Страница 38 из 39
Он поставил машину на стоянке против бара.
Как он и ожидал, посетителей было немного. Красно-желтые светильники на стенах создавали в зале уютную обстановку.
Хегер удобно устроился в уголке, где сиживал не раз. За несколько столиков от него сидела молодая женщина. Она чем-то напомнила ему Веру Бракк. Нет, Вера, пожалуй, чуть выше.
Подошел официант. Хегер заказал коньяк, закурил сигарету и снова посмотрел на молодую женщину. «Она хороша, — решил Хегер, — но Вера красивее».
Хегер задумался. Как примет она эту новость? Уже через несколько дней первые сообщения несомненно появятся в печати. Мысленно он уже видел газетный заголовок: «Атомные батареи Бракка отказали!» Ему стало не по себе. Чувства торжества как не бывало. Что это — страх или сожаление о своем поступке? Впрочем, стоит ли об этом думать — если бы он случайно не заметил ошибки, результат был бы тот же. Хегер допил коньяк и закурил новую сигарету. «Ты увидел ошибку и промолчал», — как бы со стороны укорил он себя. Но тут же овладел собой, попытался даже улыбнуться, однако это ему не удалось.
К столику подошел официант и спросил, не подать ли еще коньяку.
Хегер кивнул, вынул изо рта сигарету:
— Принесите мне бутылку.
В бар вошел хорошо одетый мужчина и направился к женщине, похожей на Веру. Хегер заметил, как засияли ее глаза. Она, видимо, уже давно ждала этого человека.
И снова он подумал о Вере. Их последняя поездка в горы, прогулка по заснеженному лесу… Он многого ждал, надеялся, что она любит его и когда-нибудь будет принадлежать ему. И вот все! Кончено!
Он осушил рюмку одним глотком. «Никогда она меня не любила. Боялась одиночества, хотела развлечений, которых этот… этот… — Он проглотил бранное слово. — А я-то служил ей, как верный пес», — горько подумал он, издеваясь над собой, и опять почувствовал удовлетворение при мысли о поражении Бракка. Снова налил себе рюмку до краев, выпил. «Как ничтожен человек, — думалось ему. — Владычествует над миром, и не может справиться со своими чувствами. Мне жалко Бракка, но… Э, да что там! Если всех жалеть, не на кого будет охотиться. Охотник на то и охотник, он должен убивать. Убивать, — повторил он. — Ха, что за ерунда! От этого не умирают».
Он снова взялся за бутылку. Застыл с рюмкой в руке. «Что мне до какой-то формулы! То, что произошло, — просто случайность, как и многое другое на этом свете».
Вера Бракк была довольна тем, как она провела этот день, — он был заполнен новой интересной работой. Союз поручил ей руководить группой исполнителей народной музыки. Проведя несколько занятий с этими молодыми, веселыми парнями, она почувствовала в себе какую-то, пусть едва заметную, перемену.
Сначала она сомневалась, принимать ли это поручение, но теперь поняла, что, замыкаясь в своем камерном творчестве, только сужает свои возможности. Народное искусство было неисчерпаемым кладезем средств и форм. Что-то в ней пробуждалось новое. Вообще со времени поездки в горы с Хегером в ее жизни многое изменилось. Тогда она отчетливо поняла, что он ненавидит Вернера, и решительно положила конец их отношениям. Она перестала видеться с Хегером, заставила себя ежедневно работать независимо от настроения, которому так легко всегда поддавалась.
…Вера убирала со стола книги и ноты. Взгляд ее упал на пакет с подарками, который она все не решалась спрятать. Она очень испугалась, когда, вернувшись из горной гостиницы, нашла столько свидетельств внимания мужа. Она даже расплакалась от отчаяния, глядя на увядшие орхидеи.
Значит, Вернер побывал здесь в ее отсутствие и напрасно ждал ее… Но почему не оставил ни строчки, ни слова? В тот же вечер она отослала ему письмо. Она писала ему о своей поездке, но ни звуком не упомянула о Хегере.
Ответа она не получила. Написала еще — молчание.
Она задумчиво уложила на полку книги и ноты. Зазвонил телефон. Если это Хегер, у нее найдется отговорка, чтобы отказаться от встречи с ним.
Однако, услышав то, что ей сказали, она побледнела. «Немедленно выезжаю», — с трудом выговорила она и бросила трубку на рычаг. Поспешно накинув пальто, побежала в гараж.
