Гибель дракона

Гаррисон многого не знал, но по-своему честно выполнил поручение Трумэна: убедить глав дзайбацу капитулировать, обещая, что угодно в будущем. «Там увидим, — сказал на прощание Трумэн, пряча глаза за стеклами очков. — Если на острова придут русские, дзайбацу потеряют все. И это будет самая большая наша потеря в этой войне. Невозвратимая потеря. Придем мы... там будет видно».

Если Япония не согласится на капитуляцию, то, как опасались американские воротилы, русские непременно высадятся на островах. Этого они допустить не могли. Япония, обнищавшая за время войны, становилась прекрасным источником сырья и рынком сбыта. Давно связанные с дзайбацу, американские фирмы рассчитывали после победы прибрать к рукам и промышленность Японии. Во-первых, самую развитую отрасль — текстиль. Географическое положение Японии давало право стратегам Пентагона утверждать: тот, кто владеет Японией, становится хозяином Дальнего Востока. Но это были планы на будущее. Теперь же Гаррисону предстояло добиться только одного: ценой любых обещаний склонить дзайбацу к капитуляции.

«Большая политика» начинала осуществляться. Гаррисон старался еще и потому, что на этой операции он зарабатывал свои непременные пять процентов. Не на один же год будет оккупирована Япония. Все договора, поставки, расчеты пойдут через его руки. И с любой сделки — пять процентов...

Наступила тишина. В комнате стало нестерпимо душно. Гаррисон расстегнул намокший крахмальный воротничок сорочки и закурил новую сигару. Он сказал все, что мог сказать.

— Будущее темно и неясно... — словно про себя бормотнул Ясуда, и все согласно закивали.

— Темно и неясно, говорите? — живо обернулся Гаррисон. — Сейчас я рассею темноту и внесу ясность! — он вытер шею. — Вы сами виноваты, господа, что проиграли войну... так скоро, я хочу сказать. Мы рассчитывали вести войну на востоке до сорок седьмого года, если не дольше. Вы меня понимаете? — он смотрел на присутствующих ясным взглядом. Японцы закивали. — Но... вступила третья сила. Этого мы уже не могли предотвратить. Америка не может ручаться, — Гаррисон сорвал размокший воротничок, — что завтра русские не начнут бомбить Токио. И тогда... Ну, вы понимаете, что будет тогда. Америка не может ручаться и за то, что русским не придет в голову завтра высадить десант на острова.

— Мистер... — начал было Ивасаки, но американец перебил его.

— Вы хотите твердых гарантий? — воскликнул он, снимая сюртук. — Пожалуйста! Я имею полномочия гарантировать наш устный договор именем Америки, — он вынул из кармана сложенный вчетверо плотный лист бумаги, неторопливо развернул его и передал Ивасаки. Описав круг, бумага вернулась Гаррисону. — Этого достаточно, господа? — вопрос прозвучал торжественно.

— Мы понимаем ваше высокочтимое предложение так: во-первых, ваша армия сохраняет наш политический строй, — Ивасаки оглядел присутствующих; старейший, Ясуда, кивнул. — Во-вторых, вы не ограничиваете власть императора; в-третьих, вы сохраняете наши концерны; в-четвертых, мы сохраним армию...

— Э-э-э! Я этого не говорил, — перебил его Гаррисон. — Вы сохраните армию. Пусть! Но, знаете, под каким-нибудь соусом... Резервные корпуса полицейских, подсобные части для американских войск... На первое время. Хотя бы на первое время.

— Извините, мистер Гаррисон, мы поняли вас, — Ивасаки наклонил голову. — Я продолжаю. В-четвертых, вы сохраняете нашу армию и флот. В-пятых, мы, — он обвел рукой сидящих, — сохраняем за собой право назначать и сменять кабинет министров... Простите, направлять и контролировать выборы. Правильно ли мы вас поняли?

Снова присутствующие, как заводные куклы, согласно закивали головами.

Гаррисон взъерошил остатки волос, подумал несколько секунд и ответил решительно:

— Совершенно правильно.

Наступило некоторое оживление. Послышался тихий шепот. Ясуда заговорил, размахивая руками:

— Я осмелюсь спросить, — прошепелявил он, обращаясь к Гаррисону, — зачем же ваш сенатор, мистер Коннели, заявил на весь мир: «Слава богу, русские вступили в войну, — значит, война кончена». Как же понимать ваше теперешнее заявление, мистер Гаррисон?

