Страница 34 из 56
— Кто там? — спросил Борис, приподнявшись на локте. Не ответив на вопрос, в комнату вошел человек в форменной одежде с кожаным портфелем под мышкой. Борис отшатнулся, побледнев, — портфель показался ему слишком внушительным.
— Кто вы такой?
— Курьер с «Балканской звезды».
— Что вы желаете?
— Принес письмо от нашей директорши. Распишитесь в получении. Вот ручка.
Борис отстранил ручку.
— У меня свои принципы.
— Что вы сказали?
— Я не расписываюсь.
— Пожалуйста.
— Нет, нет.
Он вскрыл конверт.
«Приходите с Гитой в ткацкий цех. Можете завтра же приступить к работе. Орлова».
Забыв о своих принципах, Борис выхватил ручку и через весь конверт написал крупными буквами: «Я подумаю. Б. Желев». Бросил письмо на столик, а пустой конверт подал курьеру. Оставшись один, он сказал себе с кривой усмешкой: «Наконец-то удалось поставить их на колени!» Лениво закинув ноги на постель, он решил не вставать, пока не пройдет головная боль и не исчезнет тоска, охватившая его неизвестно почему.
21
В учебной комнате ткацкого цеха, где Яна давала уроки новичкам, висел на дверях приколотый кнопками пожелтевший лист бумаги. На нем было написано: «Смена сновалок без нахождения утка сверху… Смена сновалок без нахождения утка снизу… Смена сновалок с нахождением утка… Заправка сновалок с помощью крючка и заправка сновалок без помощи крючка. Связывание и продевание порванной нити перед щеткой. Связывание порванной нити основы за станком с нитью, предварительно продетой через щетку. К краю катушки…»
Пожелтевший листок бумаги обтрепан по краям. Занятия велись давно, о них не вспоминала, может быть, и сама преподавательница. Учебная комната пустует, в ней нет ни души. На классной доске еще сохранился какой-то чертеж. Мелок переломан пополам. Цифры недописаны. И все же эта комната не приводит в уныние, потому что рядом, за стеной, слышится гул ткацких станков. Не надо горевать и о том, что преподавательницы тут нет. Нужно только снять старое расписание, чтобы не сбивало с толку новых учеников. У каждого преподавателя свой метод.
Обходя цеха, Ружа искала взглядом, не работает ли в эту смену кто-нибудь из ее старых подруг. Увидела только Райну, все остальные уехали на «Победу Сентября». Ружа приветливо улыбнулась высокой худенькой девушке.
— Тебе, Райна, не удалось освободиться?
— Да уж такое мое счастье, Ружка, ты знаешь. Но как кончится смена, сейчас же поеду. Вы меня ждите.
— Подождем. Да захвати аккордеон.
— О, больно ему нужен, Манчеву, мой аккордеон!
— Возьми, возьми! — настойчиво повторила Ружа и пошла дальше — хотелось удостовериться перед отъездом, что все в полном порядке.
Потом вернулась в кабинет и, остановившись перед зеркалом, еще раз внимательно осмотрела себя. На свежем лице не было признаков усталости — ясные глаза светились радостью. Не подкрасить ли губы? Бледные губы на бледном лице — да еще в веснушках! — это всегда огорчало Ружу. Она достала из сумочки помаду и накрасила губы. «Колю не узнает меня», — подумала она и подмигнула себе в зеркало, чувствуя, как у нее поднимается настроение.
По пути она заехала в редакцию, чтоб захватить Колю, но оказалось, что он давно укатил на редакционной машине. Это несколько задело Ружу, и, сев в «победу», она понеслась по шоссе, ведущему в горы.
«Маленькое, скромное торжество» только что открылось. Манчев и Яна сидели в центре праздничного стола. В большой хрустальной вазе стоял букет лесных цветов; среди них было и несколько благоухающих красных роз — любимых цветов жениха. Он и сам был похож на огромный цветок, на распустившийся горный пион, разливающий запах духов. Тщательно выглаженная сорочка сверкала белизной. Галстук был завязан пышным узлом. Черный жилет придавал стройность его фигуре. Крупные руки спокойно лежали на белой скатерти, и лишь иногда, в приливе чувств, он начинал барабанить пальцами по столу, всем сердцем радуясь близости сидящей рядом с ним женщины, избранницы на всю жизнь.
