Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 93

— Давайте порассуждаем, — предлагаю я. — Некто по незначительному поводу задерживается властями. Главные преступления этого человека остаются «за кадром», судят его за мелочь, пустяк по сравнению со всем остальным. Пустяк — не пустяк, а дело на пять лет остается бесхозным. Дело, размах которого известен ему одному: нити, связи, люди — все у него в руках! Как быть? Связаться с кем-нибудь из своих людей он не может, да и, вероятно, полностью не доверяет никому из них. И тогда этот человек решается на рискованный, но в его положении единственный и потому оправданный маневр — на эти пять лет находит себе заместителя в лице своего адвоката, в котором по-видимому, он сумел разглядеть родственную душу. Подробности этого сговора известны им обоим, но, надо думать, они оказались приемлемыми для обоих.

— А ведь никаких улик против Зазроева у вас нет, — неожиданно вступает Миносьян. — Так, подозрения… А подозрения без фактов — это мираж в пустыне. Солнце взошло — и нет ничего. Даже тени.

Полутона, полунамеки… А за всем этим стоит нечто очень важное. Передо мной сидит решительный, уверенный в себе человек. Если Борис Ахалая прав в своем предположении, то у Зазроева, пожалуй, есть все основания остерегаться Миносьяна…

— Откуда такая убежденность? — интересуюсь я.

Мой собеседник «играет паузу». Получается у него это столь же профессионально, как и недавняя декламация. Воистину первая премия досталась ему по праву.

— Вы приехали ко мне и хотите, чтобы я подтвердил эту фантастическую историю? — наконец произносит он. — Вот что я вам окажу… Миносьян прожил жизнь и надеется пожить еще немного. Старость человека должна проходить под солнцем — в этих стенах мне его не хватает. Вы любите сказки? Я вам расскажу еще одну. Предположим, вы правы и ваш загадочный некто — тот самый человек, которого вы давно и безуспешно ищете. Неужели вы думаете, что он настолько глуп, чтобы до конца своих дней оставить себя без солнца?

— Когда эта сказка обретет характер официального документа, рассказывать ее будет поздно, — предостерегаю я.

Лицо Миносьяна становится бесстрастным.

— Я ничего не знаю, — сухо произносит он. — Ничего!

Вид географической карты у моего друга Бориса Ахалая всегда вызывал уныние. Для человека, который так любит жизнь, нет ничего мрачней схематического ее изображения: линии вместо дорог, кружки вместо населенных пунктов, пятна вместо гор и морей. Но сегодня карта, висящая в его сухумском кабинете, служит источником самых отрадных мыслей.

— Шестнадцатого вечером и семнадцатого утром на дачу Зазроева звонил какой-то мужчина. Вызовы были междугородными, их зафиксировали на местной телефонной станции, — докладывает молодой безусый лейтенант, которому мой друг оказывает тайное покровительство. Проявляется это, впрочем, в том, что к своему подопечному Борис столь же требователен, как и к себе самому.

— Откуда звонили? — интересуется Ахалая.

Лейтенант подходит к карте и показывает.

— Отсюда и отсюда.

Борис рассматривает карту столь пристально, будто хочет увидеть стену, которую она скрывает. Подробности моего «путешествия» по побережью ему хорошо известны, и он уже отметил про себя: первый звонок был сделан из городка, в котором мы с Ольгой пытались поужинать в ресторане, а в результате оказались в милиции; второй последовал из поселка, через который на следующее утро пролегал маршрут серой «Волги».

— Очень хорошо, генацвале! — отмечает Ахалая действия своего подчиненного. — Очень хорошо! Ты принес добрые вести. Мы выезжаем немедленно!

— Куда? — разочарованно спрашивает лейтенант.

Он не без основания рассчитывал, что двое суток напряженных поисков позволят ему по-иному распорядиться остатком дня.

Борис накрывает ладонью вышеупомянутые населенные пункты. Пессимизм подчиненного не укрылся от его внимания.

— Сюда и сюда, — ласково произносит Ахалая.

…Они начинают с городка. Заведующая переговорным пунктом волнуется. От приезда гостей ничего хорошего она не ждет. Ахалая ее успокаивает: они здесь по делу, и какие-либо перемены в структуре ее учреждения находятся за пределами их компетенции и намерений.