Тревожная тишина повисла в комнате.

«Выжил из ума, старый идиот! — злобно подумал Гаррисон о сенаторе. — Черт его дернул за язык». — И любезно ответил:

— Видите ли, господин Ясуда, для общественного мнения иногда необходимо высказывать и такие вещи. Что поделаешь? — он пожал плечами. — Бизнес!

Японцы заговорили между собой. Видимо, они никак не могли прийти к общему решению. Барон Ивасаки молчал. Ясуда поддакивал всем. Особенно горячился Мицуи — бодрый старик с черной атласной повязкой на левом глазу. «Не хочет расставаться с Кореей и Маньчжурией, — подумал Гаррисон, внутренне усмехаясь. — Нет, господа, кончилась ваша эра на востоке. Идет другой хозяин... Так, кажется, выразился Трумэн?..»

И, словно в ответ на его мысли, глава Мицуи спросил:

— Господин Гаррисон... — он даже привстал в волнении. — Мы лишаемся главного — Кореи, Маньчжурии, Китая. Наконец, гибнет тысячелетняя мечта нашего народа о создании сферы процветания, о Приморье, нагло отторгнутом русскими...

Гаррисон сочувственно вздохнул и, бросив сигару, откашлялся:

— Господа, очень душно, — он вытер пот. — Временно вам придется отказаться от создания сферы. Дело в том, что вы выбрали неважного союзника и... — он принужденно улыбнулся. — И напали не на того врага, но, господа, — Гаррисон поднял палец, — время исправит эту ошибку. Как говорили древние, «ваши враги — мои враги», — Гаррисон засмеялся… — Нам нужно время. Я думаю, что после атомных бомб, сброшенных на Нагасаки и Хиросиму... вы, надеюсь, проинформированы? — японцы закивали. — От Нагасаки остался прах. Хиросимы больше не существует... Наше новое оружие рождает колоссальные возможности в будущем. Сегодня атомная бомба упала у вас, а завтра она упадет там, где это будет нужно и нам, и вам, — широким жестом Гаррисон обвел присутствующих. — Владея атомной бомбой, мы овладеем всем миром. Но... — он усмехнулся, представив себе, как вытянутся сейчас лица японцев. — Но мы не хотим гибели вашей промышленности. Я уже приносил наши глубочайшие извинения мистеру Ивасаки за невольный ущерб, причиненный ему в Хиросиме и Нагасаки. Но это такое оружие... такое оружие, господа, что невольно вспоминаешь конец света! Итак, не капитулируя, вы рискуете всем. Капитулируя, приобретаете союзника — Америку. В то же время вы наносите моральный — жаль, конечно, что лишь моральный — ущерб русским. Каким образом? А вот: «Мы, японцы, капитулируем перед атомной силой Америки. Сохраняем от разрушения страну. Людей». Вы меня понимаете?.. Теперь о русских: Квантунская армия должна сопротивляться. Пусть будет объявлена капитуляция. Но... драться необходимо. Необходимо затем, чтобы иметь право сказать: русские уничтожают японцев в Маньчжурии. Они мстят нам за поражение тысяча девятьсот пятого года, тогда как исход войны уже решила атомная бомба.

Наступило оживление. Мысль Гаррисона понравилась.

— Мы объединим промышленность наших стран, — убеждал дальше Гаррисон. — Подготовим базу. Тогда-то, мистер Мицуи, можно будет вернуться к мысли о создании вашей сферы...

— А наши заводы? — несмело спросил Ясуда. — Они не пострадают... от капитуляции? Вы наводните наши рынки.

— Об этом мы договоримся на разумной основе, господа.

После короткого совещания результат переговоров сообщили императору, ждавшему в соседней комнате...

Начиналось утро, когда машина цвета кофе с молоком возвращалась из дворца. На Императорской площади стояли толпы людей. Все они смотрели на серую высокую стену и молчали.

— Что они делают? — недоуменно спросил Гаррисон сидевшего рядом Ивасаки. — Почему молчат?

— Они умоляют живого бога прийти к ним на помощь, — Ивасаки отвернулся от окна. — К императору можно обращаться только мысленно. Он — бог.

На улицах метались японки в развевающихся кимоно, иногда слышались истерические возгласы.

На перекрестке машина задержалась — шел строй. За солдатами бежал ожиревший мужчина и хрипло кричал: