Страница 9 из 85
«Ты — я, он, она — Вместе дружная страна…»
«Соловьи, соловьи, не будите солдат…»
В жюри плакали. Секретарь обкома партии Р. Паламарчук что-то шепнул председателю — прибывшему из Москвы знаменитому композитору, тот согласно закивал.
Лауреатов оказалась целая куча, но Анжела получила первое место: «зеленую улицу» на Российский, потом, очевидно, и на Всесоюзный конкурс. А там — подмостки профессиональной эстрады, поездки за рубеж, записи…
На следующий вечер счастливую победительницу пригласил на «собеседование» Паламарчук и попросил называть его просто Робертом. Встреча состоялась на пустой загородной даче.
Сантиментов Роберт разводить не собирался. Заправившись армянским коньячком, объяснил, что девушка произвела на него лично позитивное впечатление. Что он и впредь берется опекать молодое дарование, вступив с ним в тесные дружеские отношения. Босс никак не ожидал, что схлопочет по физиономии и коленом в живот, когда попытался завалить певичку на широкий диван.
Перспектива конкурсов и покорения эстрады сама собой как-то накрылась медным тазом. «Радуга» подхалтуривала по ресторанам, а в межсезонье играла на вечерах отдыха в санаториях.
Где-то в конце февраля, завершая танцевальную программу в совминовской здравнице оптимистической песней «Мы желаем счастья вам, счастья в этом мире большом…», Анжела увидела в толпе у самой сцены знакомое лицо. Паламарчук, круто исчезнувший из ее жизни пять месяцев назад, дружески улыбался. Он познакомил участников ансамбля и солистку с московскими друзьями, видать, довольно высокими чинами. Супруги пригласили музыкантов к себе на чай в люкс. Все любезно отказались, но Роберт значительно сжал локоть Анжелы, и она осталась.
Москвичи — две семейные пары, оказались людьми общительными, симпатичными. Угостив девушку бутербродами с икрой и красной рыбой под «Посольскую» водочку, начали петь старые песни: «Вышел в степь донецкую парень молодой», «Каким ты был, таким и остался», «Ты ждешь, Лизавета…». Анжела с душой вела основную мелодию. Вечером все остались довольны.
Паламарчук подвез девушку домой в служебной «Волге».
— Ты бы хоть о родителях подумала. О своем таланте, — сокрушенно начал он, остановив машину в темном переулке. — С людьми надо уметь ладить. И за свое место в жизни надо бороться.
— Я борюсь, — без энтузиазма заверила его Анжела.
— Не заметно.
Через неделю «Радуга» получила рекомендацию для работы в летний сезон в международном лагере «Буревестник». Назначение отпраздновали в узком кругу — Роберт привез девушку в номер уютного пансионата, где были и сауна с самоварчиком, и зеркальный шифоньер в спальне, а народу, наоборот, — никого. «Ночь любви» Анжела провела, как Павка Корчагин комсомольское собрание — «со стиснутыми зубами».
Неплохой, в сущности, мужик был этот Робертик, масштабный, с размахом, но на вид противный и не того душевного калибра. «Ничего, привыкну», — внушала себе Анжела. В мае Паламарчук уехал на какие-то зональные партсовещания, а «Радуга» начала выступления в «Буревестнике». Увидев в непосредственной близости молодежь дружеских стран, Анжела поняла — здесь и следует искать свою судьбу. Подкадрить какого-нибудь гэдээрошника и слинять из города, решив тем самым все проблемы. Саша измучил ее ревностью и притязаниями на «святую любовь», перспектива романа с Робертом вызывала ужас.
«Чем скорее, тем лучше», — решила Анжела, приглядываясь к июньскому заезду.
Восторженных глаз, устремленных на солистку ансамбля, было отнюдь не мало. Но стоящих кандидатур оказалось всего три. Самая легкая добыча, но не слишком привлекательная — очкастый шахматист. Закомплексованный еврейчик, может, даже еще девственник. То краснеет, то бледнеет, ручки дрожат, потеют, как только рядом появится особа женского пола в купальнике. На пляже загорает в рубашке и шортах. Уныло ходит за болгарской красоткой и ее приятельницей — министерской дочкой. Зато — москвич, чемпион и вроде жуткая знаменитость в своих, естественно, кругах. Немец Пауль — толстый белобрысый весельчак, а глаза острые, как у шпиона. Большой начальник берлинского комсомола или как он у них там называется. Хоть сейчас в постель затащит. Но ведь такого под брачную статью не подведешь, очень уж изловчиться надо.
