Страница 15 из 43
— Тварь продажная. Марш, чтоб духу твоего не было!
Глава 14
Место для пикника было выбрано за Лысой горой, в трех километрах от города.
Это была небольшая возвышенность, покрытая густым лесом, который спускался вниз с восточного склона, круто обрываясь над рекой. Северная сторона ее переходила постепенно в широкую равнину, по которой на десятки километров протянулась таежная глухомань. С вершины открывался чудесный вид на городок, утонувший в зелени деревьев. Справа виднелись небольшие квадратные полоски полей. Стоял теплый августовский день.
В доме Фирсова заканчивались последние приготовления к празднеству Городская стряпуха Лукьяновна, укладывая в корзины румяные булочки, пончики и ватрушки, говорила стоявшему перед ней работнику:
— Ты, Прокопий, вези осторожно, от ухабов отворачивай, а то все перемнешь.
— В сохранности доставлю, Лукьяновна. Што, я не понимаю.
Нагрузив телегу, Прокопий двинулся в путь. Через час он уже суетился на опушке леса, раскладывая содержимое ящиков и корзин.
Вскоре со стороны дороги послышалась песня:
Впереди большой группы молодых людей в студенческом кителе нараспашку шел Виктор Словцов. Дирижируя, он пел:
Глаза Виктора сверкали, на щеках выступил румянец. Виктор поднялся на поляну и взмахнул рукой. Песня смолкла.
— Нашей дорогой хозяйке в день именин — ура! — раздался чей-то голос.
Молодежь дружно подхватила, и эхо, пролетев над обрывом, замерло в лесу.
Агния подняла глаза от букета полевых цветов, преподнесенных ей Штейером, и взволнованно сказала:
— Спасибо, господа!
Андрей с Ниной Дробышевой отстали от компании и не торопясь поднимались в гору.
Дробышеву нельзя было назвать красавицей. Но немного продолговатое лицо с чуть раскосыми глазами было приятно, в особенности когда она смеялась, обнажая ряд ровных зубов.
— Я так рада, что познакомилась с вами, — говорила она Андрею. — После Одессы Марамыш кажется мне тихой пристанью, но и здесь чувствуется дыхание страны. Я уверена, что живая, прогрессивная мысль найдет и в Марамыше, свой отклик. Скоро, скоро наступит весна. Так будем же ее вестниками! — горячо произнесла она.
— Да, хочется жить и бороться! Хочется отдать все свои силы, все свои знания народу, — досказал ее мысли Андрей.
Дробышева в раздумье, медленно начала обрывать лепестки. Она посмотрела на Андрея и спросила:
— Вы любите Горького? — и, не дожидаясь ответа, продекламировала: — «Это смелый Буревестник гордо реет между молний, над ревущим гневно морем, то кричит пророк победы: «Пусть сильнее грянет буря!» Пусть сильнее грянет буря! — страстно повторила она. — Однако мы отстали, поторопимся, — с оттенком извинения в голосе сказала она.
Они ускорили шаг. Нина продолжала:
— На днях я постараюсь познакомить вас с участником майской забастовки в городе Николаеве, политическим ссыльным Григорием Ивановичем Русаковым. Он очень интересный собеседник. Если бы вы знали, какая огромная внутренняя сила кроется в этом простом человеке, какая глубокая убежденность в правоте идей коммунизма!
— Вот мы и дошли. Слышите? — спросил Андрей.
На поляне звучала песня:
На опушке леса пылал яркий костер. Дым, сползая с обрыва, тонкой пеленой висел над рекой, расплывался в наступившей полумгле. Над бором тихо плыли звуки церковного колокола. Прислушиваясь к его медному гулу, Андрей запел:
Рядом с ним сидела Нина Дробышева. Она, казалось, вся отдалась песне. Пламя костра освещало ее невысокую тонкую фигуру.
Недалеко от костра полупьяный семинарист Пучков спорил с гимназистом Воскобойниковым.
— Я тебе говорю, что платонической любви не существует.
— Ты не понимаешь этого чувства, — упорствовал Воскобойников. — Платоническая любовь — это высший идеал любви.
— Глупость, — обрезал семинарист.
— А по-твоему, что такое любовь?
— Самое обыкновенное физиологическое чувство с примесью «охов» и «ахов», ведущих в конечном итоге к венцу.
— Это пошло и прозаично.
Гимназист поднялся на ноги и продекламировал:
— Чепуха! — махнул рукой семинарист.
— Полегче! — сердито заговорил Воскобойников.
Разговор перешел на высокие ноты.
Агния поспешила к молодым людям:
— В чем дело, господа?
— Мы спорим с этим ученым мужем о любви. Сей юноша утверждает, что платоническая любовь есть высший идеал. Но скажу, что он так же ошибается сейчас, как и ошибался тогда, когда задумал отравиться со своей Офелией из седьмого класса гимназии и вместо цианистого калия принял касторку. Ха-ха! — залился пьяным смехом Пучков.
— Прошу вас грязными инсинуациями не заниматься, — побледнев от злости, Воскобойников повернулся спиной к семинаристу.
Агния, подавляя улыбку, взяла его под руку и отошла с ним к костру.
Пикник на Лысой горе затянулся, и ночь решили провести у костра.
Глава 15
На другой день молодежь собралась у Фирсовых. Пришли Нина Дробышева, Пучков, Воскобойников и еще несколько гимназистов. В компании двух молодых людей явился Виктор.
— Михаил Кукарский, — одергивая модный жилет, на котором болталась тонкая позолоченная цепочка карманных часов, отрекомендовался один из них. Рядом с ним стоял человек, одетый в косоворотку и плисовые шаровары, заправленные в сапоги.
«Этот, вероятно, и есть господин «экономист», как назвал его Виктор», — подумал Андрей.
— Иван Устюгов, — подавая руку, сказал тот хрипловатым голосом и внимательно, точно изучая Андрея, посмотрел на него мрачными глазами.
Скуластое лицо Устюгова, с низким покатым лбом, приплюснутым носом, со сросшимися густыми бровями, полными чувственными губами, было неприятно. Устюгов имел привычку широко расставлять ноги, не вынимая при этом рук из карманов шаровар.
— Я очень рад с вами познакомиться, — кивнул он Андрею. — Надеюсь, в моей битве с Кукарским вы будете на стороне «отверженного», каким меня считают в обществе вот этих маменькиных сынков, — кивнул он в сторону гимназистов, столпившихся возле Штейера.
— Не зная ваших убеждений, вексель не выдаю, — улыбнулся Андрей.
— Ловко сказано, — заметил недалеко стоявший от них Кукарский и потер руки.
— Господа, кто желает играть в карты, за мной, — послышался голос Агнии.
Вслед за молодой хозяйкой ушел Штейер и еще несколько гимназистов. В комнате Андрея остались Виктор с Ниной, Устюгов, Кукарский, Воскобойников и Пучков.
Шаркнув ножкой и прижав руку к сердцу, Кукарский остановился перед Дробышевой и продекламировал:
— Вы полны противоречий.
— А именно? — Кукарский почтительно склонил голову.
— Бы не только не молчите в моем присутствии, но и прекрасно декламируете стихи.