Страница 29 из 64
— Ой, я и забыла! — спохватилась вдруг девушка и выдернула руку. — Мне сегодня еще надо составить отчет о состоянии аппаратуры. Пойдем, проводи меня. Ну! Подал бы шинель, — сказала она с упреком, одеваясь. — Вот мы с тобой еще школьные товарищи, а ты такой невнимательный, равнодушный.
— Соня, выслушай меня…
— Юра! — Она серьезно посмотрела ему в глаза. Он заулыбался, и Соня рассердилась на себя, что не смогла взглядом сказать того, что нужно. В голосе ее зазвучало раздражение. — Ты бы лучше подумал, как скорее стать другим. Вот подожди, я тебя еще на комсомольском активе бригады как-нибудь пропесочу. Вялый. Целый день на постели валяешься, когда сейчас все к боям готовятся. Что это такое? Неживой ты, что ли? Как только ты в разведку попал? Неужели и воюешь ты также вяло?
— Воюю? Вот увидишь, как я воюю!
— Хорошо. Посмотрим.
— Идем! — Он резким движением открыл дверь.
— Оденься. На улице мороз, а ты хочешь в гимнастерке. Оденься, оденься, иначе я с тобой не пойду.
Юрий накинул кожанку на плечи, и они молча вышли из землянки. Под ногами мягко хрустел снег. Небо очистилось от туч, и воздух был свежим, прозрачным. Сквозь деревья мертво светила полная луна. Безжизненные тени ложились на белую землю.
— В наступление скоро пойдем? Ты не знаешь? — спросил Юрий.
— Наверное, скоро. — Они прошли несколько шагов молча.
— Юра! Давай вместе напишем письмо в школу. Потом я им буду сообщать, как ты воюешь. А война кончится, обязательно в школу наведаемся. Хорошо?
Юрий слышал дружескую заботу в ее голосе, и в нем загорелось желание совершить необыкновенное. «Вот пойдем в бой — докажу», — решил он, взяв Соню под руку, и торжественно сказал:
— Как другу обещаю, что буду честно выполнять свой долг — любое приказание командира, любую задачу.
— Долг — мало.
— А что же еще?
— Всего себя целиком отдать.
— Я так не смогу, — печально ответил он.
— Сможешь, если захочешь, — решительно сказала девушка.
Юрий ничего не сказал. Потом словно спохватился и заспешил.
— Соня, ты иди, а мне надо к механикам зайти, проверить, как моторы прогрели.
— Ну, конечно, иди. До свидания. — И девушка быстрыми шагами пошла к себе.
— Стой, кто идет? — окликнул на пути часовой.
Соня назвала пропуск. Но часовой обращался явно не к ней. За деревьями чей-то знакомый голос задорно отвечал на оклик:
— Свои. Славяне!
— Пропуск? — щелкнул затвор карабина.
— А чорт его знает, какой у вас сегодня пропуск: мы давно дома не были.
— Лейтенант Погудин? Ура-а! — закричал часовой.
Соня побежала навстречу и через несколько шагов увидела Николая, четырех автоматчиков и связиста с рацией за спиной. Они стояли на свежепротоптанной тропинке. Какой у них странный, смешной вид. Поверх всего обмундирования надето нижнее белье. Шинели заправлены в кальсоны, выпущенные на сапоги. Из под белых рубах торчат воротники с петлицами. Ни дать, ни взять — в маскировочных костюмах.
Луна освещала лицо Николая — запавшие глаза и провалившиеся щеки. Он очень обрадовался встрече с Соней и козырнул широким жестом.
— Здравствуйте, товарищ гвардии сержант!
Из землянок, разбуженные криком часового, выбегали полуодетые танкисты и набрасывались с объятиями на разведчиков:
— Погудин!
— Никола, друже!
— Колька!
— Товарищ лейтенант!
— Подождите, дайте поблагодарить сперва. — Он скомандовал своей группе «смирно», подошел парадным шагом к Соне и крепко пожал ей горячую руку. — Ба-альшое спасибо, товарищ гвардии сержант!
— За что? — смущенно скрывая радостную улыбку, спросила Соня.
— Как же? За поддержку. Выдохнемся — рацию настроим, а вы зовете. Это здорово было! Кабы не вы, мы бы не дотянули. Нет, серьезно. Да вот еще снег, спасибо, вызволил.
— Что же вы не отвечали? — спросила Соня.
— Понимаете, передатчик встряхнули где-то. Ну, и… А приемник работал.
