Страница 25 из 60
— Сережа, дорогой, увидишь и коронограф. Не волнуйся, ты все увидишь.
— А большой вертикальный круг? — полчаса спустя спрашивал Сережа.
Григорий Макарович засмеялся:
— Вот это контролер!
С этого момента за Сережей укрепилось прозвище «Контролер».
— Ну, Контролер, что еще нам надо посмотреть?
— Менисковый телескоп, — уверенно отвечал Сережа.
Но каждый раз, когда сотрудник обсерватории открывал дверь нового павильона, Сережу снова охватывало нетерпение.
Особенно понравился ему большой пассажный инструмент, установленный неподвижно и прямо по Пулковскому меридиану. Сережа долго допытывался о подробностях его конструкции и даже попробовал срисовать на память.
— Недурно, недурно получилось, — сказал Григорий Макарович, — но только слово «пассажный» пишется через два «с», учти, пожалуйста.
— Григорий Макарович, — упрашивал Сережа, — разрешите одним глазком взглянуть в окуляр.
— Что же ты увидишь? Ведь еще совсем светло.
— Ну, что увижу, то увижу…
Получив разрешение, Сережа прильнул к окуляру. Конечно, Григорий Макарович был прав. Ничего, кроме белого кружка и сетки линий, симметрично расположенных вокруг одной центральной, Сережа не увидел, но оторвать его от окуляра было не так просто. Эта черная нить — Пулковский меридиан — означала для Сережи очень многое. Она связывала его с родным городом, с чистовским Домом пионеров и маленькой обсерваторией, спрятанной между грядками резеды и розовыми кустами…
Наконец Григорий Макарович объявил, что осмотр окончен и что в конференц-зале состоится встреча экскурсантов с известным астрономом профессором Русановым.
— Тот самый, который «Увлекательное путешествие» написал? — быстро спросил Сережа.
— Да, тот самый…
Сережа задумался: встреча с профессором Русановым… Вот кто по-настоящему оценит Сережино открытие!
— Ты что такой бледный? — спросил Григорий Макарович. — Устал? А ну-ка, доставай свои бутерброды…
Но Сережа решительно отказался. В такое время не до еды.
Профессор Русанов был совсем таким, каким представлял Сережа «настоящего астронома». Пожилой человек с густыми бровями и проницательным взглядом, Говорил он негромко, да и незачем было ему повышать голос — ребята вели себя тихо.
Профессор живо интересовался, какие книги читают ребята, умеют ли пользоваться школьным телескопом, знают ли звездные карты.
«Пора, — думал Сережа. — Нет, подожду еще немного. Кто-то спрашивает, есть ли жизнь на Марсе. Глупый вопрос — разумеется, есть. Валя говорит, что мечтает стать капитаном дальнего плавания. «Правильно, — отвечает Русанов, — мореплавателям астрономия необходима». Вот теперь пора!..»
Сережа встал:
— Я умею определять долготу! Я открыл, что живу на Пулковском меридиане… То есть я хочу сказать, что Пулковский меридиан проходит как раз через наш город.
— Молодец, — сказал профессор. — А ты сам откуда?
— Из города Чистова. Заставская улица, дом номер семь. А Пулковский меридиан проходит через наш Дом пионеров. Я по солнечным часам узнал местное время, сравнил его с сигналами времени по радио и определил свою долготу.
Ребята зааплодировали. Сережа слышал одобрительные возгласы. А Валя негромко сказала:
— Да, это здо́рово! Этого мы еще не проходили.
Триумф был полный…
Русанов сделал чуть заметный жест рукой, и в зале снова стало тихо. Профессор похвалил Сережу: определение долготы — дело очень важное. Не только мореплаватели, но и люди других профессий в этом заинтересованы. Например, летчики, геодезисты… Ведь ни одно строительство нельзя начать без предварительных геодезических работ. Верно понял Сережа и самый принцип определения долготы. Одного только не учел наш молодой ученый: местное время должно быть определено очень точно. Солнечные часы для этого не годятся. Здесь неизбежна ошибка — ну хотя бы на одну минуту. А ведь это значит ошибиться больше чем на двадцать восемь километров. И следовательно, Пулковский меридиан не проходит через город Чистов…
Русанов встал, подошел к Сереже:
— Двадцать восемь километров… Где же тогда пройдет Пулковский меридиан?
