Страница 7 из 85
— Посмотри вон там! Там, вверху. Мужчина в белом балахоне. Араб. Миллионер.
— Ходит, как чучело, ни с кем не разговаривает и ни разу в море не плавал.
— У них Коран. Наверно, запрещено. Только он много на тебя смотрит. — Снежина плеснула водой в серьезно работавшего фотографа. Тот разразился непонятной тирадой на родном языке — темпераментно, совсем по-итальянски жестикулируя. Потом долго протирал объектив.
— А Пламен влюблен в тебя, — шутливо заявила Лара.
— Нисколько! Нет! Правда. — Снежина согласно покачала головой.
Лара вовремя сообразила, что у болгар все наоборот, а вначале чуть не расплакалась.
— Тебе он не нравится? — словно невзначай поинтересовалась она.
— Пламен — хороший парень. И все! Мы работаем вместе. Только этот месяц — и все! — Королева красоты выразительно пожала плечами, восполняя жестами и преувеличенной интонацией недостаток лексикона. Лара с облегчением вздохнула и, как никогда прежде, всем существом ощутила радость бытия.
Впереди больше недели чудесного отдыха. Болгарин все время рядом. Оказалось, что он призер каких-то международных выставок, что знаменит в фотомире и хочет подписать контракт с американцами на работу в рекламном агентстве. «Или в СССР», — он весело подмигнул Ларе, и она вспыхнула от радости: верно! Пламен приедет работать в Москву, познакомится с родителями… Да зачем думать об этом, когда море совершенно синее, на носу праздник Нептуна, а это значит — грандиозный карнавал и всякие, самые отчаянные приключения!
Они втроем уже решили, как оденутся на маскарад. Снежина и Лара будут изображать рабынь — чернокожую и белокожую, а Пламен, разумеется, султана. Планы друзей были несколько нарушены директором. Три дня назад во время обеда к столику на веранде, за которым сидели болгары и Решетова, подошел Юрий Кузьмич. Рядом с ним возвышался худой сутулый очкастый юноша с узким носатым лицом.
— Прошу принять в свою компанию. Гордость советского спорта, чемпион Европы по шахматам Зиновий Костержец.
Чемпион неловко толкнул стул, задел скатерть, уронил стакан с компотом, после чего протянул всем по очереди длинную, узкую ладонь. Наверно, это был застенчивый и вполне симпатичный парень. Но в компанию он не вписался.
— Ты понимаешь сама, Ларочка, Костержец — наша гордость. Он должен быть зафиксирован и в репортажах болгарина и в отчетах других товарищей. Ваша группа — идеологический и эстетический центр заезда. Примите Зиновия и включите в кадр, — по-дружески объяснил Решетовой после обеда директор. Он, очевидно, сделал определенное внушение и шахматисту. Парень, поселившийся в этом же корпусе, прилип к ней как банный лист.
Лара едва успела покрыть ногти лаком, как в дверь постучали. По робости стука, скорей похожего на царапанье, и по неудачности момента, выбранного для визита, она поняла, что за дверью — Зиновий. Есть такая порода людей — они всегда появляются не вовремя.
— Извини, я, кажется, помешал… — глянул исподлобья шахматный гений, — нужно согласовать костюм. — Он прошел на лоджию вслед за Ларой и сел в кресло, прямо на косметичку. Лара в ужасе покрутила в руке раздавленную пудреницу. — Зеркальце треснуло! Ну неужели не видно, что кресло занято?!
— Послушай, покажи крышку… А, эту фирму я знаю. «Ланком». Из «Березки». У мамы такая же. В Москве я обязательно куплю тебе новую, — пообещал залившийся краской смущения парень.
«Нужен ты мне в Москве!» — подумала девушка и спросила:
— Ты собирался нарядиться шахматным королем?
— Черт… — Он сморщил нос и поправил очки. — Конечно, я не хочу переодеваться. Ведь это не обязательно — всем что-то изображать, правда?
— Конечно, не обязательно. Можешь фигурировать в этом своем костюме. — Она снисходительно окинула взглядом долговязую фигуру. Костержец всегда появлялся в хорошо отглаженных серых брюках и сорочке с короткими рукавами и воротничком апаш. Очевидно, у него их полный чемодан.
