Страница 23 из 66
Совет командиров решил: в Верхнеуральск не входить, оставить занятые позиции, отойти в Белорецк и там выработать новый план боевых действий.
Командир Верхнеуральского пехотного полка Каюков подошел к Ивану Каширину, сказал озабоченно:
— Время темное, я проскачу, проверю службу на позициях. Все ли в порядке.
— Если что заметишь, сразу доложи. Соблазн большой, как бы к женам да детишкам не укатили казаки.
— Да что вы, Иван Дмитриевич. Если замечу — собственной рукой распылю.
Вместе с Каюковым вышел Енборисов. Взяв две сотни казаков, они поскакали к переднему краю. У проселочной дороги, ведущей к белоказакам, Енборисов и Каюков вырвались вперед. Кавалеристы придержали коней. Каюков обернулся, махнул рукой, крикнул:
— А ну, станичники, кто к женам и матерям — за мной! — И зло огрел коня плетью.
Дрогнули казачьи сердца. Пятьдесят всадников пришпорили коней и понеслись вслед за Каюковым и Енборисовым. А остальные постояли у дороги и повернули назад к штабу.
Узнав об измене, Иван Каширин решил ускорить отход на Белорецк и разослал связных по отрядам. Своему адъютанту Михаилу Дмитриевичу Голубых приказал:
— Сворачивай канцелярию и вези в Белорецк. Увидишь Блюхера и Томина, передай — отход будет прикрывать Верхнеуральский стрелковый. Я буду с ними…
Вскочил на коня. Ускакал…
В арьергард Каширин поставил 6–ю роту. Ротному Иванчикову сказал:
— Примешь атакующих на себя. Бейся до последнего. Лучше потерять полсотни, чем пять тысяч. Понял?
— Понятнее и не скажешь, — кивнул головой Иванчиков.
— Держи всех в полной боевой. Этот гад Каюков все выболтает. В любую минуту могут сунуться.
— Привычные. Не проспим…
Белоказаки навалились на рассвете.
Иванчиков развернул роту в цепь, приказал:
— Бачурин! На середину тракта. Без команды не стрелять.
Евлампий Бачурин легко снял пулемет с телеги, попросил номерного расчета:
— Неси весь запасец… А подводчику накажи — пусть удирает от греха подальше…
Привычно и ловко вставил ленту, лег на живот, раскинув ноги, и плотно поставил локти. Прищурив глаза, осмотрел лощину. Пожалел, что белые идут редкой цепью и часто припадают к земле. Много патронов сожжешь впустую. А ротный не спешит, ждет, когда подойдут ближе. Вот уже слышно, как ругаются, грозят беляки. Пора, пожалуй, пора.
Залп гулко прокатился по лесу. Тревожно заржали кони. Бачурин наметанным глазом определил: не тот прицел взяли стрелки, недолет. Не нажимая на рукоятки, повел тело пулемета слева направо, приговаривая:
— Приколачивай гадов, приколачивай…
Три с половиной года провел Евлампий Бачурин на германском фронте. Четырежды был ранен. Пулеметное дело освоил прочно. И сейчас вел огонь не спеша, прореживая цепь атакующих, привычно кричал товарищам:
— Приколачивай вражье племя, приколачивай!..
И стрелки–верхнеуральцы хладнокровно и сноровисто брали атакующих на мушку, зря патронов не жгли — в обозе не возьмешь, ушли подводы на Белорецк.
Казаки не выдержали, залегли, поползли к лесу.
Бачурин плюнул на кожух. Слюна зашипела. Хотелось пить. Пулеметчик поднес фляжку к губам, но раздумал и напоил пулемет. Услышал тревожный голос:
— Смотри, Евлаха, снова вылезли.
— Снаряжай ленты, приколачивай, приколачивай…
Номерной заглянул в шапку, предупредил:
— На ленту, от силы на полторы осталось. Ты поскромнее, Евлаша, это самое… приколачивай… занять‑то негде.
И снова Бачурин повел огонь. Очереди были короткими: три–четыре патрона. Радовался, когда замечал — падают и не встают.
Стрелки скупо поддерживали пулеметчика — кончались патроны.
Отбили атаку. Белоказаки отошли в лес. Командир атакующих понял: лобовой атакой пулемет не возьмешь— и послал полсотни казаков в обход позиции.
Всего лишь до взвода шло на Бачурина. Это были опытные вояки, меткие стрелки. Пули звонили о щит «максима», пули хлестали по тракту, высвистывали: «Пригнись!»
