Страница 21 из 40
— Значит, пройти можно?
— Конечно. Только соблюдать осторожность и не лезть куда не надо.
Дождь кончался.
Фашисты изредка постреливали из минометов, запускали осветительные ракеты и вешали «фонари».
Мы подтянулись к опушке болота. Позади нас остались догорать небольшие костры, в них горело брошенное имущество.
В последние минуты мы с болью в сердце утопили минометы и пушки. Злым ходил Петр Агафонович Горячев. Он немало приложил забот, чтобы создать огромное хозяйство бригады. Теперь многое брошено в болото, горит в кострах. Он похудел, осунулся. Незаметно от командира бригады Горячев пытался спасти самых лучших лошадей с седлами. Пока Иванов докладывал, что по болоту можно пробраться, Горячев пытался пустить их через заросшее озеро. Но лошади не прошли и пяти метров, как стали проваливаться и тонуть.
Ровно в полночь мы двинулись на болото. Впереди шел Сергей Иванов со своими разведчиками. Следом за ним, еле вытаскивая ноги из грязи, двигались врассыпную отряды Маркушина, Объедкова, Тараканова, Садовникова. Вперемежку между ними шли «женский батальон» начальника АХО Горячева, санчасть Пашнина.
Пройдена первая сотня метров. Не слышно ни разговоров, ни стука. Доносятся только тяжелые вздохи да бульканье воды. Слева — узкая полоса метров в двести, где расхаживают немецкие часовые.
Неожиданно Виктор Смирнов проваливается в «котел», и, вздымая брызги воды и грязи, плюхается в воду станковый пулемет. На помощь товарищу спешит Ефим Зонов, но и он исчезает под водой. Движение приостанавливается. К месту происшествия подбегает Маркушин.
— Не задерживаться, ползите вперед, — приказывает он и бросает конец веревки Смирнову и Зонову.
Возню на болоте, видимо, услышали немецкие часовые. Они навешивают над болотом пару фонарей и открывают бешеную стрельбу. Пули свистят над головами партизан, сбивают сухие камышинки. Над болотом стоит мертвая тишина. Партизаны лежат в воде и не двигаются. Холодная вода быстро просачивается сквозь одежду, леденит тело. Зыбкая почва оседает вниз и засасывает людей. Единственный выход — ползти, иначе утонешь.
Только несколько партизан во главе с Маркушиным возятся вокруг Зонова и Смирнова, которые уже нахлебались воды и грязи.
— А пулемет, его найти надо, — шепчет Маркушину Смирнов.
— Ползи, черт с ним, с пулеметом. Другой достанем, — сердится Маркушин.
— Этого жалко, хороший станкач был, — оправдывается Смирнов и снова лезет в воду. Она покрывает его по шею. Смирнов ногами нащупывает пулемет.
— Вылезай из воды, — не вытерпев, говорит Маркушин и пытается стукнуть его палкой, но Смирнов ныряет под воду.
— Ну упился, — вылезая, шепчет Смирнов, вытаскивает станкач и взваливает его на плечи.
Партизаны ползут по болоту молча. Некоторые начинают стучать зубами от холода, но, собрав волю, ползут и ползут вперед. Каждый знает, что вот-вот ноги почувствуют твердую землю, где можно согреться и обсушиться.
Воды постепенно становится все меньше и меньше. Впереди виднеются кривые сосенки, за которыми сплошной стеной стоит лес.
Где-то слева осталась деревня Махарево, а справа Лебяжье. Глуше становятся выстрелы, на потемневшем небе блекнут линии запускаемых немцами ракет. Это радует партизан. Главная опасность миновала.
— Привал, — приказывает Ефимов, когда бригада вышла на большой километровый остров, почти сплошь усеянный огромными валунами. Сразу же вспыхивают небольшие костры, начинается сушка промокшей и грязной одежды.
В этой полураздетой толпе Григорий Иванович с трудом разыскал Сергея Иванова. Тот сидел на огромном валуне и сушил вместе с Виктором Смирновым свои сапоги, от которых валил густой пар.
— Сожжете, в чем будете ходить? — зашумел Горячев.
— Товарищ начальник АХО, разведчики занимаются самоснабжением, кроме варева, — смеясь ответил Иванов.
— Это я знаю.
— Знаешь, зачем ругаешь?
— Что мне делать? Продукты кончаются, обоза не стало. Где теперь все достать?
— У немцев.
— Попробуй.
