Жара в Аномо

— Прекрасная идея. Жаль, что неосуществима. В бригаде сухой закон. Для нового бурильщика, разумеется, тоже.

— Чепуха! Кто может запретить мужчинам верные узы!

— Сами решили. Закон в бурении. От этих уз, известно, рушатся не только люди, но и дела. Забудь. Я серьезно.

Ник рассмеялся:

— Не верю, чтобы русский плюнул на выпивку. Ты, может, нездоров брюхом? Или еще что?

— Здоров, — усмехнулся Борис, — забавный ты, однако, коллега. Я не ханжа, как и наши ребята, но раз решили — железно. Да и вообще пить в нашем деле — чернее не придумаешь. На буровой мы не одни, под рукой два-три помбура, а тут еще ротор, как бешеный, пудовые ключи, свечи и все такое, сам понимаешь. Знаешь, в известном смысле жизнь подручных в наших руках.

— Нет, Кувалда Матье не аквареанин, а наковырял немало дырок в земле двух полушарий.

— Пустой разговор. Короче, прибереги свою бутылку до арматуры, дружище. Если доберемся до нефти, я свою добавлю. И не одну. На общий праздник. А на буровой… предупреждаю, так сказать, именем своей ответственности, увижу пьяным — не взыщи.

Ник непроизвольно закивал, отступил на шаг, как делал всегда перед своим знаменитым ударом, и… сдержался. Поиграл желваками, сощуря глаза, постучал по своему бедру кулаком, сам себя укрощая. Сказал негромко:

— Мне было приятно целый день. Мне уже несколько дней хорошо и приятно. Было, пока не видел тебя. Жаль, что мне очень нужна эта работенка и ее монета: Кувалда совсем на мели.

В этот момент из автобуса-лаборатории вышла Светлана. Словно чья-то невидимая рука мигом разгладила резкие складки на лице Ника Матье. Синие его глаза пробежали по ней. С доброй, чуть иронической улыбкой стоял он, заложив руки в карманы, широко расставив крепкие, надежные ноги, а челюсти медленно и ритмично перемалывали резинку. Ник был красив, это уж точно.

— Вы незнакомы? Прошу. Это и есть тот самый това… господин Матье, — сказал ей Борис.

— Добрый день, товарищ, — кивнула Светлана Нику, изящно тряхнувшему в полупоклоне каштановым потоком волос. И Корину: — Борис Егорович, я оставила в автобусе у Габи новую аптечку. Бедняжка… Опекайте ее. До свидания.

Ушла.

Ник выплюнул жвачку и весело заорал, воздев к небу руки:

— Красивая белая женщина в пустыне! Боже, пошли еще чудо Нику Матье! Мне здесь нравится!

В конторке раздалось громкое шипение раздвигаемых ящиков, затем оттуда показался потревоженный криком Баба-Тим.

— Кто шумит? Так спать нельзя, не хочу уже.

Несколько секунд Баба-Тим бессмысленно смотрел на Ника, затем потер глаза, встряхнулся, глянул в сторону вышки, где кипела работа, и подался туда, длинный и рукастый, словно центровой в баскетболе.

— Что за люди мелькают вокруг нас? — спросил Ник.

Спокойно и терпеливо, как няня, Корин объяснил ему, кто такие Светлана и Баба-Тим, после чего сделал последнюю попытку приобщить новенького к насущной заботе:

— Вот-вот потащим махину, уникальная прогулка на меже саванны и пустыни длиною в два с лишним дня. Идешь?

— Извини, но я, повторяю, не монтажник, а сондорщик, его обязанность — пульт и ротор, все остальное вне контракта. С удовольствием погляжу отсюда. Пусть мне снова станет хорошо и приятно. Отменное настроение Матье — залог здоровья окружающих.

Ник расхохотался, довольный собой, уверенный, что одержал верх в словесной перепалке. К нему вернулось прекрасное расположение духа, и он дружески похлопал Бориса по плечу.

Корин подумал: "Не слишком ли часто меня похлопывают сегодня?" А вслух сказал, криво усмехнувшись:

— Ладно, личность, погляди в сторонке, внимательно погляди, авось понравится и пригодится.

С этими словами Борис бросился догонять размашисто шагавшего к буровой Бабу-Тима.

Матье подошел к навесу у конторки, отбросил крышку широкого глиняного сосуда и несколько раз подряд плюхнулся лицом в воду, распрямился, отфыркиваясь, не утираясь, не щадя нового наряда, и произнес:

— Погляжу, приятель, погляжу, дай срок…

Когда Борис Корин присоединился к своим, Сергей спросил его, стараясь перекричать треск маневрирующих тракторов:

— Ну как наш ковбой?