Николай тут же бесцеремонно стянул с себя нижнее белье. Снял шапку и отряхнул с нее снег. Потом оправил шинель и отослал своих бойцов:
— Ну-ка, живо — отдыхать. Завтра наговоримся. Отбой! Вы к себе, Соня? Пойдемте, мне в штаб. Эх, попрошу сейчас у полковника ха-арошую папиросу! Натерпелись мы без курева.
Они медленно зашагали рядом. Николай, не скрывая радости, смотрел на девушку, и в ушах у него звенел ее зовущий голос: «Вихорь! Вихорь» А Соня вдруг почувствовала себя усталой, ослабевшей. У нее слипались глаза. Хотелось лечь, закрыть их и ни о чем больше не думать. «Вернулся! Вернулся!»
Не разговаривая, они медлили. Потом Николай увидел комбрига и начальника штаба, которые вышли ему навстречу. Он наскоро попрощался:
— Ну, будьте здоровы… Соня! Спасибо! В долгу мы перед вами, о-очень.
Был легкий морозец. У Сони горело лицо. Она остановилась и проводила Погудина взглядом. Тот подошел к командирам, вытянулся в струнку, даже каблуками щелкнул и громко отчеканил:
— Товарищ гвардии полковник! Разрешите доложить — ваше задание выполнено!
Почти до рассвета Николай рассказывал командирам о коротком бое в за́мке, о системе обороны противника за линией фронта. По офицерской книжке убитого обер-лейтенанта установили, какая часть прибыла с Запада. Германское командование снимало свои дивизии с фронта, где наступали англичане и американцы, и перебрасывало их на восток.
Николай рассказал, как, они отлеживаясь при появлении опасности в валежнике, в стогах соломы, никак не могли приблизиться к переднему краю. Но в ближайшем тылу, у врага разузнали многое. За эти трое суток до того, как выпал снег, измучились, плутая вокруг да около, но не теряли надежды на спасение.
— Если б не наш Петя, — тихо закончил Николай, — мы бы не вышли оттуда. Немцы, наверное, подумали, что на чердаке был всего один русский. Нас и не искали.
Николай, замолчав, подал комсомольский билет. Командир бригады прочитал вслух: «Банных Петр Васильевич, год рождения 1926».
— Да-а, — произнес задумчиво он. — Начальник штаба! Представить всех к награде!
— Мы просим вас, товарищ полковник, вынести благодарность и гвардии сержанту Потаповой. Не она — ребята не выдержали бы.
— И сержанта Потапову тоже. Хорошо работала. Правильно, Погудин?
Николай склонил голову:
— Извините меня, товарищ гвардии полковник, дайте еще раз закурить, — растерянно вымолвил он.
Глава 10
Окончилась артиллерийская подготовка. Смолк рокот орудий, и советские танки, окрашенные под снег в белое, двинулись вперед. Тысячи машин устремились сквозь дым и пыль первой линии вражеской обороны, поднятой в воздух и превращенной в прах нашими артиллеристами. Многомоторный гул рванулся ввысь и пошел шириться по равнинам. Это было наступление Первого Украинского фронта в январе 1945 года.
Ходуном заходила земля. На пути попадались польские деревеньки. Грохочущий поток танков огибал их с обеих сторон. Рушились на окраинах старые постройки. Их не задевали, нет, они рассыпались сами, не выдержав сотрясения почвы.
Танки шли сплошной лавиной, оставляя на полях глубокие борозды. Затем они разделились по армиям, потом по корпусам, наконец — по бригадам. Каждая получила свой маршрут, и на всех моторах помчалась к цели. Они разорвали оборону противника на лоскутья, сквозными ураганами пролетели глубоко во вражеский тыл, и далеко впереди наступающего фронта поднялась сокрушающая буря.
Три белых машины — танковый взвод разведки, взбивая укатанный на дороге снег, выехали на бугор. Впереди расстилалась небольшая впадина, потом — снова высотка, за которой по карте значился населенный пункт.
Юрий сидел в танке. Над головою — открытый люк и ослепительно синее небо. Он мысленно сравнил его с Сониными глазами и подумал, что, наверное, сейчас Соня волнуется за него. Он взглянул на ее фотографию, прикрепленную над смотровой щелью, и почувствовал, что ему хочется боя, в котором он совершит подвиг. В смотровую щель сквозь триплексы виднелись запорошенные снегом и залитые солнцем поля. — Скорее, Ситников, скорее, — подгонял Юрий механика-водителя.