— Федоренко настаивает. Нашел какой-то клетчатый балахон и корону. Остались от спектакля. И заставляет меня в этом… — Зиновий болезненно сморщился.
— Тогда надень. Подумаешь! Все равно «черти» будут всех ловить и мазать грязью, а Нептун станет макать в море. Пламен успеет пару раз щелкнуть тебя в мантии. Фото для журнала «Болгарская молодежь». — Лара поправляла смазавшийся лак.
— Ты правда думаешь, что будет не смешно?
— Смешно. — Она строго посмотрела на него. — В дружеском смехе нет ничего плохого. Это юмор, понял?
Зиновий смутился. Его глаза предательски скользнули по Лариным коленям, выглядывающим из-под короткого халатика.
«Еще чего не хватало!» — подумала девушка, выпроваживая дурацкого поклонника.
Явление Нептуна было намечено на восемь часов — сразу после ужина. Небольшое представление на пляже — все давно отработано: свита, морские черти, пираты, русалки обменяются стихотворными приветствиями. Затем празднество перенесется на танцплощадку, где будет играть «Радуга», а затейники будут организовывать разные игрища — бег в мешках, «накорми кашей», жмурки и прочие конкурсы. Выступят представители самодеятельности, затем начнется коллективное братание — хоровое пение, танцы, массовые гуляния в парке и, естественно, безобразия…
Юрий Кузьмич поднял глаза к потолку, прося защиты у высших сил. Он тайно верил в бога, но даже шепотом опасался к нему обращаться. Так, глянет и подумает: «Господи, пронеси! Комиссия из обкома под руководством самого Роберта Степановича Паламарчука. С каким-то американским коммунистом. То ли черным, то ли белым, но уж точно — цээрушником. А здесь — чехи напьются, немцы туда же, араб этот придурковатый неизвестно что выкинет. За группой «Радуга» только присматривай — такие хоть Солженицына начнут читать наизусть или играть рок-н-ролл».
В таких случаях мероприятие, как ни странно, выручало блядство. Побольше девок в костюмах «русалок» да «чертей», чтобы по кустам шастали с целью потискаться. Дело молодое, идеологически хоть и не желательное, но все же вполне допустимое. Не на площади же, а в укромных местах. Федоренко называл разгул праздника Нептуна «половой акцией дружбы», завершающейся, в сущности, к завтраку. Важно проследить, чтобы на территорию никто из посторонней публики не прорвался, для чего у ворот и всяких лазов в ограждении будут установлены пикеты дружинников.
В корпусах, как в студенческой общаге, обычно идет гудеж до утра. Начальство собирается на торжественный ужин на вилле, а поскольку та занята арабом, никакого соседства не выносящим, то столы будут накрыты в банкетном зале клуба. Активистам розданы карнавальные костюмы, остальные изобретают одежку сами: разделся до трусов, вымазался грязью — вот тебе и «негр». А девушки все больше «морские царевны» — купальничек, и во все места бусы понатыканы, ленточки, листики-цветочки… О, лето! О, юность! О, беспокойство в штанах…
Юрий Кузьмич потянулся, прикидывая, кого бы из отдыхающих трахнул в первую очередь. Наверно, болгарку. Темпераментная, стерва… Потом… потом министерскую дочку — сопли-вопли, клятвы, слезы, цитаты из классиков… «Многим ты садилась на колени, а теперь сидишь вот у меня…» Нет, это об Анжелке! Пожалуй, с нее и следовало бы начать! Оторва-девка! А когда в глаза смотрит, так вся и млеет, так и плавится…
— Юрий Кузьмич… — В дверях стоял главный спортивный инструктор лагеря Антон Сергачев с огромной штуковиной в руках. Он обычно изображал Нептуна, въезжая на монолыже прямо из воды на мелкую гальку. Эту лыжу он и притащил в кабинет директора. — Как, по-твоему, с этим можно работать? Я еще месяц назад написал заявление насчет замены. Здесь же каркас отходит… Нет, я не поеду… На жопе да по гальке… Это уж ты сам, Юра, сам. Я не берусь.
— Да иди ты… — отмахнулся директор. — Кроме тебя забот нет! Давно бы свою галошу починил или «выбил» у завхоза новую. Я-то здесь при чем? Заявление подписал. Из кожи вон лезу, а после каждого твоего чертова праздника по уши в дерьме!
— Так во всей стране то же самое…