— Свой в ба-а-альшую доску! — ответил Корин.

И оба мельком оглянулись туда, где маячил Матье.

Распахнув рубаху на груди, Ник стоял, подпирая спиной шершавый, ворсистый ствол пальмы, мокрый и теплый ствол дерева за его спиной казался плотно обмотанным старым мочалом.

Солнце коснулось горбатых дюн, нарушавших однообразие равнины лишь в одном месте, у озера. К Нику подкралась дремота.

— Уф!.. Вот и я. — Волоча пеструю дорожную сумку, появившаяся возле навеса у конторки девушка устало потянулась к сосуду и, зачерпнув ладошкой воду, тут же разочарованно вылила обратно. — Теплая, как в озере… Глоток оранжада на льду, пожалуй, не испортил бы впечатления от вашего изумительного бивуака.

— Салют, крошка, — произнес Ник, — тебя мне не хватало. Ты мне не снишься? Можно ущипнуть?

— Ужасно хочется пить.

— Увы, здесь не найти даже паршивой жестянки пива. Сухой закон. Может, вот это? — Он извлек из кармана плоскую бутылку. — Бог меня услышал, послал новое чудо. Отметим?

— Нет, я хочу воды.

— Сейчас раздобуду. — Ник нырнул в контору и вынес чашу с питьевой водой. Она напилась, поблагодарила. Ник любовался ею. — Всегда готов услужить такой маленькой беленькой девочке.

— Я — Джой.

— Джой. Чудесно. Я в восторге, — сказал он.

— Простите… вы здесь командир? Я не ошиблась? — спросила девушка в некотором замешательстве.

— Абсолютно верно. Ты одна властна надо мною, крошка Джой. Но как ты догадалась?

— Все трудятся, а вы созерцаете, как Наполеон. Вожди всегда наблюдают за сражением из шатра на возвышении, не правда ли?

— Я мастер-бурильщик.

— Слава богу, все правильно, — вдруг с облегчением вздохнула девушка. — Вас должны были предупредить обо мне. Вы знали, что я приеду сегодня?

— Чувствовал, что когда-нибудь это произойдет, — лукаво молвил он, — но, если начистоту, не предполагал, что ты окажешься такой хорошенькой. Просто красотка!

На строгом личике Джой вновь отразилась растерянность.

— Благодарю… ценю юмор, но… вы действительно мастер?

— Сроду не лгал девочкам. А ты… надеюсь, ты не станешь утверждать, будто в полумиле отсюда тебя ждет в машине ревнивый муж?

— Я не замужем.

— Такое признание делает тебя еще привлекательней.

— Не уверена, следует ли нам сразу принимать такой тон…

— Почему? Разве я настолько древний? К тому же, как и ты, ужасно одинокий.

— Не скажу, что вы древний или неинтересный, однако пора поговорить всерьез.

— Вот это по мне! — Ник намерился потрепать ее за подбородок, но Джой резко отстранила его руку.

— Не понимаю… Послушайте, вы не шутили, это вы?

— Да, черт возьми, — сказал Ник. — Это я.

— Странно, я представляла иначе.

— Ну, хорошо, будем серьезными, — Матье картинно сложил на груди руки и вновь прислонился к дереву, — только учти, и в петле, и на дыбе, и в испанских сапогах, и на костре, и у стенки, и на электрическом стуле я не отрекусь от мнения, что малютка Джой ослепительно хороша.

Тонкое, большеглазое личико девушки залилось краской, она прикусила верхнюю губу, над которой пробивался едва заметный серебристый пушок, усыпанный мельчайшим бисером выступившей от жары и смущения влаги. Взор ее блуждал в стороне.

— Что там происходит? — спросила она наконец.

— Потащим буровую установку в Аномо, — не без гордости пояснил Ник, — почти целиком. Я слежу, чтобы все было гладко.

Джой оживилась, радуясь, что разговор принимал нормальный оборот.

— Я буду поваром, вас предупредили? — Она устремила на Ника многозначительный взгляд. — Буду поваром…

— Отлично! — воскликнул он, превратно истолковав ее взгляд. — С тобой мы одолеем и голод, и жажду, и скуку! С одним условием.

— Каким?

— Ты обзаведешься самым большим из миксеров и научишься колотить "Луна-Джерри", мой любимый коктейль. Ничто так не спасает от жары, как жара в брюхе.