— Если на восток, то через колхоз «Красный партизан», — едва слышно ответил Сережа.
Он был подавлен своей неудачей. Так осрамиться перед ребятами, перед Григорием Макаровичем! Его открытие, все, чем он так гордился, — все насмарку… Профессор хвалит его только для того, чтобы смягчить удар…
Сережа уже видел свое бесславное возвращение домой. Да и сам Чистов, удаленный от главной астрономической магистрали, как-то потускнел и поблек.
Всем было видно, что Сережа глубоко взволнован, но, пожалуй, только Григорий Макарович заметил, что взволнован и сам Русанов. Верный признак: он не сидит на своем месте, а расхаживает по залу.
Русанов рассказывал о том, как ученые научились определять точное время по звездам, а Григорий Макарович спрашивал себя: неужели же Сережина неудача могла так взволновать знаменитого астронома?
— В каждой большой обсерватории существует специальная служба времени, — продолжал Русанов. — Самые точные пулковские хронометры мы проверяем с помощью астрономических инструментов и ежедневно даем для страны поправку времени. Теперь мы учитываем тысячные доли секунды…
Русанов снова подошел к Сереже и взглянул на его огорченное лицо:
— Веселей, веселей, Сережа! Я ведь тоже свое знакомство с астрономией начал с ошибки!
— А вы расскажите нам, как это было! — смело попросила Валя.
— Что ж, я охотно… Но не поздно ли?
— Совсем, совсем не поздно, — за всех ответил Григорий Макарович.
Профессор сел рядом с Сережей, обнял его и начал свой рассказ:
— Впервые я познакомился с астрономией в октябре тысяча девятьсот семнадцатого года. Точнее сказать, двадцать шестого октября, через несколько часов после того, как Владимир Ильич Ленин с трибуны Второго съезда Советов провозгласил советскую власть. В то время я работал слесарем на Путиловском заводе и никак не думал, что стану астрономом или вообще ученым человеком.
В октябре семнадцатого на нашем заводе был создан отряд Красной гвардии. Командиром этого отряда был мой товарищ, молодой рабочий по фамилии Волчок. Он приехал в Питер из провинции еще в четырнадцатом году, скрываясь от полиции. Настоящая его фамилия была другая, но мы все называли его «товарищ Волчок».
Двадцать пятого октября в штабе революции, в Смольном, наш отряд получил важное задание: занять главный почтамт и главный телеграф. Не буду рассказывать вам всех подробностей, скажу только, что красногвардейцы выполнили ленинский приказ.
Наступило утро. Первое утро Советского государства. На главном почтамте многие чиновники не хотели подчиняться власти трудящихся. Некоторые из них совсем не пришли на работу, а другие сидели сложа руки и посмеивались: дескать, попробуйте, справьтесь без нас!
Одного из таких чиновников я хорошо запомнил. Его лицо выражало одновременно и насмешку и страх; казалось, что он нарочно гримасничает.
Волчок и я работали бок о́ бок с этим чиновником. Нам приходилось заниматься самыми разными, порой совершенно незнакомыми делами. Около полудня позвонил телефон. Я подошел, взял трубку: «Слушаю».
«Добрый день, — вежливо сказал голос по ту сторону провода. — Примите, пожалуйста, поправку к вашему времени».
Признаюсь, что я ровно ничего не понял в этой фразе. Она показалась мне нелепой, а настроение мое, сами понимаете, было в то утро приподнятое, радостно-возбужденное.
И вместо того чтобы разобраться, я весело крикнул в телефонную трубку:
«Ошибка, дорогой товарищ! Время у нас самое что ни на есть правильное!»
И в ту же минуту я увидел пренебрежительную, издевательскую гримасу на лице чиновника. Волчок быстро подошел к телефону и взял у меня трубку:
«Кто говорит? Пулковская обсерватория? Минуту… я сейчас запишу. Принято. Продолжайте, товарищ, спокойно работать. Советская власть будет оказывать всемерную поддержку науке».