздал. Легче повернуть Волгу вспять, чем отобрать назад у солдат то, что им дала революция. Поэтому отмена приказа № 1 явилась формальным актом и никак не могла быть проведена в жизнь. С этой отменой попросту никто не хотел считаться, разве что кадровые офицеры да лица вроде Мякинина.

Все осталось по-прежнему. Временное правительство доказало свое бессилие и свою непопулярность среди народа, одетого в военное обмундирование, — среди солдат и большинства офицеров военного времени.

Объявленное 11 марта обращение Временного правительства к армии вызвало бурю негодования[33]. Это еще раз подтвердило, что пути Временного правительства и народа расходятся в диаметрально противоположных направлениях и нет ни сил, ни средств, чтобы сделать их сходящимися: они могут сойтись лишь как две противоборствующие стороны.

12 марта

Сегодня у меня и ряда других офицеров праздник — производство в следующий чин. Хотя я произведен в поручики с опозданием на семь месяцев и еще в феврале выслужил на штабс-капитана, но все же, говоря правду,  я получил некоторое удовлетворение. Произведен в поручики также Линько. Нас вызывали в штаб полка. Командир полка поздравил нас, а мы кстати приобрели новые погоны.

В связи с производством хозяин офицерского собрания прислал нам целый ящик вина — двадцать бутылок, а также разные закуски, шоколад, конфеты. Пять бутылок мы подарили фельдфебелю и взводным, две послала командиру батальона, а остальные распили нашей дружной компанией. Я не знаток в винах, но мне казалось, что все присланное нам вино превосходно, его приятно было пить, посматривая через стакан на свет и наблюдая игру светлых и темных коричневого и красного цветов. Оно не пьянило, а веселило, согревало, возбуждало хорошее настроение. Мы жалели, что его так мало. Меня и Линько Мякинин пригласил к себе. Его жена, довольно милая, но какая-то худосочная женщина, помогла хорошо провести время. Кроме нас присутствовал командир шестой роты поручик Подземельников. Не любил я его за грубость, высокомерие с младшими, раболепие перед старшими и высшими. Это он вместе с Мякининым, когда оба сами были еще прапорщиками, но командовали ротами, кричал на младших офицеров: «Встаньте, прапорщик, когда с вами разговаривает командир роты!» Если Мякинин был сыном крупного банковского воротилы и состоял членом яхт-клуба, то Подземельников был сыном богатого торговца. Его лошадь считалась одной из лучших в полку. Но его, как и Мякинина, солдаты не любили, если не сказать больше.

Позавчера ездил в Мозырь на заседание дивизионного комитета. Собралось много офицеров и еще больше солдат. Заседание сперва не ладилось, видимо потому, что стесняло непривычное положение: офицеры и солдаты, как равные, сидели за одним столом. Но потом, когда присутствовавшие освоились, заседание продолжалось в непринужденной деловой обстановке. Солдаты — члены дивизионного комитета и присутствовавшие члены полковых комитетов держали себя спокойно и с достоинством. Никаких признаков недоброжелательства к офицерам не было. Председатель дивизионного  комитета, немолодой уже капитан, умело и твердо вел заседание, не допускал излишнего словоизлияния и строго призывал к делу. Обсуждался вопрос о выборах на армейский съезд, который должен был состояться через два дня тоже в Мозыре. Для избрания указанного числа делегатов от полковых комитетов нужно было установить соотношение между представителями от офицеров и солдат. После оживленного обсуждения решили, что этот вопрос пусть решат сами полковые комитеты.

На заседании полкового комитета председательствовал солдат Молокович, которого присутствовавший на заседании председатель дивизионного комитета отрекомендовал как активного члена Российской социал-демократической рабочей партии большевиков. Молокович оказался очень толковым человеком. Разъяснил нам, что выбирать на армейский съезд нужно от полкового комитета в целом, а не раздельно от офицеров и солдат. С ним согласились. Были выдвинуты кандидаты — и офицеры, и солдаты. Мне кажется, что кандидатов все-таки обсудили заранее, по всей вероятности, тот же Молокович и другие активные члены полкового комитета. К общему удовлетворению, мы выбрали почти равное число солдат и офицеров, солдат было больше только на два человека.

33

Очевидно, имеется в виду воззвание Временного правительства к армии от 9 марта 1917 года, подписанное военным и морским министром Гучковым. В этом воззвании, направленном против революционного движения, говорилось: «Объединяйтесь все около Временного правительства, веря, что оно положит все силы на вашу защиту. В столице отдельные группы продолжают сеять раздор, связывая решения Временного правительства и препятствуя их проведению в жизнь... Не слушайтесь сеющих рознь. Много немецких шпионов, скрываясь под серой солдатской шинелью, мутят и волнуют вашу среду».

11 марта большевистская «Правда» заявила, что это выступление Временного правительства является не чем иным, как нападением на Совет рабочих и солдатских депутатов. В частях Петроградского гарнизона начались митинги протеста. С фронта в Петроградский Совет стали прибывать делегации солдат, настойчиво требовавшие принятия мер против наступления генералов. (См. История гражданской войны в СССР. Том 1. М., 1936, стр. 143–144.)