Страница 22 из 55
Денисов улыбнулся, взглянув на Олега Николаевича, который сидел с опущенной головой и хмурился.
— Когда примемся за восстановление Кенигсберга, ваши знания очень пригодятся. А пока предлагаем вам остаться в должности директора выставки, посвященной штурму города. Согласны, разумеется? По глазам вижу, — шутливо сказал Денисов.
— Нет, — неожиданно резко ответил Сергеев.
— Чин маловат?
— За чинами не гонюсь, Дмитрий Георгиевич. Уезжать мне надо. В Ленинград.
— Понятно. — Лицо Денисова вдруг стало непроницаемым. — В северную столицу, так сказать, потянуло, ко брегам Невы. Что ж. У нас, конечно, ни гранитных набережных, ни Аничковых мостов. У нас — развалины да пепел, щебень да мусор. Сложная обстановочка. Не для избалованных натур.
— Ну, знаете ли! — вспылил Сергеев. — Я бы попросил выбирать слова! Я четыре года без малого на фронте…
— Слышали эту песенку, — Денисов, кажется, по-настоящему разозлился. — На фронте — одна. А после войны кое-кто прежде времени оттаивать стал, о трудностях забывать. На легкий, на готовенький уют потянуло. Такие из окопов первыми…
Он сам почувствовал, что сгоряча хватил лишку.
— Ладно. Разговор ни к чему. Человек вы беспартийный, удержать вас нечем. Да и незачем, — снова, не удержавшись, кольнул он. — Счастливого пути!
Расстались более чем сдержанно» один — с глухим чувством непоправимости совершенной ошибки, с сожалением о том, что не смог толком рассказать товарищу о настоящих причинах отъезда, другой — с разочарованием в человеке, которому верил, с досадой за свою несдержанность, с запоздалым раскаянием в том, что не сумел душевно, попросту потолковать в эту нелегкую для обоих минуту.
Такими уж были они — замкнутый от непреодолимой застенчивости, сдержанный и скуповатый на слова Сергеев и резкий, прямолинейный, нетерпимый ко многим человеческим слабостям Денисов.
Они расстались уверенные, что судьба вряд ли сведет их снова.
Глава пятая
КОМНАТА ИЗ «СОЛНЕЧНОГО КАМНЯ»
1
— Итак, решено: создаем комиссию по розыскам янтарной комнаты и других ценностей, вывезенных в наш город гитлеровцами. Председателем назначаем Денисова. В помощь ему — нужное количество людей и техники. Надо приступать к работе немедля. — Секретарь обкома партии энергичным жестом подвинул к себе папку и сел. — Возражений не будет?
Все молчали. Какие могли быть возражения?
Слишком трудными были первые послевоенные годы, чтобы вплотную заниматься поисками янтарной комнаты.
…Сорок пятый. Вместо оживленных некогда кварталов — мрачные, почти фантастические ущелья руин. Не работает водопровод. Нет электроэнергии, городского транспорта, топлива. Нет магазинов, кинотеатров, радио, своей газеты. Нет почти ничего.
Но зато есть люди — работящие, неунывающие, привычные к тяжелому труду советские люди, те, кому партия сказала: «Город должен быть!» И они ответили: «Город будет!» Мерзли в нетопленных комнатах. Получали небогатый послевоенный паек. Жили без развлечений и почти без отдыха работали, возрождая из пепла город. Новый, советский город.
К концу лета сорок пятого дали электроэнергию — пока еще для первых промышленных предприятий и учреждений. Работала одна лишь ГРЭС-1. В ноябре открылся первый универмаг. Начался монтаж автоматической телефонной станции. 19 декабря открылся телеграф — комнатка с чугунной печуркой.
25 декабря… Новый, созданный еще летом Балтгосрыбтрест рапортует обкому партии: выловлены первые сто тонн рыбы…
Но город все еще оставался мертвым. Город с домами без крыш и окон, с обвалившимися стенами, с развороченными улицами.
Мертвого не оживишь. Надо было строить новый, советский город. Имя ему тоже дали новое — Калининград.