Бачурин расстрелял ленту, поторопил товарища:
— А ну давай живей… Ползут, гадюки, конца края нет.
Номерной не отозвался.
Пулеметчик оглянулся, увидел: на лбу и на спине друга багровые пятна… Взял ленту. Встретил бегущих длинной очередью. Передние упали. Задние скатились с дороги. Швырнули несколько гранат. Они не долетели — взорвались на тракте.
Бачурин услышал:
— Сдавайся — не тронем.
— Попробуй возьми! — И пулеметчик не спеша повел тело пулемета слева направо. Лента кончилась. Бачурин торопливо разобрал замок и разбросал его части. Вытащил гранату.
— Ну что, взяли, гады! — И лег на горячий пулемет. И когда белоказаки подбежали вплотную, вырвал чеку гранаты. Взрыв прогремел суровым салютом.
Так вошел в бессмертие бывший сапожник, солдат большевик Евлампий Бачурин.
2 августа 1918 года в особняке управляющего Белорецким заводом собрались командиры полков. Спорили долго, жарко. Наметили новый план прорыва к Красной Армии. Вместо раненого Николая Каширина главнокомандующим выбрали Василия Блюхера.
Прежде чем закрыть совещание, Блюхер предупредил командиров:
— Надо все деньги, мануфактуру, продовольствие собрать в армейский фонд. Об этом напишем приказ. Готовьте отряды, запасайтесь всем необходимым в дальнюю дорогу. Завтра выступаем.
Адъютант главкома Михаил Дмитриевич Голубых распахнул окно:
— Накурили, дышать нечем.
Выждал, когда все командиры ушли, сказал улыбаясь:
— А я, знаете ли, интересную байку в белогвардейской газетке вычитал. Сообщают, что из Москвы приехал в Белорецк нанятый за огромные деньги бывший немецкий генерал фон Блюхер. И еще обещают: тот, кто застрелит Блюхера или живым доставит в штаб, получит награду двадцать тысяч рублей.
— Двадцать тысяч, говоришь? Не очень дорого. Видно, мало били, дешево ценят, — катая карандаш по бумаге, заметил Блюхер. — Повеселил немножко — спасибо. А сейчас займемся приказом.
…Никто не отдыхал в этот тревожный день. И бойцы и командиры понимали: впереди трудная дорога, нужно где‑то найти подводы, запастись продовольствием и фуражом, раздобыть хотя бы по паре белья.
У огромного пруда копошились дружинники: мылись, чинили обмундирование и обувь, чистили оружие.
Блюхер встретил бегущего куда‑то Томина:
— Ну, как дела?
— Стараемся. В двадцать часов никак не уложиться.
— Надо! Твой отряд выступает первым.
Блюхер прошел к секретарю партийного комитета Белорецка Козлову, попросил;
— Иван Петрович, выручай. Поднимай народ на подмогу нашим командирам.
— Все на ногах, товарищ Блюхер. Боевое имущество на Металлургическом полностью отремонтировали. Хлеб пекут во всех домах. Шьют рубахи, готовят бинты. Все сапожники чинят обувь. Одним словом, все, что в наших силах, сделаем. И уйдем с вами.
Блюхер потер ноющие виски, тихо сказал:
— Надо мобилизовать всех врачей и сестер. А вот семьи боевиков не возьмем… Тяжело, но иначе нельзя.
— Я понимаю. Поговорим с народом. Кое–кого оставим для работы в подполье.
— Сам‑то как решил?
— Пойду боевиком в Белорецкий полк.
— Вот это хорошо. Организуешь политическую работу. Белорецкий полк уходит последним. Пусть бойцы лишние сутки с родными побудут. Ну, до встречи в походе.
На дороге к штабу Блюхера догнал усталый верховой, доложил:
— Товарищ Блюхер! Командир шестой роты Верхнеуральского полка Иванчиков. Белые сильно жмут. Наши заставы поредели. Всего в деле второй батальон.
Блюхер вскочил в штаб, приказал:
— Голубых, разыщи Ивана Каширина! Пусть прикажет Погорельскому поднять в ружье первый и третий батальоны и двинуть на помощь второму. Скажи так: любой ценой удерживать противника, пока не закончим эвакуацию города.
На правом берегу Белой, сокрушая деревья, тяжело ахнули взрывы.
«Пристреливаются по заводам, — определил Блюхер. — Устроят мясорубку. Слишком много, людей собралось в Белорецке. Надо, не ожидая полной готовности армии, постепенно выводить отряды на Стерлитамакский тракт».