Страница 24 из 35
Если серьезно, этот американский космополитизм меня и впрямь изрядно пугает. Как воплощение разума и духа, и презрев ничтожные страхи боязливой плоти, которой совсем не хочется быть изрешеченной пулями или изрубленной на куски зверской и беспутной солдатней (немецкой или любой другой), я на самом деле не уверен, что в конечном счете его победа миру в целом пойдет больше на пользу, нежели победа — — [110]
. Не думаю, что входящие письма просматриваются. Но так это или нет, мне и добавлять не нужно, что таковы настроения многих и многих людей — причем о недостатке патриотизма они вовсе не свидетельствуют. Ибо я горячо люблю Англию (не Великобританию и, уж разумеется, не Британское Содружество (грр!); и будь я призывного возраста, я, надо думать, сейчас бы ворчал и брюзжал на боевых позициях, готовясь биться до последнего и неизменно надеясь, что для Англии все обернется лучше, нежели можно ожидать в сложившихся обстоятельствах. Порою у меня просто в голове не укладывается, что фантастическое везение (или благословение, как сказали бы мы, кабы понимали хоть смутно, с какой стати нас благословлять, — я имею в виду Господа), неизменно сопутствующее Англии, похоже, иссякает. «Chi vincerа» — спросили итальянцы (до того, как влипли сами, бедолаги), и Сталин ответил. Возможно, это не вполне справедливо. Наш вышеупомянутый херувимчик и сплутует — недорого возьмет; аты гадаешь, надеешься, пребываешь в неведении…..
Твой родной папа.
054 Из письма к Кристоферу Толкину 8 января 1944
Помни о своем ангеле-хранителе. Нет, не о пухленькой дамочке с лебедиными крыльями! Но — по крайней мере таковы мои представления и ощущения, — как души, наделенные свободой воли, мы, если можно так выразиться, поставлены так, чтобы смотреть в лицо (или быть в состоянии посмотреть в лицо) Господу. Однако Господь (так сказать) находится и у нас за спиной, поддерживая и питая (как существ тварных). Вот это яркое средоточие силы, эта точка соприкосновения со спасательным тросом, этой духовной пуповиной — это и есть наш Ангел, глядящий одновременно в обе стороны — на Господа позади нас, в направлении, нам недоступном, и на нас. Но, конечно же, не уставай глядеть и на Господа — по своему собственному праву и насколько хватит сил (и то, и другое даются нам «сзади», как я уже сказал). Если в час невзгод не можешь обрести внутреннего мира, а это дано столь немногим (мне меньше прочих), не забывай, что стремление к тому — не тщеславие, но конкретное действие. Извини, что так говорю, да притом еще и так невразумительно….. Но ведь ничего больше я сделать для тебя не могу, родной ты мой…..
Введи в привычку «молитвенные обращения», если до сих пор того не сделал. Я к ним часто прибегаю (на латыни): Gloria Patri, Gloria in Excelsis, Laudate Dominum, Laudate Pueri Dominum (эту я особенно люблю), один из воскресных псалмов и Magnificat; и еще литанию Лоретто (с молитвой Sub tuum praesidium). Если знаешь их наизусть, никогда не испытаешь недостатка в словах радости. Так же хорошо и похвально помнить чин мессы, чтобы произносить его в сердце своем всякий раз, когда суровые обстоятельства не позволяют тебе пойти на службу. Засим завершается Fжde lбr his suna[111]
. С огромной любовью.
Longaр юo
oююe mid hondum con hearpan grйtan;
hafaю him his glнwes giefe, юe God sealde.
Из Эксетерской книги. «Менее тоска тревожит того, кто знает множество песен или умеет руками прикасаться к арфе: удел его — дар «радости» (=музыки и/или поэзии), коим наделил его Господь». Как же старинные эти слова потрясают нас из тьмы глубокой древности! «Longaр»! Во все эпохи люди ее ощущали (родственные нам души — особенно остро): тоска эта не обязательно вызвана страданием или суровостью мира, но обостряется благодаря им.
055 Из письма к Кристоферу Толкину
Теперь Кристофер отбыл в Южную Африку, учиться на летчика. Это — первое из длинной череды писем от отца к сыну; письма эти были пронумерованы, в силу оговоренных ниже причин.
18 января 1944
Нортмур-Роуд, 20. Оксфорд
Fжder his юriddan suna (1) [112]
Дорогой мой!
Боюсь, давненько я тебе не писал (по крайней мере, так мне кажется; на самом-то деле восемь дней прошло); однако я просто не совсем знал, что делать, пока вчера не пришло от тебя письмо….. Очень рад, что до отъезда ты получил-таки последнее мое длинное послание! Конечно же, мы пока не знаем, когда ты отбыл, и куда…..