В декабре сорок шестого пошел по улицам первый трамвай — ржавый, с выбитыми стеклами, но уже, как-никак, а городской транспорт! Затем появились на расчищенных улицах автобусы. Вступил в строй вагонный завод. Оделись строительными лесами корпуса предприятий, коробки жилых домов; не имея еще своего здания, начал работать драматический театр, в киосках стали продавать свою, калининградскую газету.
Город восстанавливался, город ожил.
Теперь можно было по-настоящему ставить вопрос о возобновлении поисков исчезнувшей янтарной комнаты.
Сразу же после заседания бюро Денисов принялся за архивные материалы. Он еще раз внимательно изучил протоколы, папки допросов, показания свидетелей, копии переписки доктора Роде, справки, донесения, докладные Барсова и Сергеева. Потом он придвинул к себе лист бумаги и составил список лиц, которые хоть что-нибудь знали о янтарной комнате. Их было, к сожалению, не так уж много.
1. Эльза Роде. Дочь доктора Роде. В 1944 году вышла замуж за гитлеровского офицера и уехала к его родным в одну из центральных областей Германии. Местонахождение неизвестно.
2. Доктор Фризен. Провинциальный хранитель памятников Восточной Пруссии. Бежал в Германию. Местонахождение неизвестно. По слухам, жил в Берлине.
3. Доктор Гёрте. Директор исторического музея «Пруссия». Тоже скрылся. Вряд ли может быть полезен: Роде ему не доверял. А впрочем…
4. Доктор Гергардт Штраус. Был довольно близко знаком с Роде. Кажется, живет в демократическом секторе Берлина. Разыскать во что бы то ни стало!
5. Хенкензифкен. Инспектор музея. Где находится — неизвестно. Пользы от него, очевидно, мало: Роде не делился с ним своими планами, как это видно из сохранившихся документов.
6. Шпехт Иоганн. Художник-реставратор. По сообщению академика живописи Эрнста Шаумана, был одним из приближенных Роде. Находился в советском лагере по проверке гражданских лиц в Кенигсберге. Дальнейшие следы потеряны. Мог быть полезен — и весьма.
7. Некто Руденко. Музейный работник. Советская гражданка. Сопровождала экспонаты киевского музея. Находилась в Вильденгофе. Где она в настоящее время? Могла бы принести большую пользу, как единственная русская среди перечисленных лиц.
8. Лаш Отто-Бернгардт. Бывший генерал от инфантерии, начальник Кенигсбергского гарнизона. Осужден нашим военным трибуналом за военные преступления.
9. Эрих Кох. Бывший гауляйтер. Бежал из Восточной Пруссии. Судьба неизвестна».
Денисов и его товарищи принялись за работу. Они читали немецкие книги, сообща переводили все, что могло пригодиться, рылись в словарях и справочниках.
Начались раскопки в городе. Командир группы саперов старший лейтенант Амелин ежедневно докладывал Денисову о проведенных работах. Солдаты во главе с опытными офицерами инженерно-технической службы откачивали воду из бункеров, осматривали подвалы, блиндажи. Прошли не одну сотню метров ходов сообщения, исследовали десятки развалин, побывали в крепостных сооружениях…
Однажды Денисов пошел в замок.
Неприветливо встретили его мрачные развалины. Ветер выл в проломах стен, сыпал за воротник сухую пыль, то и дело валились под ноги куски штукатурки, обломки угрожающе раскачивались над головой. Денисов решил составить схему расположения комнат и служб в замке. Это ему не удалось: слишком уж сильно разрушен был шлосс.
Явно не хватало человека, который бы хорошо знал Кенигсберг и мог отдаться поискам всецело, вложив в них не только живой интерес и энтузиазм, но и научные познания.
Живой интерес, энтузиазм и научные познания…
Денисов отодвинул начатое было письмо.
Да. что касается научных познаний, то насчет них сомневаться не приходится. А вот интерес и энтузиазм — это еще как сказать.
Тот последний разговор с Сергеевым не выходил у него из памяти.
Долгие годы партийной работы выковали в Денисове немало совершенно необходимых качеств: внимательность и умение вовремя прийти на помощь человеку, поддержать споткнувшегося, дать ему совет, поправить того, кто ошибся, быстро принять сложное и трудное решение и затем отстаивать его до конца.