Страница 33 из 56
Он отпил глоток и вдруг закричал:
— Эй, воры! Кто украл у меня сверток? Мой сверток! У меня был сверток! Кто его украл?
— Ты что, ослеп, что ли? — пробурчал Гатю. — Вот он у тебя перед глазами.
Борис осклабился.
— Извиняюсь… Так кого я жду? Товарища Желеву… Пардон, Манчеву!
И тыча Гатю в грудь пальцем, затрясся от смеха. Гатю пристально смотрел на него. Борис напоминал ему петуха, исклеванного курами, который все еще горделиво пыжится.
— Зачем тебе Яна понадобилась? — спросил Гатю.
Вместо ответа Борис крикнул:
— Цыц! — и замахал на него, будто боясь, что Гатю его укусит. — Не суй морду, куда не просят! Будь здоров!
Гатю чокнулся, но продолжал выпытывать:
— Неужто тут что-нибудь такое… этакое…
— В шаферы напрашиваешься?.. Мой сверток! Эй, кто украл сверток?
Гатю снова подал сверток. Борис уронил его, и из картонной коробочки выпал розовый голыш с румяными щечками. Удивленный возчик нагнулся и поднял куклу двумя пальцами, боясь раздавить ее в своей грубой руке. Голый человечек с улыбкой глядел на них. Гатю и Борис засмеялись.
— Веселая, — заметил буфетчик, наблюдавший эту сцену.
— Не тронь! — крикнул Борис, потянувшись за куклой, которую Гатю хотел было опять спрятать в коробку. — Пускай тут останется и смотрит, как я пью. Пусть учится. Понял?
Он с большим трудом установил куклу перед собой и, чокаясь с ней, коснулся ее розовой головки. Глаза куклы — большие, голубые, с длинными нарисованными ресницами — чарующе смотрели на пьяного человека, бормотавшего что-то бессвязное. «Жила была девочка… Звали ее Валентиной… Где она, эта девочка?»
— Послушай, Гатю, — прочувственно начал Борис, обнимая его за талию. — Яна от меня не уйдет… До рассвета тут проторчу, но дождусь ее… Я должен объясниться с ней… Верно, девочка?.
— Она тут больше не работает, — прервал его Гатю. — Не знаешь нешто? Перешла на «Победу Сентября»! Зря ждешь.
Борис уставился на него пьяным взглядом.
— Ты что, смеешься?
— Ей-богу! Я слышал.
— Слышал!.. Твои уши… Не верю я твоим ушам… Ослиные они… Не слышат… Ничего они не слышат!.. Верно, девочка?
Борис торопливо допил ракию, выложил перед ошарашенным буфетчиком горсть скомканных банкнот и снова обнял Гатю.
— Теперь нам пора идти. Родительский долг выполнен… Я натура немного неустойчивая, но ты мне поможешь.
Гатю взял в одну руку кнут, чтобы опираться на него, другой подхватил Бориса, и они двинулись. Вслед им буфетчик крикнул:
— Эй, товарищи, вы забыли куклу! Куклу забыли!
Оба остановились, с удивлением оглядываясь на павильончик.
— Неси ее сюда! — приказал Борис.
Запыхавшийся буфетчик подал куклу. Борис взял розового голыша за ножку, головой вниз, и пошел с Гатю дальше, размахивая им.
Стемнело. Они тащились по кривым улочкам, шатаясь из стороны в сторону, и вместе с ними металась кукла. Вдруг Гатю спросил:
— Когда же ты к нам придешь, а? Мы ждем тебя с нетерпением.
— Куда это к вам? — проворчал Борис.
— На «Балканскую звезду».
— Ах, там, значит, вы? А где же мы?
Он споткнулся, и кукла мелькнула перед самым его носом.
— Я и не знал, что это вы там. А мы где?
— Ты еще не уладил дело с квартирой? — спросил Гатю, чтобы уклониться от назойливого брюзжанья, но Борис не поддался на хитрость. Держась за Гатю, он продолжал бормотать:
— Значит, у вас есть квартира, а у нас нет! Спасибо, товарищ Беглишки! Спасибо!
— Я не Беглишки, — возразил Гатю.
— А кто же ты? Извиняюсь… Сверток!
Он стал шарить по карманам.
— Где сверток! Кто украл мой сверток?
Гатю нагнулся и поднял куклу. Одна ножка у голыша была вывернута. Гатю сунул его к себе в карман, и они поплелись дальше.
Борис успокоился. Голые куклины ноги торчали из кармана и время от времени шевелились, словно кукле хотелось вылезть наружу.
