Гибель дракона

Степь не спит. Она дышит, шепчет. Воздух чист и прохладен. Он бодрит. В серебристом свете необыкновенно ярких звезд пропадают тени и хорошо видны голые вершины сопок, похожие на лысины стариков. Кажется, это сказочные люди-гиганты прилегли отдохнуть...

Может быть, именно так думал Камалов, лежа за невысоким рогатым камнем метрах в ста от рубежа. Тело притерпелось к одному положению, и уже не хотелось, как десять-пятнадцать минут назад, перевернуться, согнуть ноги или вытянуть руки до хруста в суставах. Смена придет нескоро. Вот опустится рукоять Большой Медведицы, и он услышит шаги. Но пока еще звездный ковш висит ровно.

С наступлением прохлады утихла и жажда. Теперь Камалова одолевала дремота. Чтобы не заснуть, он принялся рассматривать ближние кусты, потом поглядел на линию горизонта: там темнели чужие сопки. Вон в той седловине стояли японские пушки. А он в это время связывал гранаты. Сержант еще сказал, что упадет снаряд и набьет шишку! Камалов широко улыбнулся: шишку! И медальона не нашли бы. А медальон — плотно завинченная трубочка с домашним адресом и фамилией солдата — уперлась сейчас Камалову в правую сторону груди, между ребер.

Но шевелиться нельзя, и Камалов терпел. Наконец, решился чуточку, самую малость повернуться, но явственно услышал смелые шаги, и замер. По той стороне шел человек, не опасаясь и не прячась. Камалов забыл обо всем. У него вдруг сразу пересохло в горле. «Нарушитель?» Камалов усомнился. Ни один, пусть самый глупый шпион не станет делать столько шума. Может быть, здесь отвлекают часового, а нарушитель где-то недалеко уже ползет по этой стороне рубежа? Мускулы Камалова напряглись. Он затаил дыхание. Человек, между тем, бережно держа под мышкой какой-то объемистый сверток, направился через распаханную полосу и — теперь Камалов видел его совсем хорошо — упал на землю. Камалов чуть не приподнялся от удивления, когда понял, что человек заплакал — заплакал навзрыд. Потом он встал, и, не таясь, пошел вперед. Когда он миновал камень, Камалов негромко приказал:

— Ложись!

Человек покорно лег на землю, положив свой сверток под голову, будто устраивался на отдых.

...Приказав одному из патрулей занять место Камалова, которого должен был опросить начальник погранзаставы, Карпов подошел к лежащему на земле человеку. Подчиняясь команде, тот встал и, отдав сверток одному из солдат, бодро зашагал по тропинке. Когда его ввели к начальнику заставы, он торжественно сказал, старательно и чисто выговаривая русские слова:

— Здравствуй, товарищ! — и сняв потрепанную шляпенку, показал седые, совсем белые волосы, отчего лицо его, и без того молодое, показалось совсем мальчишеским. — Я — Ван Ю. Китайский партизан.

Непринужденно, словно он был дома, Ван Ю уселся поудобнее и обвел всех радостно блестящими глазами. Да, его зовут Ван Ю. Он пришел с Хингана, от партизан. Пришел в Советский Союз просить помощи. Вот письмо. И протянул начальнику заставы большой лист бумаги, весь испещренный подписями. Здесь были и китайские иероглифы, и японские печати, и русские буквы. В самом низу листа приложили пальцы неграмотные.

Письмо было совсем короткое:

«Братья! Наш народ погибает. Последнюю кровь сосет заморский дракон-японец. Если вы не поможете, кто нам поможет?»

Начальник заставы взял сверток и, развернув тряпки, пропахшие керосином и машинным маслом, извлек небольшой чемодан добротной коричневой кожи. А Ван Ю рассказывал, как, убежав с тележкой рикши от Семенова, он уже в сарае старого Цзина увидел этот сверток. Семенов очень боялся за свой чемодан, все время на него смотрел. Семенов — враг Советского Союза. Может быть, здесь какие-нибудь важные секреты, кто знает? Ван Ю не мог оставить этот чемодан, он взял его с собой.

Через полчаса Ван Ю уже спал.

Выезжая три дня назад из Хайлара, капитан Казимура надел шубу, шапку и унты. На северных склонах Хингана голые деревья мертво стучали сучьями. Но за перевалом потеплело: в Чжалантуне была ранняя осень, в Ганьнане — почти лето. В Цицикаре капитан ходил без шинели: город не думал о зиме. Капитана вызвали в японскую военную миссию в городе Харбине. Он полагал, что вызов связан с предстоящим выступлением против России и внутренне ликовал: исполнялась его мечта. Освежившись в номере харбинской гостиницы «Для приезжающих офицеров японской армии», капитан не спеша отправился в миссию: идти близко, а времени в запасе много. Воспитанный в беспрекословном повиновении старшим, Казимура был уверен: каждый приказ офицеру исходит от императора. Император и армия — едины. «Армия, — провозгласил император, — мои руки и ноги». Шумная суета большого города не развлекала капитана, он гулял сосредоточенно, словно был занят большим и важным делом.

