Страница 48 из 96
Но девушки проходили молча, и летчики снисходительно улыбались им вслед.
На другой день все в городе знали, кто эти девушки в нескладных шинелях, в семимильных сапогах, шагающие кто в лес, кто по дрова. Им бросали вслед без всякого стеснения:
— Ну и воинство!
Ох уж эти иронические улыбки!.. Никто, видно, тут еще не знает, что их будет обучать сама Марина Раскова, а уж о ее-то полетах все слыхали! И летчицы поклялись доказать маловерам, на деле доказать, на что способны советские девушки.
— Выше головы! — подбадривала их Раскова. — Не доверять вам, не верить в ваши способности могут только отсталые люди. И мне пришлось выдержать нелегкий бой с ними. Мне тоже пытались доказать, что война — не женское дело. А сколько аргументов было выдвинуто против моего предложения! И то, что страна у нас большая, она может выставить необходимые армии из одних только мужчин, и то, что женщины якобы не способны овладеть современным оружием, и ссылались на какие-то исторические «традиции»… А я упорно доказывала, что и традиции стареют и что их тоже надо ломать. Если война стала всенародным делом, то нельзя не считаться с патриотическими чувствами девушек и женщин, которые тоже хотят защищать Родину. А если женщины в мирном труде наравне с мужчинами овладевают самой совершенной техникой, то и на войне они могут принести пользу именно в самом передовом виде вооружения — авиации.
Я говорила со скептиками от лица тысяч женщин, я показывала кипы писем, которые стала получать от девушек и женщин с первого дня войны. И все эти письма были полны такого патриотического чувства, которое нельзя погасить никаким сомнением. Я приводила в пример и свой личный опыт: ведь не все верили, что Осипенко, Гризодубова и я сможем перелететь через всю нашу огромную страну и поставить мировой рекорд дальности полета. Я напоминала о сотнях летчиц, которые уже летают в гражданской авиации, о летчицах-инструкторах, о летчицах, обучающихся в аэроклубах… И, как видите, настойчивость победила!
Да, Марину Михайловну стоило послушать, когда она говорила о своей борьбе за первые женские авиационные полки. И уж конечно, те девушки, которые вошли в эти первые в мире женские авиачасти, должны были не только гордиться своей ролью зачинателей нового дела, но и вести себя соответственно! И девушки клялись, что никогда не уронят чести своего полка.
Ноябрьское утро чуть просвечивало в окна спортивного зала. На койках, расставленных вдоль стен, спали девушки. Черные косы Кати разметались по белой подушке, порозовевшее лицо улыбалось. Ей снилось лето: она опять в колхозе; идет в цветном сарафане к реке, на голове у нее в два ряда уложены косы, а на них васильковый венок. Она наклоняется над водой и смотрит, красива ли, но в воде не видит своего лица. «Тру-ру-ру!» — слышит она и думает, что это играет за рекой пастух. Но кто-то толкает ее, и она просыпается.
— Подъем! — говорит Евгения, сдергивая одеяло.
В шесть часов перед строем зачитывают приказ о стрижке волос. А через полчаса Катя взглянула в зеркало и не узнала себя. Вспомнила сон и рассмеялась.
Она смотрела на девушек и удивлялась: до чего же все изменились! Настоящие мальчишки! Особенно все жалели Катины косы. Но прекрасные каштановые волосы были и у Наташи, а сейчас у нее остался только задорный чубчик.
Растерянно и смущенно девушки глядели друг на друга. Наташа начала разыгрывать роль мальчика. Хлопнув по карманам, она сказала:
— Ну, хлопцы, закурим!
Даша строго посмотрела на нее:
— А что говорила нам Раскова?
— Помню, — ответила Наташа и сейчас же бросила папиросу.
Она зашагала вдоль стены, по-мальчишески заложив руки за спину.
— Черт побери, — говорила она, озорно поглядывая на девушек. — Я не могу теперь отличить Катю московскую от Кати саратовской и Кати уральской… Сейчас вы все на одно лицо.
— А ты приглядись хорошенько, — засмеялась Катя. — Присмотрись — и увидишь, что я круглее всех. По этому признаку и отличай.
— Черт побери, это верно! — продолжала Наташа, которой нравилась роль парня-забияки.