Прочел вчера две лекции, затем потолковал с Габриэлем Тервилл-Питром[113]
насчет Кардиффа….. Как раз успел к последней почте с моим кардиффским отчетом. Потом пришлось идти спать (???) в штаб ГО[114]
. По части сна не преуспел — то есть не слишком. Мне отвели комнатушку СЗЗ: ужасно сырую и холодную. Однако благодаря эпизоду, меня весьма растрогавшему, эта ночевка запала мне в душу. Моим товарищем по несчастью оказался Сесил Роут (высокоученый историк-иудей)[115]
. Оказался он человеком просто очаровательным, мягким и кротким (во всех отношениях); так что заболтались мы за полночь. Работающих часов в комнате не было, так что он одолжил мне свои, наручные: и тем не менее сам зашел и окликнул меня без десяти семь, чтобы я не опоздал к Причастию! Просто-таки мимолетный отблеск непадшего мира! Вообще-то я уже проснулся и как раз (как оно обычно за людьми водится) изобретал тысячу причин (иных, нежели усталость и невозможность побриться или хотя бы умыться), чтобы никуда не идти, — дескать, хорошо бы попасть домой пораньше, отпереть двери-окна, снять затемнение и все такое. Но появление этого кроткого иудея и то, как серьезно посмотрел он на четки у моего изголовья, решило дело. К Св. Алоизию я явился в 7.15, как раз вовремя, чтобы исповедаться перед мессой; а домой вернулся незадолго до окончания службы…..Прочел лекцию в 11 (забрав предварительно рыбу[116]
); удалось потолковать по душам с братьями Льюис и Ч. Уильямсом (в «Белой Лошади»)[117]
. Вот, пожалуй, и все мои основные новости. Вот разве что наши грязнухи [118]
не несутся; впрочем, логово их все равно чистить приходится…..
Начиная с сегодняшнего дня буду нумеровать каждое письмо и каждую страницу, так, чтобы ты знал, если что-то потеряется — а суть важных новостей можно будет пересказать заново. Это (№ 1) of Pater ad Filium Natu (sed haud alioquin) minimum:[119]
Fжder suna his бgnum, юбm gingstan nalles unlйofestan[120]
. (Полагаю, профессору древнеанглийского дозволено обращаться на сем языке к бывшему ученику? В случае чего — запрос к цензору.) По-русски писать не умею, а польский мой до сих пор оставляет желать лучшего. Небось бедный старина Поптавский[121]
скоро начнет гадать, как я там продвигаюсь. Ох, и не скоро же смогу я ему посодействовать в составлении нового технического словаря!!! Впрочем, слов, как-нибудь да сложится сам по себе (если, конечно, на земле еще останутся поляки и Польша)….
056 Из письма к Кристоферу Толкину 1 марта 1944 (FS 6)
Касательно «Горе-Лекаря» см. вводные пояснения к письму .
За последние недели я почти ни с кем не виделся, так что не смогу привести ни остроты, ни шутки, ни иного увеселительного словца. Горе-Лекарь снова в Оксфорде! Пожалуй, единственная ниточка, за которую я потянул, — и колокольчик звякнул. Так что вот он — форма, рыжая борода, ленивая улыбка — все при нем, по-прежнему служит во флоте, однако живeт дома, работает в исследовательском бюро (тема — малярия). Он, похоже, всем доволен, бюро — тоже. Все благодаря «Митре»: там-то я и запросил о его местонахождении: дескать, срочно требуется, без него — никак. В ту пору он находился на другой стороне земного шара. Льюис энергичен и весел, как всегда, вот только становится слишком известен — вся эта шумиха не по вкусу ни ему, ни нам. «Петерборо», обычно вполне здравомыслящий, оказал ему сомнительную честь в высшей степени превратным и идиотским абзацем в «Дейли телеграф» за прошлый вторник. Начинался он со слов: «Аскетический мистер Льюис» — !!! Это же надо! За нашу очень недолгую встречу не далее как нынче утром, он «уговорил» три пинты и сказал, что «соблюдает воздержание по случаю Великого Поста». Думаю, все, что мы читаем в печати касательно Тома, Дика и Гарри, соответствует истине примерно на столько же. Лучше бы газетчики оставили в покое людей и попытались понять, что те говорят (если оно того стоит): в любом случае должны же у них быть хоть какие-то критерии, не позволяющие сообщать о людях заведомую неправду, даже если неправда эта (вопреки обыкновению) не является неприятной, досадной или просто оскорбительной…..