— Кто из ваших сотрудников дежурил вечером шестнадцатого сентября, — спрашивает он.

— Натворили что-нибудь? — пугается женщина.

Она не верит гостю.

— Нет-нет, что вы!

— Сейчас посмотрю. — Заведующая заглядывает в список, лежащий на столе под стеклом. — Дежурили Белидзе и Марголина, а заказы принимала Лысенкова.

— Лысенкова есть на работе?

— Есть. Сейчас ее смена.

— Пригласите, пожалуйста.

Телефонистка Лысенкова входит достаточно уверенно, как человек, которому нечего скрывать, и достаточно степенно, для того чтобы ею успели полюбоваться. Любоваться есть чем, ибо телефонистка — высокая красивая шатенка, чье общественное сознание несколько отстает в развитии от фигуры.

— Это Раиса Лысенкова, — представляет ее заведующая.

— Очень хорошо! — радуется Ахалая, и телефонистка с излишней опрометчивостью относит это восклицание на определенный счет.

— Я вам больше не нужна?

— Пока нет.





Заведующая выходит.

— Садитесь, Раечка, — приглашает Ахалая.

Лысенкова садится. Ножки она, как бы случайно, выставила на авансцену. И хотя Борис и отметил, что девушка хорошенькая, сейчас ему не до ножек.

— Шестнадцатого сентября вечером вы дежурили па приеме заказов? — спрашивает он.

— Да, — подтверждает девушка.

— Не запомнили, случайно, кто заказывал телефонный разговор через Сухуми по номеру двадцать пять тринадцать?

— Почему же не запомнила — работы было немного. Высокий такой, с усиками, лет тридцати. Красивый!

Поэтому она и запомнила — отсутствие работы здесь ни при чем.

— Великолепно, Раечка! — ликует Ахалая. — Его так и распирает от возбуждения. — Может быть, еще какие-нибудь подробности?

— А разве ваш товарищ вам не рассказывал?

— Какой товарищ?

— Ну, товарищ из… милиции.

— Из милиции? — удивляется Ахалая. — Ну-ка, ну-ка…

— Странно, что вы не знаете, — в свою очередь удивляется девушка. — Как только тот, с усиками, ушел, подходит какой-то человек, красную книжечку показывает и говорит: «Я капитан такой-то».

— Вы эту книжечку видели?

— Ну что вы!.. Я людям верю. Вообще-то он не сказал, что из милиции, я сама так решила: раз с книжечкой и капитан… Спрашивает: «Куда и по какому номеру только что звонили из четвертой кабины?» Я сказала.

— А он?

— Поблагодарил и ушел.

Борис задумывается. Если он и предусмотрел чье-либо появление здесь вечером шестнадцатого, то, скорее, снежного человека, чем какого-то таинственного «коллеги».

— Как он выглядел?

— Не помню, — разводит руками девушка. — Да, вот что еще… Не знаю, пригодится ли… Когда он вышел, мне показалось, что от двери отъехал мотоцикл.

Коллега на мотоцикле… А может быть, на метле?

— Постойте, постойте! — вспоминает Лысенкова. — Я, кажется, где-то записала его фамилию. Подумала, вдруг вызовут. Чтоб знать, к кому обратиться… Как в воду глядела!

— Раечка, вы прелесть! — восхищается Ахалая.

Девушка одаряет его кокетливой улыбкой. Она сама прекрасно знает, что она прелесть.

Поиски фамилии приводят обоих в соседнюю комнату. На свет появляется пачка бланков заказов. Дежурные телефонистки, две дамочки средних лет, не обремененные работой, с интересом поглядывают на гостя.

— Не то, — говорит Раечка, перебирая бланки. — Не то. Вот! — Она переворачивает бланк. — Все точно! Двадцать пять тринадцать… А вот и фамилия. Волновалась… Собственной руки не узнаю… Капитан… Капитан…

Девушка называет фамилию.

— Как, как? — пораженно переспрашивает Ахалая.

Назовись вышеупомянутый «капитаном» Жаном-Полем Бельмондо, это не произвело бы столь поразительного эффекта.

— Вы не ошиблись?

— Нет, — холодно отвечает Раечка.

Она привыкла к тому, что ее словам верят.