Страница 76 из 96
В только что освобожденную станицу Высоколозовую полетела Речкина с Нечаевой. Но они не могли найти ее, сколько ни кружились над обозначенным на карте местом. В степи ничего не было видно, кроме черной обгорелой земли.
Нечаева повела самолет на север, где виднелись домики небольшого хутора.
Речкина обошла все дома и не встретила ни одного жителя. Самолет полетел дальше, и вдруг Даша увидела человека, который шел от хутора, погоняя корову.
Самолет пролетел над дорогой и опустился в поле. Человек стоял среди поля, наблюдая за самолетом. Как только Речкина выпрыгнула из кабины, он подошел к ней. Это был старик с усталым, черным от копоти лицом.
— Вижу, что наши, наверное, заблудились, — заговорил он обрадованно.
— Вы здешний? — спросила Речкина. — Мы действительно заблудились, никак не найдем станицу Высоколозовую.
Старик с отчаянием махнул рукой:
— Шабаш, нету такой станицы на земле! Неделю назад немец угнал людей, а станицу разбомбил. Я в соседний хутор перебрался, а немцы вчера из него ушли и под каждый дом мину подложили. Через день, сказали, мина сдействует, вот я и ухожу подальше.
— Зверствовали? — спросила Речкина.
— Поначалу пряниками кормили. Земли сколько хочешь бери, агитировали нас как раз в обратную сторону: каждый, мол, бедняк может стать кулаком. Значит, работай, воруй, обманывай, сдирай со слабого шкуру, а сам богатей — вот чему гаулейтеры нас поучали. А потом объявили всех рабами, молодых погнали в Германию на каторгу, а стариков решили похоронить в своих домах, потому и заминировали все. Ну, народ, конечно, разбежался. Я последний ухожу, задержался из-за буренки, жалко кормилицу бросать.
Речкина слушала, сурово сдвинув брови.
— Знать, кого искали? — забеспокоился старик, подметив тревогу на ее лице.
— Живы ли колхозник Полевой и его жена?
— Видите, все уничтожено. Как чума прошла.
— Ну, торопись к своим, — с грустью сказала Речкина, — саперы придут и разминируют дома.
— Дай-то бог! — воскликнул старик. — А куда мне идти? В какой стороне наши-то?
Речкина взяла летную карту, вместе с Нечаевой поискала, где может быть саперный отряд.
— Вот ближайшая станица Брагинская, туда и иди. Встретишь наших, расскажи, они помогут. Саперы придут и уберут мины. Иди побыстрей, не теряй ни минуты!
— Спасибо, — сказал старик и зашагал по дороге, погоняя впереди корову.
Когда самолет поднялся и пошел по маршруту, Речкина еще раз увидела одинокие домики, белую дорогу, вьющуюся среди серого поля, и быстро шагающего старика, оставившего в поле корову, чтоб поскорей добраться до саперов.
Глава тридцатая
После обеда девушки вышли в сад погреться на солнце. Не успели обсудить новости, как прибежала дежурная из штаба и объявила построение полка.
Что случилось? Все старались прочесть что-нибудь на лице Речкиной, но оно, как всегда, было непроницаемо. Но зато лицо Маршанцевой сияло от какой-то радости, и это сияние, как в зеркале, отразилось и на лицах девушек.
Строй подравнялся. Маршанцева сказала:
— Командование высоко оценило наш труд. Сегодня нам вручают Гвардейское знамя!
Огромная радость охватила Катю. Сразу вспомнились горячие слова Марины Михайловны Расковой: «Уверена, что вы станете настоящими гвардейцами».
Скоро по рядам пронеслось как шелест:
— Приехал командующий!
Все взгляды устремились навстречу группе командиров, показавшихся на аэродроме. Шли командующий воздушной армией генерал Высоков и сопровождающие его офицеры.
Командующий оглядел строй, как будто проверял своим внимательным взглядом, не поредел ли полк. Но строй был сомкнут, на месте погибших стояли другие девушки.
Полковник, сопровождающий командующего, прочитал приказ Главного Командования о поименовании полка гвардейским. Член Военного совета передал Знамя командиру полка.
В этот торжественный момент на лугу стало так тихо, что слышно было, как шелестят листья на березах.
