Дикари Ойкумены.Трилогия

«Кролик, – невпопад сказал Марк. – Что вы думаете о кроликах?»

Профессор рассердился. Ему показалось, что Марк презирает кроликов. Спич в пользу ушастых пожирателей морковки был долгим и возвышенным. Особенно профессора восхищала случка кролей: оплодотворение в любое время года, охота к этому архиважному делу – каждые восемьдевять дней. «Знаете ли вы, юноша, что один самец в день может покрыть четыре самки!» Уважаю, кивнул Марк. «А знаете ли вы, что является признаком состоявшегося спаривания у кроликов?» Марк пожал плечами. «Вот! И вы еще позволяете себе насмешки! Признаком является падение самца с самки на бок с легким урчанием или характерным писком…» С легким урчанием, повторил Марк. С характерным писком. Спасибо, профессор, я запомнил.

Извините, мне пора.

Внизу пенилось море. Вдали смеялась Н’доли. Знать бы, как она смеется: с издевкой или с сочувствием. Упал, сказал себе Марк. На бок. С характерным писком. Лежи, дурак, и помалкивай. Или покрой еще трех самок.

Он опасался, что у него не хватит духу. Что при виде дисциплинарлегата Гракха он онемеет. Пожалеет, что не открыл аварийный люк и не бросился в зеленую, похожую на жидкое бутылочное стекло, воду. Смейся, Н’доли. Смейся! Посмотрим, кто будет смеяться последним.

Перед ним сидел богатырьпервокурсник Сцевола. Спина Сцеволы превратилась в камень, шея – в броневой кронштейн. Больше всего на свете первокурсник хотел обернуться. Больше всего на свете он боялся обернуться.

Я заразный, подумал Марк. Носитель инфекции.

Когда аэробус сел, Марк выбрался наружу последним. Силовой купол, накрывавший территорию училища, был почти не виден в лучах восходящего солнца. Так, сизая дымка с отливом цвета голубиного яйца. Встав под цветущей плюмерией, Марк следил, как поток курсантов втягивается в ворота. Затем подошел ближе, еще ближе. Ворота остались открыты, но, едва Марк ступил за ограничительную линию, проведенную в двух метрах от входа, между створками заискрило, намекая на парализующий разряд. В базе данных пропускного пункта, дающей право на свободный вход, стерли информацию о курсанте Тумидусе. Сетчатка глаза, отпечатки пальцев, геометрия руки, форма ушных раковин, энергомозаика пульса – ничего, что бы отличило Марка от любого другого чужака.

Он шагнул к переговорному устройству:

– Курсант Тумидус… – Голос сорвался. Марк проклял себя за слабость. – Марк Тумидус хотел бы видеть начальника училища.

С ответом не торопились.

– Причина? – наконец откликнулся механический баритон.

– Личная.

– Отказано.

– Это очень важно.

– Отказано.

– Я неверно выразился. Причина не вполне личная. Мне необходима встреча со старшим офицером ВКС Помпилии. Я больше никого не знаю на Тренге…

– Ждите. К вам выйдет дежурный офицер.

Ждать пришлось долго. Утренняя поверка, развод на занятия. Обердекуриона Горация, идущего по дорожке, посыпанной желтым песком, Марк засек издалека. Это было не то, на что он рассчитывал, но лучше, чем ничего.

Выйдя за ворота, Гораций расстегнул крючок воротничка. Это была такая вольность, что у Марка захватило дух.

– Глупо, – сказал обердекурион. – Не поможет.

– Здравия желаю! – по привычке отрапортовал Марк.

– Не поможет, говорю. Уходи, не позорься.

– Вы считаете, я пришел за восстановлением? – Кровь бросилась Марку в лицо. – Буду просить, умолять? Унижаться?! Ах ты, чугунная болванка…

– Ударь меня, – равнодушно посоветовал Гораций. – Ударь, и я подам на тебя в суд. За нанесение тяжких телесных.

Марк остолбенел. Он готов был к чему угодно, кроме шутки.

– Вторая «телега» через полтора часа. Посиди на берегу, остынь. – Вздохнув, обердекурион хлопнул Марка по плечу. – Лети домой, сынок. Деньги есть? Могу одолжить.

– Спасибо, мне уже предлагали.

– Девушка?

– Девушка.

– И ты не взял?

– Не взял.

– Ну и правильно. В девушках главное зло. Бери у меня, не ошибешься.

– Вот. – Марк достал из кармана визитку доктора Туллия. – Передайте оберманипулярию Туллию от моего имени. Скажите, что я сижу на берегу, любуюсь морем. Пусть выйдет на пару минут. Это важно. Это действительно важно.