Сидя на топчане в своем дощатом «замке», Анжела рассматривала себя в зеркало. Мордочка хорошенькая, лет 5—10 можно будет под девочку «косить». Двадцатник — еще не осень, самый момент для активных действий. Не ждать же, пока другие все самое ценное расхватают. Вот болгарин-фотограф жутко привлекательный, так вроде на министерскую дочку запал. Тоже неплохо в ситуации ориентируется. Но и к Анжеле на всякий случай прикалывается, портрет обещал сделать… А почему бы и нет? Удивительно, откуда у таких родителей дочка-куколка? Ну прямо Мишель Мерсье, что в «Анжелике» снималась. От имени, наверно, и внешность образовалась. Да и фильм вовремя подоспел — даже в городе ее теперь так и называют — Маркиза ангелов…
Анжела спустила бретельки сарафана, любуясь ровным бронзовым загаром. Этот загар — предмет зависти приезжих, сейчас, кажется, вовсе ни к чему. Смуглые всегда белокожих любят… Она задумалась о центральном персонаже своих грез — «султане», проживающем на гостевой вилле. О нем говорили разное. Мол, сын миллионера из какого-то арабского государства, два года учился в Кембридже. Потом государство стало на путь социалистического развития, а отец парня — ихний президент, стал каким-то большим бугром. Послал сына в Москву в университет учиться. А тот все никак не может свои буржуазные замашки оставить — прислугу держит под видом советников или инструкторов, пренебрегает европейскими нормами жизни. Зачем, спрашивается, приехал? Силком, что ли, тянули? Живет отшельником, ни с кем особо не контачит. И прибыл не в заезд, а на две недели раньше — в самом расцвете мая.
Анжела провела короткую разведку — в тихий час предвечернего отдыха забралась в укромный уголок парка, окружавшего виллу. Здесь и вправду было чудесно, будто в каком-то зарубежном фильме. Двухэтажный коттедж с черепичной крышей и балконами из темного дерева. На балконах — зонтики и полосатые шезлонги, у подъезда чугунные фонари! Дорожки посыпаны розовым гравием, в пронизанных солнцем кронах деревьев щебечут птицы, кусты «райского бульденежа» обвешаны огромными и круглыми, как апельсины, белыми соцветиями.
Анжела оделась продуманно скромно. Длинный в пол сарафан из легкой индийской ткани изумрудных тонов оттенял зелень глаз и медный блеск распущенных по спине и плечам кудрей, в глубоких разрезах появлялись на обозрение крепкие стройные ноги. В руках у Анжелы была нотная тетрадь.
Она всегда разучивала песни и даже бренчала на фоно по слуху и в нотной грамоте разбиралась слабо, хотя Саша, окончивший музыкальную школу, настаивал на «обязательном уровне» профессионализма солистки ансамбля. Будет профессионализм, и учеба будет. Только прежде надо выбраться на соответствующий потребностям эстрадной звезды уровень. Что ни говори, но для очаровательной юной особы более короткий путь к лаврам пролегает через сердце влиятельного мужчины, а не через консерваторию.
Выбрав место, хорошо просматриваемое с балкона виллы, Анжела присела на разогретый камень, живописно изогнувшись, и углубилась в разучивание мелодий. Потом начала напевать, выбрав песни из репертуара Жанны Бичевской. «Ой, что ни вечер, что ни ве-е-чер, мне-е малым-мало спало-ось…» Наверно, надо было обратиться к американскому репертуару. Анжела вздрогнула — рядом, неслышно появившись из-за кустов, стоял человек в светлом одеянии. Он слегка поклонился и сказал на плохом, но вполне понятном русском языке: «Товарищ Мухаммед Али сейчас спит. Вам лучше, мисс, петь в другом месте». Пухлые губы изогнулись в любезной улыбке. Анжелу окатила горячая волна негодования. Она вскочила:
— Это территория лагеря! Здесь вы в гостях, а не у себя дома.
Певучая тирада, произнесенная спокойным мягким баритоном, донесшаяся с балкона, прервала спор. Там у дубовых перил стоял стройный спортивный парень в белых шортах. Больше на нем ничего не было.