Долго петляли они по булыжным кривым улочкам и уже не знали, как выбраться из этого лабиринта. Вдруг неожиданно для себя они очутились на небольшой площади, посреди которой стоял милиционер. Гатю оторопело попятился.
— В чем дело? — дернул его за руку Борис. — Говорил я тебе, что Борис Желев не оглядывается назад? Ты литературу читаешь? Читаешь художественную литературу?
— Читаю, читаю, — сказал Гатю. — Не кричи!
— Тогда что же ты испугался народной милиции? Народная милиция управляет движением. Так?
— Так.
— Следовательно, если двое заблудившихся ищут правильный путь, милиция им укажет. Так?
— Так.
— Если у заблудившихся нет дома, милиция пригласит их в свой. Так? Ну и что же? Почему ты робеешь? Вперед и только вперед!
Он потащил Гатю прямо на милиционера.
— Нас надо сориен… ор… Как нам пройти, товарищ милиционер? Домой…
Добродушно улыбаясь, молодой паренек подошел к ним.
— Что вы ищете? Точнее!
— Городские часы, товарищ милиционер, — трезво пояснил Гатю.
— Чтоб сверить наши часы! — сейчас же ввязался Борис, взглянув на свою руку. — Нам нужно сверить часы!
Милиционер указал на возвышавшуюся вдали башню, к которой вела узкая улочка.
— Вон туда идите, — сказал он, — да поскорей! По домам пора.
— Большое вам мерси! — кланяясь, козырнул Борис. И сразу же обрушился на Гатю: — Почему ты завел меня в туман? Кто дал на это право? Придется тебе ответить перед народной милицией, товарищ Беглишки! Понимаешь?
— Не болтай глупостей, — разозлился Гатю и схватил его за шиворот. — Замолчи! Слышишь? Замолчи!
Борис, вывернувшись, посмотрел на него налитыми кровью глазами. Заросший бородой Гатю был страшен. Пот катился у него по лицу. Почувствовав каплю на своей руке, Борис отдернул ее с таким видом, словно это было расплавленное железо.
— Надоело! — промычал Гатю, сильнее стянув ворот Бориса. — Трепло этакое… Ступай! Всю ночь таскаемся по закоулкам… Ступай, говорю!
Борис примолк.
На площади было светлей. В центре ее высилась старая башня с часами, рядом светился огромный глобус. Гатю не рискнул оставить здесь Бориса. Привел его в гостиницу, втолкнул в дверь и силком усадил на лестнице.
— Паршивец… Сумеешь сам подняться?
— Дурак ты, товарищ Беглишки, — промямлил Борис, валясь на ступеньку.
Гатю снова схватил его за шиворот, тряхнул с ожесточением и поволок наверх.
Добравшись до площадки, он сгрузил его там, как мешок с картофелем, и, вытирая пот, стал медленно спускаться. Из кармана у него торчали ножки куклы, которая, казалось, брыкалась, стараясь выбраться на волю. Борис хотел крикнуть, чтобы он взял куклу себе, но из горла вырвался только хрип. «Чуть не задушил меня этот идиот», — подумал он и, охваченный животным страхом при мысли, что его и в самом деле могли задушить, стал взбираться по лестнице, держась за перила.
Насилу дотащился он до своего номера, открыл дверь и не раздеваясь рухнул на постель. Уснул мгновенно и не пошевельнулся до самого утра, когда его разбудил зазвеневший в соседнем номере будильник. Оглядевшись, Борис убедился, что в комнате никого нет. И опять уронил голову на подушку, собираясь еще поспать, но внимание его привлек шелест бумажки, на которой было что-то написано. Хоть и с трудом, он все же разобрал: «Борка, я перенесла чемоданы к госпоже Сокеровой, там мы снимем квартиру, довольно скитаться по гостиницам. Как выспишься, сразу приходи. Ключи у хозяйки, это очень благородная женщина. Я устроилась на работу в трудкоопе, будем плести мартенички. Могу и тебя пристроить. Ждала тебя допоздна. Опять ты наклюкался. Это вредит твоему здоровью. Гита».
Борис снова уткнулся в подушку. В сознании осталось одно-единственное слово «мартенички»; он силился выбросить его из головы, уснуть, и не мог. Это словечко сверлило ему мозг до тех пор, пока совсем не прогнало сон. Борис вытянулся в постели и тупо уставился в потолок. Никак не удавалось ему понять, почему он один и почему у него болит голова.
В это время в коридоре послышались шаги. Кто-то подошел к двери и постучал.