– Ты болен?

– Я здоров.

Не говоря ни слова, Гораций повернулся и пошел прочь, под купол.

– Эй, – окликнул его Марк, – господин обердекурион! Вас когданибудь вербовали?

– На службу, – кивнул Гораций. – Давно.

– А меня в шпионы. Недавно.

II

– Дочь Папы Лусэро, – сказал легат Квинт. – Это проблема.

Обеими руками он пригладил седой бобрик. Ладони остались мокрыми. В палатке было жарко, несмотря на работающий климатизатор, и легат Квинт сильно потел. Тощий, сутулый, он нахохлился, став похож на воробья, – специалист по психологии ботвы, глава Особого отдела училища.

– Почему? – моргая, спросил доктор Туллий.

Рядом с воробьем Квинтом доктор был совой, которую вытащили на свет из спасительной тьмы дупла.

– Допустим, это правда, – вместо Квинта ответил дисциплинарлегат Гракх. – Допустим, интерес Н’доли Шанвури к нашим курсантам небескорыстен. Допустим, мы захотим разобраться в причинах этого интереса. Разобраться плотно, не стесняясь в средствах. Если на Тренге исчезнет просто туристка Шанвури, вряд ли это станет сенсацией. В джунглях масса хищных достопримечательностей. Но дочь киттянского антиса… Папа Лусэро уже покинул Тренг?

– Да, – кивнул Квинт.

– Антис гостит на Тренге. После конфликта с нашим курсантом он возвращается домой, на Китту. Немного погодя исчезает его дочь. Проклятье! Сюда хлынет орда репортеров. В любой щели будет торчать любопытный нос. Каждый третий из акул пера будет агентом тайных служб Китты. Каждый второй – комиссаром по особым поручениям, командированным к нам Советом Лиги.

– Никаких «мы», – возразил Квинт.

– Что?

– Вы сказали, Гракх: мы захотим разобраться. Я предупредил вас: никаких «мы». Училище останется в стороне. Этим делом займутся специалисты.

– Вы полагаете… – надменно начал дисциплинарлегат.

Квинт остановил его вялым взмахом руки:

– Все понял. Вы не хуже других, вы в деле, вы оскорблены недоверием. Теперь поймите и меня. Я не вмешиваюсь в то, как вы командуете училищем. Когда вы согласились на предложение инспектора Катилины, – легат Квинт бросил быстрый взгляд на Марка, скорчившегося в углу палатки на хлипком табурете, – я промолчал. Хотя имел особое мнение на сей счет. Гракх, дружище, останьтесь и вы в стороне. Н’доли Шанвури займусь я, ваш покорный слуга, и мои люди.

– Кто? – Гракх шагнул ближе.

– К чему вам знать их имена? Они не находятся в вашем подчинении. Если угодно, они вообще не из училища. Вы найдете мне замену? Боюсь, у меня не останется времени для лекций…

О Марке забыли. Взгляд Квинта не в счет. Так могли бы посмотреть на предмет мебели. Горбясь, Марк старался превратиться в мышку. Еще лучше – в комара. Он и не подозревал, что предавать так легко. Хорошо, не предавать. Выполнять гражданский долг, сообщая отцамкомандирам о шпионаже. Легко, очень легко, легче легкого. Едва оказавшись в палатке Гракха, он с трудом дождался, пока не придут доктор и Квинт, вызванные дисциплинарлегатом по внутренней связи. Слова жгли язык. Откровенность кислотой бултыхалась в желудке, провоцируя приступ рвоты. Выговорившись, Марк впал в странную апатию. Ему хотелось, чтобы о нем вспомнили и выгнали, но хотелось не слишком – скорее умом, чем сердцем.

– Доктор, – Квинт повернулся к медику, – ваша вакцина может представлять интерес для врагов Помпилии? Я имею в виду, ваша новая вакцина?

– Вы! – задохнулся доктор. – Откуда вы…

– Полно, доктор. Разумеется, я в курсе вашего эксперимента. Я одобрил его еще тогда, когда ваша бухгалтерия спала спокойно, не подозревая, что ей придется оплатить дорогу Сергию Кезону Туллию, оберманипулярию медицинской службы, на далекий экзотический Тренг…

Квинт перевел дух. Длинная, сложно выстроенная, трудная для языка фраза была намеренным приемом. За это время, бездумно подчиняясь ее ритму, доктор успокоился и смирился с тем фактом, что модификация «офицерской» вакцины – не секрет для воробья Квинта.