Страница 67 из 97
Хозяйка постоялого двора никак не могла понять, откуда мог возникнуть подобный слух. Разве капитан Леннарт не был честным, порядочным человеком? Он счастливо жил со своей женой, на которой женился всего лишь года за два перед тем, ибо жениться раньше ему не позволяли средства. Разве не было у него хорошего заработка и своей усадьбы? Что могло бы заставить такого человека украсть старые браслеты и кольца? И еще более невероятным казалось ей то, что подобному слуху могли поверить, что капитана Леннарта судили, разжаловали, лишили ордена Меча и приговорили к пяти годам каторжных работ.
Сам он не отрицал, что был на ярмарке, но уехал домой еще до того, как распространился слух о пропаже. На дороге он нашел какую-то старую безобразную пряжку, которую подобрал и отдал дома детям. Пряжка эта, как оказалось, была золотая, одна из тех, что были украдены у жены губернатора. Эта пряжка и погубила его. Однако немалую роль в этом деле сыграл Синтрам. Злой заводчик донес на него и представил неопровержимые доказательства. Как оказалось, Синтраму нужно было избавиться от капитана Леннарта, ибо ему самому грозило судебное преследование за то, что во время войны 1814 года он продавал норвежцам порох. Говорили, что он боялся свидетельских показаний капитана Леннарта и что теперь дело это прекратили за отсутствием улик.
Хозяйка постоялого двора не могла оторвать взора от капитана Леннарта. Он поседел и сгорбился, ему наверняка пришлось пережить немало тяжелого. Но он сохранил приветливое выражение лица и веселый нрав. Это был все тот же капитан Леннарт, который вел ее к алтарю, когда она выходила замуж, и танцевал на ее свадьбе. Он, наверное, и теперь не мог пройти по дороге, чтобы не остановиться и не поболтать с первым встречным, и готов был бросить монету любому ребенку. Наверное, он и теперь способен был уверять любую морщинистую старуху, что она с каждым днем все молодеет и хорошеет, и мог влезть на бочку и играть на скрипке для тех, кто танцует в Иванов день вокруг майского шеста.
— Вы, матушка Карин, — начал он, — как будто не хотите даже смотреть на меня?
Собственно говоря, он зашел на постоялый двор, чтобы узнать от нее, как дела у него дома и ждут ли его там. Ведь было известно, что он уже отбыл свой срок.
У хозяйки постоялого двора были для него только хорошие новости. Жена его работала, как настоящий мужчина. Она арендовала участок земли у нового владельца, и дела у нее шли как по маслу. Дети здоровы, и смотреть на них одно удовольствие. И они, конечно, ждут его не дождутся. Капитанша — женщина гордая и ни с кем не делится своими мыслями, но хозяйка постоялого двора знает одно: никто не ел ложкой капитана Леннарта и никто не сидел на его стуле в его отсутствие. В эту весну не проходило дня, чтобы капитанша не поднималась на вершину горы Брубю, высматривая, не идет ли по дороге ее муж. Она своими руками соткала и сшила ему новую одежду. По этому всему можно было судить, что дома его ждут, хотя капитанша ничего об этом и не говорила.
— Значит, они этому не верят? — спросил капитан Леннарт.
— Нет, — отвечала хозяйка. — Никто этому не верит. Когда капитан Леннарт собрался уходить, ему вдруг захотелось как можно скорее попасть домой.
Но случилось так, что, выйдя с постоялого двора, он повстречался со старыми приятелями. Кавалеры из Экебю шли сюда, чтобы отпраздновать день рождения Синтрама; они без малейшего колебания пожимали руку бывшему каторжнику и поздравляли его с возвращением домой. Не отставал от других и Синтрам.
— Дорогой Леннарт, — сказал он, — будь уверен, что на все была воля божья!
— Замолчи, мошенник! — закричал капитан Леннарт. — Ты думаешь, я не знаю, что тебя от плахи спас совсем не господь?
Все рассмеялись. Но Синтрам ничуть не обиделся. Его нисколько не трогало, когда намекали на его связь с нечистым.
И вот они затащили капитана Леннарта обратно в трактир, чтобы выпить с ним стаканчик-другой по случаю его возвращения. А потом он поедет домой. Но тут с ним случилась беда. Таких предательских напитков он не пивал уже пять лет. К тому же он, вероятно, ничего не ел целый день и сильно устал, — поэтому после пары стаканчиков в голове у него зашумело.