Ровно в двенадцать вежливый и предупредительный офицер проводил его до дверей кабинета. Казимуру ждали. За столом, в середине большой и светлой комнаты, сидел заплывший жиром пожилой генерал. Капитан с трудом узнал Доихару.

— Садитесь, капитан, — Доихара указал короткой толстой рукой на кресло перед столом. — Будем беседовать, как раньше в школе. Вы были многообещающим курсантом... — генерал закашлялся, лицо его побагровело.

Казимура почтительно поблагодарил, сел и чинно сложил руки на коленях. Он был весь воплощенное внимание. Раз вызвал «сам» Доихара — значит, дело необыкновенной важности. «Война, война», — звенело в ушах коротенькое слово, ласкающее, как музыка.

Отдышавшись, Доихара шумно хлебнул глоток подогретого сакэ.

— Как ваше ценное для родины здоровье? — спросил он.

Казимура смиренно поблагодарил, проклиная в душе обычаи вежливости, без соблюдения которых знакомые не начнут делового разговора, и в свою очередь, почтительно осведомился о здоровье господина генерала. Доихара предложил рюмочку вина. Казимура принял драгоценный подарок и, медленно выпив, снова поблагодарил. Больше получаса прошло в выражении «знаков внимания». От нетерпения капитан готов был грызть пальцы. Но Доихара пристально наблюдал за ним, и Казимура не показывал ни малейшего признака беспокойства. Разведчик должен быть закален и выдержан, как меч Сусано[6].

Внезапно генерал умолк на полуслове и потребовал «особенного внимания... как на уроке». Казимура придвинулся ближе к столу.

— Сегодня вы выедете обратно в Хайлар. Сдадите дела... временно. Вечером третьего дня, считая завтрашний день первым, самолет компании «Манею кабусики кайся» доставит вас на остров Окиноэрбаусима. Там вы пересядете на самолет одной из нейтральных стран. Будете лететь с представителем той страны, куда вы направляетесь для выполнения важного задания, — генерал помолчал, собрав кожу жирного лба в сальные складки. — Вы имеете техническое образование?

— Так точно. Окончил политехнический институт в Токио. Три года учился в Чикаго. Узкая специальность — электрик...

Это генерал знал из личного дела разведчика, но если он находит нужным спросить — значит, так нужно.

— Знакомства в Америке?

— Специальные. Директора компании «Дженерал электрик», инженеры-электрики «Дженерал моторс» и Форда... Как было приказано, господин генерал!

Доихара улыбнулся. Вот они — плоды многолетних трудов: в любой стране учились, жили, работали, заводили теснейшую дружбу офицеры японской разведки, его выученики — бывшие рикши, гейши, парикмахеры, слуги, студенты, промышленники.

— Не скрою, капитан, вам предстоит труднейшая задача.

Казимура выпрямился. «Убить президента?.. Об этом давно поговаривают офицеры».

— Возобновите ваши старые связи и знакомства, не привлекая к себе внимания посторонних элементов, — продолжал генерал. — Надо закупить перечисленное здесь, — генерал притронулся рукой к пухлой папке. — Ознакомитесь в дороге. Вы полетите с мистером Гаррисоном. Будьте почтительны и предупредительны, как с самим императором. За океаном он будет направлять каждый ваш шаг. Следуйте его советам осторожно и осмотрительно. Вы — только инженер, представитель дома Мицубиси, не больше. Это для всех, в том числе и для Гаррисона. Помните, Казимура, — впервые генерал назвал его по имени, значит, начинается самое серьезное, — главное в вашей поездке — не закупки. Вы должны постараться... усиленно постараться, — поправился Доихара, — завербовать того, кто придет к вам от Федерального Бюро. Они придут — сомнений нет. — Казимура склонил голову в знак согласия. — Нам нужен план их наступления. Хотя бы в общих чертах. Откуда начнется, когда, какими примерно силами. Вот главное, капитан.

6

Меч Сусано — один из символов японской императорской власти. Согласно легенде, японский бог ветра Сусано нашел этот меч в одном из хвостов убитого им змея о восьми головах и восьми хвостах и отдал своей матери богине Аматерасу.