Руки ее твердо держали руль, но внутри все дрожало. Вот и больница, из которой ей звонили. В кабинете врача, куда ее провели, она узнала, что Хегер тяжело ранен. Он несколько раз просил ее вызвать, и врач, зная, насколько серьезно его состояние, счел невозможным ему отказать.
— У него сильные ожоги, но жизнь как будто вне опасности, — сказал врач. — Его машина на большой скорости врезалась в дерево, перевернулась и загорелась.
Веру провели в палату. Курт Хегер, весь забинтованный, был неузнаваем. Она присела к нему на постель, с ужасом вглядываясь в багрово-красное, дергающееся лицо с закрытыми глазами.
— Мы ввели ему большую дозу морфия, — тихо сказал врач.
Вера потеряла самообладание, по лицу ее потекли слезы. Врач деликатно вышел из палаты. Наступила гнетущая тишина, слышалось только тяжелое дыхание раненого. Казалось, Хегер был без сознания, но когда она взяла его горячую руку, он тотчас открыл глаза и пристально посмотрел на нее.
Наконец с трудом заговорил:
— Не знаю, останусь ли я жив, Вера…
Она пыталась возражать ему, но Хегер нетерпеливо махнул рукой: он просил Веру внимательно выслушать его и отнестись к нему со всей суровостью. Он достоин презрения. Глядя мимо Веры в потолок, Хегер словно читал обвинительное заключение. Он рассказывал, как случайно узнал формулу Бракка, как потом обнаружил ошибку и промолчал.
Сначала Вера не понимала, при чем тут эти служебные дела. Хегер говорил с усилием, запинался, и ей казалось, что она слышит горячечный бред. Однако постепенно до нее начал доходить страшный смысл его слов. Она поняла, какой ужасной опасности подвергаются люди на острове. И все это Хегер сделал из зависти, а может быть и из ненависти к Вернеру. Боль и отвращение охватили ее. А Хегер все говорил:
— Я знаю, что ты никогда… вы оба мне не простите… Вера, это еще не все…
Он умолк, потом заговорил снова. Теперь Вера узнала о перехваченном письме.
Куда делись все оправдания, которые она старалась придумать для него еще несколько минут назад?! Куда делось уважение к этому человеку, который пытался завоевать ее любовь таким подлым способом?
Она почувствовала большое облегчение, когда в палату вошли врач с медсестрой и попросили ее оставить больного. Вера вышла, не слушая слов утешения, и села на скамейку перед зданием больницы. Ей надо было побыть одной хоть несколько минут, чтобы прийти в себя. Вернер писал ей, рвался поговорить с ней, прилетел, а она, именно в этот день… Но Вера отбросила эти мысли. Она знала твердо: необходимо действовать, немедленно, безотлагательно! Еще не поздно, еще можно помочь. Скорей к профессору Экардту.
И вот она снова мчалась в своей машине по городу. Она думала только об одном — об опасности, которой подвергались Вернер и его товарищи.
Вера резко затормозила у дома профессора Экардта и взбежала по лестнице.
Молодой женский голос ответил ей через переговорное устройство, что профессор еще в институте. Она помчалась в институт. Но там ей преградил путь вахтер: у профессора важное заседание, его нельзя беспокоить.
Она назвала свою фамилию, объяснила, что дело ее не терпит отлагательства. Фамилия произвела впечатление на вахтера, и он, поколебавшись, решился доложить о ней.
В зале заседаний института зазвонил телефон. Секретарша профессора Экардта хотела снять трубку, но он отрицательно качнул головой и продолжал говорить:
— Я не понимаю, почему распадаются фотоэлементы. Первая атомная батарея Бракка, установленная у нас в институте, и сегодня работает на полную мощность. Мы проверили. Нам не удалось установить каких-либо явлений распада фотоэлементов, как предсказывал доктор Хенель, а ныне подозревает и Бракк. Что же касается перегрузки, то батарея выдерживает ее полностью, как в первый день пуска. Не знаю, право, что и думать. Судя по сообщению Бракка, электростанция первой очереди даже с половинной нагрузкой едва вырабатывает количество тока, необходимое для питания искусственного солнца. Пришлось снова пустить турбинные агрегаты, чтобы дать ток в жилые помещения и лаборатории. Но топлива хватит всего на десять дней. Из-за угрозы сильного обледенения воздушное сообщение с островом временно прекращено. Остров окутан густыми весенними туманами. Это катастрофа, господа! В котловине, где уже начаты работы, температура неуклонно падает.