Когда он настолько опьянел, что потерял всякую власть над собой, кавалеры стали заставлять его пить стакан за стаканом; при этом они не желали ему зла, а просто хотели доставить удовольствие человеку, который за эти пять лет не видел ничего хорошего.
Вообще капитан Леннарт не пил. Ему и в голову не приходило, что он напьется до такого состояния, — он ведь шел домой, к жене и детям, а вместо этого остался лежать на скамье в трактире, где и заснул.
Увидев это Йёста решил подшутить над капитаном: он взял уголь, немного брусничного сока и разрисовал ему лицо. Он придал ему черты настоящего преступника, которые, как он полагал, вполне соответствовали тому, кто только что возвратился с каторги. Он подвел ему углем глаза, провел поперек носа красный рубец, взъерошил волосы и опустил их на лоб беспорядочными космами, а потом вымазал сажей все лицо.
Все посмеялись над этой проделкой, а потом Йёста захотел смыть свою мазню.
— Оставь так, как есть, — сказал Синтрам, — пусть полюбуется, когда проснется. Это развеселит его.
И вот капитан остался размалеванным, и кавалеры больше не обращали на него внимания. Попойка продолжалась всю ночь. Лишь на рассвете они стали собираться в обратный путь. Их головы были сильно затуманены винными парами, и они никак не могли решить, что делать с капитаном Леннартом.
— Давайте свезем его домой, — предложил Синтрам. — Подумайте, как обрадуется капитанша. Что за удовольствие будет увидеть ее радость. При одной мысли об об этом у меня становится светло на душе. - Давайте свезем его домой!
Всех их растрогала эта мысль. Господи боже мой, до чего же обрадуется эта строгая женщина из Хельёсэтера!
Они растормошили капитана Леннарта и перетащили его в один из экипажей, давно уже поданных к крыльцу заспанными конюхами. И вот вся орава поехала в Хельёсэтер. Одни так хотели спать, что несколько раз чуть не вывалились из экипажа, другие горланили песни, чтобы разогнать сон. Глядя на их осовевшие, опухшие лица, можно было подумать, что это какие-то проходимцы.
Они доехали до усадьбы, оставили лошадей на заднем дворе и не без некоторой торжественности поднялись на крыльцо. Полковник Бейренкройц и патрон Юлиус поддерживали с обеих сторон капитана Леннарта.
— Выше голову, Леннарт! — говорили они. — Вот ты и дома. Разве ты не видишь, что ты уже дома?
Капитан Леннарт широко раскрыл глаза и сразу отрезвел. Он был глубоко тронут тем, что кавалеры проводили его домой.
— Друзья, — сказал он, обращаясь к ним с речью, — я спрашивал бога, друзья, почему на мою долю выпало так много несчастий...
— Замолчи, Леннарт, брось свои проповеди! — зарычал Бейренкройц.
— Пусть продолжает! — сказал Синтрам. — Он так хорошо говорит.
— Я спрашивал господа и не понимал, а теперь понимаю. Он хотел мне показать, какие у меня хорошие друзья. Друзья, которые провожают меня домой, чтобы увидеть, как обрадуется моя жена. Жена моя ведь меня ожидает. Что значит пять лет лишений по сравнению с этим!
Твердые кулаки забарабанили в дверь. Кавалерам некогда было слушать его разглагольствования.
За дверью послышались шум и возня. Проснулись служанки и выглянули в окно. Они накинули на себя платья, но не решались отпереть дверь перед этой пьяной оравой. Наконец изнутри отодвинули засов, и на пороге появилась сама капитанша.
— Что вам нужно? — спросила она. Бейренкройц ответил:
— Мы привезли твоего мужа.
Они подтолкнули вперед капитана Леннарта, и он предстал перед ней пьяный, с размалеванной физиономией. А позади него она увидела всю ораву пьяных, нетвердо стоящих на ногах людей.
Она отступила на шаг, а капитан, раскрыв объятия, двинулся к жене.
— Ты ушел, как вор, — воскликнула она, — а вернулся, как проходимец! — И повернулась, чтобы уйти.