— И достану, — заявил Иванов.
У Горячева была особая страсть к лошадям, поэтому он сразу же сделал заявку на лошадей.
— Будь спокоен, как только пойдем в разведку, приведем пару немецких куцехвостых лошадей.
— Ну вот и хорошо. Напросился, — сказал Григорий Иванович, который стоял позади Иванова и пока не вмешивался в разговор.
— На что напросился? На лошадей? Приведу и не одну, а десяток.
— Не об этом речь. Знаю, что достанешь. Напросился на другое — на разведку.
— Да я хоть сейчас готов. — С этими словами Сергей Иванов соскочил с валуна и натянул разбухшие сапоги.
— Что, работа есть?
— Есть.
— Куда пойти, что сделать?
— В Ново-Николаевку. Мимо нее будем проходить.
— Задача?
— Как всегда: где немцы? сколько их? что делают? Главное, узнать о переправе через Шелонь. Кого возьмешь с собой?
— Виктора Горшкова, Ивана Зарубу, Петра Механошина, Михаила Новокрещеных и Степана Данильчука.
— Зачем так много?
— Веселее, да и для Горячева лошадей надо достать, — смеясь, ответил Иванов.
Они вернулись ранним утром девятого сентября, когда мы устроили очередной привал. Впереди ехал на немецком тяжеловозе Сергей Иванов. Сзади него на таких же лошадях с короткими хвостами ехали Иван Заруба и Михаил Новокрещеных, ведя в поводу две лошади. На одной из них через седло была перекинута человеческая фигура. Кавалькаду замыкали Петр Механошин и Степан Данильчук. У штабного костра они спешились, осторожно сняли с лошади человека, положили его около костра. Это был разведчик сибиряк Виктор Горшков. На лице его запеклась кровь.
Виктора Горшкова знала вся бригада. Весельчак и балагур, лихой гармонист и танцор, он в то же время был непревзойденным разведчиком. Война застала Виктора на границе. В ожесточенных боях их полк сильно поредел; полковому врачу дважды пришлось извлекать пули из тела Виктора Горшкова. Солдат оказался живучим и ни за что не хотел отправляться в тыл. Лишь с тяжелой контузией его доставили в госпиталь. Однако через три дня Горшков сбежал оттуда. Но его полк уже отступил. Солдат оказался в тылу у немцев. Лесами и болотами разведчик пробирался на восток, пока не набрел на нашу партизанскую бригаду. Он воевал вместе с нами больше года. К нему привыкли, и трудно было поверить, что Виктора больше нет.
— Как это случилось? — нарушив молчание, спросил Иванова Горячев.
Сергей не ответил. Все смотрели на убитого разведчика. Говорить не хотелось.
— Подошли мы к Ново-Николаевке, — с усилием произнес Иванов. — Влезли в большой сарай, смотрим сквозь крышу. Народ есть, а немчуры нет. Ну и осмелели. Пошли по деревне. Виктор заметил какое-то объявление на доме. Стал к нему подходить. А из дома выстрелили. Он и упал. Подходим — Виктор уже мертвый.
— Кто убил?
— Святоша какой-то. Он старостой был.
— Вы его нашли?
— Конечно. Стрелял-то он из подвала своего дома. Данильчук его заметил и одним махом перескочил плетень. И прямо в подвал. А он, сука, по Данильчуку выстрелил, да промахнул. Стукнули его прикладом и выволокли на улицу. Народ, конечно, собрался. Ну и говорят нам:
— Стрелять его, гада, надо. Он предатель. Многих наших немцам выдал да и нас грабил.
Проверили. Справку у старосты нашли, комендант Красных Струг выдал. Доверил ему, святоше, забирать все у населения для фашистов, садить в каталажку подозрительных.
— Почему, говоришь, он святоша?
— Фамилии не сказал и все назывался рабом божьим.
— Ну, а дальше что?
— Проверили весь дом. В подвале и в кладовых, почитай, сотню мешков с зерном и мукой нашли, а сапог, валенок и полушубков — не сосчитать.
— Куда их девали?
— Раздали в деревне. Население сначала боялось брать. Потом взяли.
— Чего им бояться, свое брали.
— То-то и оно. Говорят, вот возьмешь, а немец приедет, отберет обратно, да и постреляет за это. Иванов их успокоил. Берите, говорит, это все ваше. А немец приедет — скажите, что староста, мол, к партизанам сбежал и все увез с собой. Так и договорились.