Страница 17 из 17
Едва я добрался до Петровки, немедленно явился в первый попавшийся штаб полка.
Через полчаса из штаба дивизии, куда я срочно был доставлен, к Усову полетела радиограмма. На двух «газиках» мы мчались на явку в маленький городок, спеша успеть захватить там и Лубянцева. А у домика Горбина сидела засада, ждала условленного часа. Всех троих было решено взять вместе.
…Поздно ночью Шевкун, Лубянцев, Горбин и хозяин явки из маленького городка встретились в кабинете Усова.
Просчет
Милая Оля!
Больше месяца я томился здесь, в фашистском застенке. Муки, нечеловеческие пытки… Но сейчас все это позади. Сегодня был суд. Приговор. Милая, зачем спрашивать? Он ясен.
Но меня мучает другое — какой грубый просчет мы допустили!
Ведь приходилось бывать в страшных переплетах — и выходил. Да не просто выходил, а выполнял все, что было поручено.
А тут!
Знаешь, на чем мы просчитались?
Когда мы удаляли из «песенника» ненужные нам слова, сломалась скрепка.
Понимаешь, простая, обыкновенная железная скрепка, какие имеются в каждой тетради и блокноте. Мы поставили на ее место другую…
И на этом погорели.
У немцев, оказалось, стояли скрепки из нержавеющей стали. А мы поставили простую.
Когда я прибыл в ставку фон Эгарда, для них не оставалось сомнения, что доставлено совсем не то, что они ожидали.
Я был схвачен.
Но и это было еще не все.
Как не следили наши в отряде за Хламовским, он через неделю после моего ухода сумел все-таки предупредить о грозящем провале… Это подтвердило первую улику против меня.
Теперь все…
Прощай, дорогая Оленька!
До сих пор ты стоишь передо мной точно такая, как была у автобуса, когда провожала. На милом, чуть-чуть загорелом лице, темные искрящиеся глаза, полные мягкого света. Они и улыбаются, и будто просят прощения за что-то. А руки, руки, всегда такие нежные, то нервно опустятся в карманы коричневого пальто, то приветливо помашут на прощание…
Нет, этого не забыть. Ты и Родина всегда со мной.
Прощай, милая!