Перед каждым из гостей стоял наполненный вином бокал, но к вину еще никто не прикасался. Ждали директора «Балканской звезды». И уже порядочно истомились. Колю то и дело вскакивал со своего места и бежал посмотреть, не показалась ли со стороны города машина. Руже не впервые опаздывать — сколько раз Колю просто сгорал от нетерпения у входа в театр или кино, — но на сей раз она превзошла себя!
Радио сообщало собравшимся новости дня. Почти никто не слушал его, но вдруг жених привлек всеобщее внимание, постучав вилкой по тарелке. Объявляли результаты матча, на который Манчев не попал: помешала собственная свадьба. Он потемнел лицом, узнав, что армейцы потерпели поражение с результатом один ноль. Мгновенно разгорелись споры о том, почему эта команда проигрывает и долго ли так будет. Кто-то в шутку стал поддразнивать Манчева, и тот, в горячности задев свой бокал, разлил вино. Заалело пятно, невеста смутилась, женщины, ахая, принялись посыпать его солью. Кто-то из мужчин снова наполнил бокал Манчева, уверяя, что это к счастью. Тут как раз появилась Ружа.
— Штрафной ей, штрафной! — закричали со всех сторон, хлопая в ладоши и стуча ногами — выражая тем самым и протест и радость. Ружа попросила извинить ее, поздоровалась со всеми и села на место Колю рядом с женихом. Колю — хочешь не хочешь — пришлось сесть по другую сторону — возле Яны, и торжество началось. Как нельзя более кстати по радио стали передавать марши, будто в угоду Манчеву, который их очень любил. Да, лучше и не придумаешь: марши и вино! Велика важность, в конце концов, что армейцы в кои-то веки проиграли одно очко! Всегда выходили победителями, так будет и впредь! А пока выше голову и… «Ваше здоровье!»
Он поднял бокал, желая чокнуться со всеми.
— Погоди, погоди, товарищ Манчев, — остановила его Савка Рашенова. — Надо соблюдать порядок. Перво-наперво послушаем, что скажет кума, а дальше уж все пойдет своим чередом.
— Правильно, правильно! — одобрили все и потянулись с бокалами к Руже.
Ружа встала, откашлялась и, глядя на Яну и Манчева, сказала:
— Ну, дорогие друзья, наконец-то мы «вас опутали после долгой борьбы и страданий», как сказано в какой-то статье моего супруга… Что ж, здравствуйте и преуспевайте в своей жизни! Я не мастер произносить спичи, но мне хочется поцеловать в лоб товарища Манчева.
— Почему именно в лоб? — посыпались вопросы.
— Потому что он умница.
— Видали ее?..
— И еще хочу поцеловать его в глаза.
— А это почему?
— Потому что он дальновиден, — продолжала Ружа. — Умыкнул у нас лучшую работницу и теперь вызывает на соревнование… — Ружа помолчала и, неожиданно повысив голос, заключила: — Помни, товарищ Манчев, мы с легкой душой отдаем тебе Яну! Но она останется и нашей — ты всегда отпустишь ее к нам, когда попросим. А соревнование мы все равно выиграем!
— Насчет этого еще подумаем, — усмехнулся Манчев, — а ты не забывай о поцелуях!
— Правильно, правильно!
— Я в долгу не останусь, друзья, не поскуплюсь!
— Колю, смотри в оба!
Колю вспыхнул. Впервые он видел жену в таком настроении и опасался, что его ненадолго хватит. Но Ружа оказалась на высоте. Она поставила бокал и, как было обещано, дважды поцеловала Манчева. Это вызвало всеобщее одобрение; зазвенели бокалы, послышались новые тосты. Ружа подошла к Яне и поцеловала ее в полные слез глаза.
— Спасибо тебе, Ружка, за все, — сказала Яна. — Большего мне не нужно.
Они глядели друг на друга и не могли наглядеться. А Манчев с поднятым бокалом уже тянулся к жене, чтобы поцеловать ее, считая, что не вправе пренебрегать этой первейшей своей обязанностью. Гости радостными возгласами приветствовали его решительность. Он покраснел от удовольствия. Веселье продолжало нарастать, как тому и быть должно.
«Маленькое, скромное торжество» происходило в фабричном парке, на окруженной липами поляне, возле горного потока, где остужались бутылки с вином и прочими напитками. Чуть поодаль за отдельным столиком сидели дети.