Хранительница меридиана

Владислав Бахревский

ХРАНИТЕЛЬНИЦА МЕРИДИАНА

Владислав Бахревский еще очень молод, и все герои его книги — недавние сверстники писателя.

Бахревский родился в семье лесничего, и поэтому, наверное, любит он писать о гулкой тишине лесов и пенье птиц, о ветре, бегущем вдоль маленьких речек, о людях, которые охраняют меридианы и уводят друзей в Долину золотых коней, и о тех, которые видели оживающие под лучами солнца камни или ловили на ладони капли горного снега, первую каплю горной реки.

Бахревский любит путешествовать. Он изъездил почти всю Среднюю Азию, работал в Нуреке проходчиком, жил в Оренбуржье. После окончания пединститута в Орехово-Зуеве был режиссером художественной самодеятельности, работал в журнале «Пионер», в «Литературной газете».

«Хранительница меридиана» — четвертая книга писателя. До этого вышли «Мальчик с Веселого», «Гай, улица Пионерская», «Культяпые олени».

ПТИЦА

ДОЛИНА ЗОЛОТЫХ КОНЕЙ

Она все-таки не узнала об этом. И очень хорошо. Ведь ей девятнадцать лет, а мне пятнадцать. У нее очень красивое имя — Оля. В деревне у нас тоже есть Оля, но имя той, московской, звучит совсем по-другому. Это ради нее водил я весь их отряд в Долину золотых коней…

Они прибыли на уборку урожая. У нас в колхозе любят студентов. Встречать их поехали с музыкой, на грузовиках. А я прискакал на станцию на своем Лимуре. Уж такая смешная кличка у моего коня. Жеребенком он болел. Его выкинули из конюшни, чтобы он не заразил других. Я выходил его и дал ему самое звучное имя. Тогда я не знал, что правильно не «лимур», а «лемур», и что так зовут полуобезьян, живущих в Африке и на Цейлоне.

Оля ехала в первой машине. Машины шли быстро, убегая от пыли. Мне хотелось показать городским, какой у меня славный конь. Я догнал первую машину и долго скакал рядом. Оля сидела у борта. Она смеялась и что-то кричала мне. Ветер трепал слова, как гриву Лимура, и я их не расслышал.

Нехорошо, конечно, по-мальчишески вышло, но я даже покрасовался перед ней. На всем скаку сполз с седла и, обжигая руки, нахватал целый сноп диких мальв. Я бросил цветы ей в машину и, чтобы не видеть, как взрослые парни будут скалить зубы, повернул коня в степь и прямой дорогой прискакал в деревню.

Их бригаду отправили на самый далекий полевой стан, под мое шефство. В общем-то у меня важная должность: я учетчик. Поэтому у меня и коня не отнимают. Наш управляющий сколько раз подъезжал, но директор заступается за меня.

У нас на стане красиво. Он стоит на вершине переката. Степь волнистая. На востоке — горы. Алтай. Когда воздух прозрачный, видны самые далекие снеговые вершины.

На стане нет воды. Ее возят с отделения на глупом старом мерине. По утрам, перед работой, студенты пробовали кататься на этой кавалерии. Оля тоже пробовала. У нее — ничего, все-таки получалось.

Сначала мы поставили студентов копнить сено. Каких только копешек они не нагородили: вкривь, вкось… Пришлось подучить.

Приехал я в тот день к студентам в полдень. Как раз перед обедом. Смотрю, девчата и парни вдесятером толкутся вокруг одной копны. Друг перед другом пыжатся, а толку чуть. То подцепят пласт и поднять не могут, а то выхватят навильник с воробьиный кулачок — тоже смехота. Сошел я с коня, взял у Василия вилы — был у них такой очкастый, — нарочно подцепил громадный навильник — и на попа. В таком положении нести легко. Перышко, а не навильник. Стали ребята по-моему работать. Пошло дело. Забрался я на копну, стал вершить. Тут как раз привезли обед. Я говорю студентам:

— Нажмем, ребята. Пустяки остались.

Парни работают, а девчата клеенку расстелили, готовят обед. И вдруг — топот. Смотрю: висит на спине у моего Лимура Ольга. Видать, хотела в седло сесть, да нога из стремени выскользнула — понес Лимур.

— Стой! — кричу.

Да где там! Уж если Лимур возьмет, криком его не остановишь. Ну, думаю, пропала девка, свалится под копыта и — конец.

Съехал я с копны — и к мерину. Бью, дурака, что есть мочи, трясет коняга всеми четырьмя ногами, понимает, видно, что беда у людей. Только разве ему с Лимуром в скачки играть? Вдруг развернулся Лимур, назад летит. Вижу, дело лучше. Ольга в седле. Одной рукой в гриву вцепилась, другой за повод тянет. Бросился я наперерез. С мерина пот ручьями, сижу, как в болоте. Остановился на пути у Лимура, тот было в сторону пошел, да я к нему прижался боком и за узду схватил.

— Слезай! — кричу Ольге.

— Не слезу, — говорит.

Лицо бледное, а губы — красными шнурками и глаза веселые.

— Слезай! — кричу.

А она засмеялась.

— Теперь, — говорит, — вы рядом, мой отважный кабальеро. Теперь я не боюсь.

И подмигнула:

— Страшно было до мурашек. Никогда так быстро не ездила.

У меня в тот день аппетит пропал, да и студенты плохо ели, а Василий заругался на Олю и ушел.

Вот так мы и подружились. Ну и ссорились, конечно.

В нашей бригаде ток был открытый. А тут пошли дожди. Зерно подмокло, и его нужно было срочно сушить. Я поставил на эту работу девчат. А когда погода разъяснилась и можно было продолжать уборку, многие ушли на копнители. Оля тоже просилась, но я не пустил. Уж больно трудная и пыльная эта работа. Прошел день. Приходит вечером Оля и говорит:

— Надоело лопатой на току двигать, поставь на копнитель. Маринка ногу порезала, нельзя ей в пыли.

Мне надо было что-нибудь похитрее придумать, а я говорю:

— Подумаешь, королева! На стекляшку наступила — и в лазарет. Наши деревенские…

А Оля меня оборвала:

— Значит, ты считаешь, что я слабее не только ваших деревенских, но и больной Маринки?

— Нет, — говорю, — только грязно там.

Тут она за меня и взялась:

— Ах, ты жалеть! По какому же такому праву? На папу моего будто не похож. У того борода и очки. На жениха тоже. Мал.

Покраснел я, а тут еще мошка в глотку попала. Першит до слез. А Ольга смеется.

— Завтра, — говорит, — я на Маринкин комбайн иду, а ты ее на ток определи. Она у нас сознательная, в лазаретах лежать не хочет.

Вечерами студенты жгли костры, пели. Песен они знали много. Смешные пели, и грустные, и которые под марш. И очень мне нравилась одна, про золотых коней:

Глоток воды холодной отпей, Свяжи арканом голод. В Долину золотых коней Спеши, пока ты молод!

Эту песню сочинил очкастый Василий. Когда ребята под гитару спели ее, Ольга хвалила очкастого больше всех, и тогда я сказал:

— А я знаю, где она, Долина золотых коней.

Все засмеялись, думали, что я пошутил, а я рассердился и сказал:

— Если среди вас найдутся такие храбрые, я могу показать им эту долину. Она недалеко, но добраться до нее трудно.

Оля взяла меня за руку, подняла ее вверх, словно я был чемпионом по боксу, и спросила: