Страница 9 из 102
— Интересно, — пробормотал Родин. — Все?
— Кажется, да.
— А если без «кажется»?
— Маленькая деталь, — рассмеялся Климов. — Евгений Евгеньевич имеет собственную машину и посещает школу верховой езды. Источник — товарищ Галаджева, очень деликатный и душевный человек.
— Кто такая?
— Дворник.
— Тебя это удивило?
— Что?
— Что Крайников посещает школу верховой езды?
— Очень. В наше время человек на лошади — явление редкое, необычное, я бы сказал.
— Ты зарядку по утрам делаешь? — помолчав, спросил Родин.
Климов хотел было возмутиться, но Родин, взглянув на часы, сказал:
— Пойдем. Точность — вежливость королей.
— На ковер?
— На ковер. А чего ты волнуешься? Мы же не с пустыми руками.
Они молча шагали вниз по бульвару. Климов, который был почти на голову ниже Родина, еле поспевал за приятелем, ежесекундно сбивался с ноги и от этого все больше и больше злился. Наконец не выдержал, сердито спросил:
— Почему ты решил, что я зарядку по утрам не делаю?
Родин придержал шаг, задумался.
— Этот Евгений Евгеньевич пожилой человек?
— Около пятидесяти.
— А скачет регулярно…
— Ну и что? — возразил Климов. — Может, он в кавалерии служил — привычка.
— Вот ты и выясни, проверь, когда и где он первый раз сел в седло.
— Нахал! — рассмеялся Климов. — Крепкий нахал! Мою же идею мне и подкидывает.
Была суббота. Евгений Евгеньевич встал как обычно, ровно в восемь, сделал зарядку, принял душ, побрился и принялся за приготовление завтрака. Он любил вкусно поесть и соответственно готовил. Затяжная холостяцкая жизнь многому научила и была ему не в тягость. Он хорошо переносил одиночество, пил в меру, много читал — преимущественно классику и переводную литературу — размышлял, даже пробовал писать. Но критик в нем оказался сильнее художника, и он без сожаления отложил перо. При первых симптомах хандры Евгений Евгеньевич срочно менял обстановку — ехал путешествовать. В деньгах он не нуждался, и машина всегда была на ходу. Правда, пользовался он ею редко, предпочитал общественный транспорт, так как с техникой был не в ладах и отличить гайку от цилиндра ему порой было так же трудно, как дальтонику уяснить, на какой свет он едет.
Приготовив завтрак, Евгений Евгеньевич разбудил племянницу.
Который час? — спросила Алена, не изъявляя ни малейшего желания вставать.
— Одиннадцатый.
— Одиннадцатый?! — Алена моментально проснулась. — Не может быть!
— Вот тебе и не может быть! — Евгений Евгеньевич взглянул на часы. — Ровно десять минут одиннадцатого.
— В одиннадцать меня ждут. У метро.
— Свидание? — поинтересовался Евгений Евгеньевич.
Алена стеснительно улыбнулась и помчалась умываться.
Приезд племянницы Евгений Евгеньевич воспринял без энтузиазма, но и не особенно огорчился. Алена разнообразила его жизнь, внесла свежую струю. Сестра писала, что Алена спокойна, задумчива, вся в занятиях, мешать ему не будет и просила присмотреть за начинающей журналисткой.
«Если есть у тебя в писательских кругах знакомые, представь ее, пусть сотрудничает в каких-нибудь газетах, журналах, конечно, внештатно. Это настроит девочку на серьезный лад и быстро приучит к самостоятельности. Она очень эмоциональна и восприимчива, постарайся по силе своих возможностей и свободного времени оградить ее от случайных знакомств и дурного влияния».
Беседы с Аленой не только развлекали Евгения Евгеньевича, но и заставляли о многом задуматься. Он давно не сталкивался с молодежью и представление о ее возможностях и запросах имел самое смутное, вернее, никакого не имел, и то, что он услышал и увидел, было для него открытием.
Евгений Евгеньевич сидел за столом и в ожидании племянницы просматривал свежие газеты. Вошла Алена и сказала, обнажив в улыбке ослепительно белые зубы.
— Вы без газет, как без хлеба.
Евгений Евгеньевич удивленно приподнял очки.
— Каждый культурный человек должен знать, что происходит в мире.
— Абсолютно верно, — заметила Алена, усаживаясь за стол. — За событиями нужно следить и делать соответствующие выводы.
— А ты думаешь, что с миром может что-нибудь случиться?
— Ни-че-го.
— Откуда такая уверенность?
— В наше время, по-моему, каждый донимает, что быть разумным — самое разумное.
— Веский аргумент. — Евгений Евгеньевич допил кофе и спросил: — Ты куда спешишь, если не секрет?
— В бассейн.
— А кто он?
— Слава.
— А-а, хоккеист, — протянул Евгений Евгеньевич.
— Не понимаю, почему такое пренебрежение? — Алена в упор посмотрела на дядю. — Конечно, по вашим понятиям, единственная игра, которую может играть мужчина, не уронив своего достоинства, это теннис. Но уверяю вас: вы — архаичны. Нельзя жить суждениями, которые были хороши полсотни лет назад. У каждой эпохи свои зрелища, свои законы, вообще… свое лицо.
— Не обвиняй меня во всех грехах тяжких, — взмолился Евгений Евгеньевич. — Я не против хоккея, я — за, если когда-нибудь пригласишь на интересный матч, буду только благодарен.
— Ловлю на слове, — сказала Алена. — А Слава хороший парень и порядочный человек. У нас вообще ребята классные.
— Не буду спорить, не хочу, — сказал Евгений Евгеньевич. — Но иногда мне эти ребята напоминают американских парней, которым один черт на ком жениться — на выпускнице университета или на продавщице из модного магазина.
— Я не хочу расписываться за американцев, — сказала Алена, отставляя в сторону чашечку с кофе, — я их не знаю и на этот счет придерживаюсь английского правила: увидеть — поверить, но за наших ребят могу поручиться: черное с белым не перепутают.
— А вдруг?
— Слава не перепутает, — упрямо повторила Алена.
— Ты в этом уверена?
— Он сделал мне предложение.
— Довольно вежливо с его стороны.
— На что вы намекаете?
— Он в полной уверенности, что ты ему откажешь.
— Я согласилась.
— Алена, ты ставишь меня в идиотское положение, — холодным, отчужденным тоном проговорил Евгений Евгеньевич. — Мать просила меня присмотреть за тобой…
— Я не девочка, не в приготовительный класс хожу.
— Допустим, А каким образом вы собираетесь организовать свой быт?
— Я могу переехать жить к нему…
— Исключено. Твоя мать меня живьем съест.
— В таком случае мы все оставим на своих местах.
— То есть?
— Он будет жить у себя, а я — у вас. А после института разберемся.
Евгений Евгеньевич жестко усмехнулся.
— Ты — здесь, он там. На кой черт тогда жениться?
— Чтобы избежать сплетен и кривотолков. Еще вопросы будут?
— Мне, наверное, придется познакомиться с его родителями, — устало проговорил Евгений Евгеньевич. — Оставь мне их телефон.
Алена ушла. Евгений Евгеньевич выпил еще чашечку кофе, закурил и некоторое время размышлял об извечной проблеме отцов и детей. Затем вернулся в кабинет и достал записную книжку. Долго листал ее. Дойдя до фамилии Янкиной, он откинулся на спинку кресла и задумался. Видимо, эта особа давно занимала его мысли, ибо Евгений Евгеньевич выкурил целую сигарету, прежде чем пришел к какому-то решению. Наконец он придвинул к себе телефон и набрал номер.
— Будьте любезны Татьяну Лазаревну… Нет дома? Простите, а кто это говорит?.. Александра Васильевна? Извините, что не узнал. Не знал, что вы приехали. Это Крайников беспокоит… Куда?.. Ах, в Манеж, на выставку. С Вадимом?.. Ясно… Нет, ничего не надо. Я вечером позвоню. Всего хорошего.
Евгений Евгеньевич положил трубку и удивленно потер переносицу. «К культуре приобщается. Впрочем, ей это необходимо. Надо ж оправдать свое служебное положение».
Приглушенно прозвенел звонок. Евгений Евгеньевич с недоумением взглянул на трещавший телефон, дождался вторичного звонка и только тогда снял трубку.
— Я вас слушаю… Здравствуй, Володя… Нет, не знаю. А что?.. Ну, об этом мы еще поговорим… Послушай, что ты делаешь?.. Не желаешь прогуляться со мной в Манеж? Там, говорят, интересная выставка молодых художников… Тогда приезжай. Это тебя не затруднит?.. Ну и отлично. От меня и тронемся. Жду.