Но ей не дали разойтись. Комсорг Курганова сейчас же одернула ее:
— Не сквернословь!
— Вот видите: не кури, не чертыхайся! — пожаловалась Наташа. — Куда я попала? Уж не в институт ли благородных девиц?
— Именно туда! — заявила Евгения. — И ты должна поддерживать честь советской девушки.
— Но я пошутила! — воскликнула Наташа с раскаянием, быстро подтянулась, щелкнув каблуками, и пошла на занятия.
И вот штурманы сидят, склонившись над картами, и решают задачу, как провести самолет из Москвы в Вологду. Чертят маршруты, шепчутся:
— Если самолет летит из Москвы в Вологду…
— Довольно! Не хочу больше летать в Вологду! — воскликнула Женя. — Давай полетим в Берлин!
Катя подняла на нее слипающиеся глаза, протерла их, провела рукой по лбу, но голова была тяжелой.
— Карт нету, — пожалела она.
— А мы начертим маршрут, — не сдавалась Женя. — В Берлин я полечу через Воронеж, Чернигов, Варшаву, Познань. Тут я даже и ориентиры искать не буду. Все, что будет дальше Познани, подлежит бомбежке: сыпь бомбы — и они обязательно в фашистов угодят. Только туда я не хочу лететь на «уточке», мне бы тяжелый бомбардировщик, да такой, чтобы мог тысячекилограммовые бомбы взять. Разыскала бы я канцелярию Гитлера да и бросила бы ему на голову.
Она вдруг уронила на стол руки и сжала кулаки. Катя даже испугалась этой внезапной вспышки, обняла Евгению:
— Пойдем глотнем свежего воздуха…
Накинув шинели, девушки вышли на улицу. Плотная темнота окутывала землю. Катя закрыла глаза и втянула крепкий волжский ветер.
Привыкнув к темноте, она различила высокие корпуса военного городка. Все окна уже были темны. Но она отыскала одно из неосвещенных окон и представила узкую полупустую комнату, где на солдатской койке спала молодая красивая женщина. И должно быть, улыбалась во сне своей маленькой дочке. А рядом на стуле лежала ее военная форма с петлицами майора.
Отдыхайте, Марина Михайловна! Мы делаем свое дело, мы учимся!
Волжский ветер трепал полы их шинелей.
— Скорость ветра — десять метров в секунду, — сказала Женя с уверенностью опытного штурмана.
Потом она запрокинула лицо и посмотрела на звезды. В университете она изучала астрономию и уже постигла многие тайны звездного неба. Над разгадкой этих тайн долгие века трудились ученые, они двигали науку вперед, навстречу Жене, чтобы она, постигнув основы астрономии, могла водить самолеты ночью.
Женя остановила взгляд на глубоко мерцавшей звездочке и задумчиво сказала:
— Видишь вон ту самую яркую звезду? Это Сириус. Если бы не было войны, я бы изучала ее. Она слишком далека от земли, поэтому ученые почти ничего не знают о ней. А еще я писала бы монографию о двойных звездах. По-моему, нет ничего интереснее во всей астрономии… Впрочем, пойдем спать, — вдруг сказала она. — Выходит луна, — значит, нам пора.
Штурманское дело захватило Катю. На занятиях по аэронавигации для нее открылся новый мир. Глаза ее словно впервые по-настоящему увидели природу. Ей стали известны формы облаков, виды ветров и сила, с которой они несутся над земной поверхностью, убыстряя полет самолета или отклоняя его от курса, а иногда и сбивая с пути, особенно если штурман окажется не очень опытным. Узнала она и то, как прокладывают маршрут полета, как подходят к цели, как бомбят и ложатся на обратный курс.
Но, разговаривая с Женей, Катя не могла не признаться, что небо для нее все же темная тайна. Женя выслушала ее и строго сказала:
— Никакой тут тайны нет. Для тебя, ночного бомбардировщика, небо должно стать простым, как арифметика. Может быть, тебе завтра же придется в полете ориентироваться по звездам. А уж таблицы восхода и захода луны наверняка пригодятся.
— Все знаю, все, — смущенно засмеялась Катя. — Но пока мы прокладываем свои маршруты только по наземным ориентирам. Небо для меня все еще чистая абстракция…
— Понимаю: рожденный ползать летать не может…