Катя не спускала глаз с Маршанцевой. Вот она приняла Гвардейское знамя, преклонила колено и поцеловала край полотнища.
— Клянемся, — доносится до Кати взволнованный голос командира, — что оправдаем в боях с врагом высокое звание гвардейцев!
— Клянемся! — вливается голос Кати в мощный хор голосов. И кажется, что эхо подхватило и понесло над всей землей их гордую клятву.
— Пока видят наши глаза, пока бьется наше сердце, пока действуют наши руки, будем беспощадно истреблять фашистских разбойников. Мы не успокоимся до тех пор, пока не дойдем до логова зверя и не уничтожим его!
— Клянемся!
— Проклятие и смерть фашистским оккупантам! Слушай, родная земля! Слушай, любимая Родина! С Гвардейским знаменем мы пойдем вперед к победе, до полного изгнания врага из пределов нашей любимой Родины!
— Клянемся!
Наступила тишина. Девушки перевели дыхание. Знаменосец полка Наташа Мельникова прошла вперед, гордо подняв голову, приняла из рук Маршанцевой Знамя и с почетным эскортом пронесла перед строем.
Этот день был днем славы. Но слава пришла вслед за трудной учебой, за трудными боями. Еще в прошлом году, как только они прибыли на фронт и сделали несколько вылетов, майор Раскова сказала, что в недалеком будущем их полк станет гвардейским.
А в январе, когда дошла весть о гибели Расковой, все девушки поклялись ее именем, что будут громить врага по-гвардейски.
И вот они сдержали слово, данное Марине Михайловне, они стали гвардейцами.
Даша подхватила Катю под руку и повела к лесу, хотелось высказать все, что переполняло ее:
— Если бы завтра мне пришлось умереть, я не пожалела бы об этом. Я была так счастлива сегодня, как никогда уже больше не буду.
Даша взяла ее руку и прижала к сердцу:
— Послушай, как бьется.
Вдруг она взглянула на другой конец поля и воскликнула:
— Только его здесь и не хватало!
По полю шел лейтенант Коробков, летчик соседнего полка. Он услыхал о большом событии в полку Маршанцевой и поторопился поздравить Дашу.
Лицо Даши мгновенно расцвело. Катя подозрительно взглянула на Коробкова и на Дашу: уж не сговорились ли они тут встретиться? Не потому ли Даша отвела ее, что хотела избавиться от посторонних глаз?! Уж не хочет ли она, чтобы Катя играла роль ширмы, за которой будут скрываться двое влюбленных? Девушки, увидав их, может быть, подумают, что они просто беседуют, а на самом деле Даша и Коробков даже не беседовали, они молча смотрели друг на друга и улыбались. Катя оглядывалась по сторонам, обдумывая, как бы поскорее скрыться, но в то же время неловко было оставлять друзей.
— Знаете, Иван Федорович, мы только что Гвардейское знамя получили.
— Знаю, — ответил Коробков, не отрывая глаз от Даши. Пот выступил у него на лбу, развеваемые ветром льняные волосы падали на глаза. Наблюдая за ним, Катя удивлялась. Что же это такое любовь? Вот двое умных, смелых людей стоят друг перед другом и робеют. Никогда в жизни Катя такого не испытывала.
Павел Березин становился при ней таким красноречивым, что если бы она не любила его, то назвала бы просто болтливым. Но им всегда казалось, что они видятся так мало, что не успевают поговорить о самом важном, хотя они и в аудитории сидели вместе и чуть ли не каждый день он провожал ее. Бывало, выйдут из университета, начнут говорить и не закончат до самых Сокольников, на завтра перенесут беседу, встретятся и опять говорят… Вот это была любовь!
А эти все стоят, все смотрят друг на друга, словно сказать им нечего.
И она решила оживить статуи:
— Если знаете о нашей радости, так почему же не поздравляете?
— Ах да, да! Верно! Я как раз для этого, то есть мы пришли, чтобы поздравить вас. Поздравляю…
И он протянул Кате руку.
— Спасибо, — ответила она, наблюдая, что он будет делать дальше. Подаст ли Даше руку?
Он взглянул на Дашу и еле выговорил:
— Поздравляю.