Страница 4 из 102
— Вчера звонил, спрашивал, достаточно ли ты загорел и окреп, не пора ли, мол, проявить рвение и по службе.
— Ну, а что твой?
— Мой решил, что я тоже застоялся, как жеребец, и подкинул мне довольно хитрое дельце.
— Поэтому ты и не звонил?
— Поэтому. Ты ужинал?
— Нет, — удивился Родин.
— Тогда спустись в ресторан и закажи… Мясное и еще что-нибудь. Я подъеду через пятнадцать минут.
Брок не подвел. Ровно через пятнадцать минут он сидел за столом и с аппетитом ел натуральный бифштекс. Вид при этом у него был довольный и хитрющий. Родин сразу же понял, что Брок выудил какую-то важную информацию, может быть, даже касающуюся его дела, но вида не подал — пил минеральную воду, курил, с любопытством поглядывая на танцующие пары.
— Выдержка у тебя, надо сказать, колоссальная. — Брок вытер салфеткой губы и без всякого перехода выпалил: — Третьего дня в Булдури обнаружили труп молодой женщины — плавала с аквалангом и утонула.
Вскрытие показало, что смерть наступила от отравления газом — пропаном. Подтвердил это и научно-технический идея — один из баллончиков акваланга был действительно заряжен этой гадостью.
— Ловко, — сказал Родин. — А кто эта женщина?
— Круминь Валда Эдуардовна. — Выждал паузу и добавил: — Кассир по продаже авиабилетов… Аэропорт Румбала…
— Кассир, — вслух проговорил Родин.
— Кассир, — подтвердил Брок…
Родин потер переносицу, что делал всегда в минуты волнения, и попытался переварить информацию. «В Москве — кассир, здесь — кассир… Нет ли здесь связи? Может, преступник намеревался взять выручку аэропорта? Хотел привлечь девушку… Она не согласилась и… последовала развязка? Румбальский аэропорт… Ну и аппетит!»
Обычно Родин считал, что первая версия почти всегда ошибочна и что надо много поломать голову, чтобы напасть на верный след. Но сейчас, как он ни крутил, как ни вертел, все сводилось к одному: ни одно убийство на бывает случайным. Кому мешала эта девушка? И почему?
— С кем она была на пляже?
— С двумя ребятами, — спокойно ответил Брок.
— Как они выглядели?
— Впечатляюще. Первый — среднего роста, шатен, с прекрасно развитой мускулатурой. Второй — полная противоположность: не мужчина — складной стул, длинный, худой, выражение лица… Неприятное выражение лица.
— Кто их так хорошо запомнил?
— Вия Астынь, хирург, — Брок, подперев ладонью щеку, задумался, и Родин понял, что эта девушка произвела на его приятеля впечатление.
— Она тебе понравилась? — спросил он.
Витавший в облаках Брок резко выпрямился, с осуждением посмотрел на Родина.
— Ты не о том думаешь.
— Не понял.
— Не понял — объясню, Не мужчина — складной стул, длинный, худой, выражение лица неприятное — это точный портрет того парнишки, фотографию которого ты уже неделю таскаешь в своем боковом кармане.
Когда-то Родин занимался боксом и славился тем, что обладал великолепной реакцией. Он развил ее до совершенства, развил настолько, что ему практически была не страшна любая атака. За эти качества он удостоился многих, очень лестных для себя эпитетов — «король защиты», «парень, который умеет держать удар»… Но, видимо, реакция на удар — это одно, а реакция на слово — совершенно другое: прошло больше минуты, прежде чем Родин пришел в себя, тряхнул головой и проговорил:
— Ты в этом уверен?
— Не я — Вия Астынь. Я ей показал фотографию твоего парня… В общем, она не сомневается.
— Ну что ж… В таком случае я завтра смотаюсь в аэропорт, а ты… ты жди меня в управлении. Договорились? — спросил Родин, вставая.
— Договорились. Только ты сперва за стол заплати.
Родин улыбнулся, полез за бумажником.
— Теперь я понимаю, почему ты меня не в буфет, а именно в ресторан пригласил.
…Аэропорт напоминал потревоженный муравейник. Улетали и прилетали самолеты, суетились пассажиры, взад-вперед сновали носильщики. Родин с трудом разыскал начальника аэропорта, представился и коротко поведал о случившемся. Тот сильно разволновался, долго хватал ртом воздух, без конца повторял: «Да как же так! Не могу поверить!», а затем, наверное в течение получаса, пытался сообразить, что же из себя представляла Круминь. Знания его о подчиненных, как и у большинства руководителей, ограничивались анкетными данными.
— Устроилась она к нам на работу года три назад, сразу же после десятого класса. Поступила заочно учиться в Рижский институт инженеров Гражданской авиации. Нарушений нет, работает хорошо… Ну, что вам еще сказать… Приветливая, за ней многие ухаживают — она не замужем — народ у нас молодой, летчики… Но держится стоически, молодец.
— Чем увлекается, как проводит свободное время?
Начальник замялся.
— Вам, пожалуй, лучше с ее подругой поговорить, Рутой Берзинь. Я сейчас ее вызову. — И он быстро, чтоб Родин не передумал, нажал кнопку звонка.
Рута оказалась миловидной высокой девушкой, застенчивой и чуть грустной, Она, видимо, стеснялась своего роста. Родин предложил ей сесть и, когда разговорились, осторожно спросил:
— С ком встречалась Валда в последнее время?
Рута подняла на Родина свои большие темные, сразу ставшие тревожными, глаза.
— Это имеет значение?
— Да, — твердо ответил Родин. О случившемся он ей не сказал ни слова.
— С одним парнем. Не здешним. Я его совсем не знаю и сказать о нем что-либо определенное не могу.
— Вы его видели?
— Раза два. Он приезжал за ней.
— Вас что-нибудь удивило в его действиях, внешности?
— Удивительного в нем ничего нет, но… Можно сказать, что держится с достоинством, а по мне — претенциозен, играет кого-то, самолюбование этакое в нем. Внешне? Пожалуй, красив.
— Худощав?
— Да.
— Цвет волос?
— Шатен.
— Вы разговаривали с ним?
— Мы втроем обедали, Валда тогда не могла с ним поехать, и он пригласил и ее, и меня в ресторан.
— Интересным он вам показался собеседником?
Рута наклонила голову, вспоминая.
— Остроумный парень. Он просто напичкан сентенциями, и своими, и чужими. Деньги независимость, двадцатый век — век убитых чувств, все влюбленные обречены на одиночество… Он очень горевал по этому поводу. Смешно у него это выходило, по-щенячьи. По-моему, с Валдой у него серьезно… Воздержание, говорит, беременность ума, человечество сравнивал с ливерной колбасой, вывернутой наизнанку, в общем, в таком духе. Ничего, кое-что занятно.
Родин, слушая, кивал головой, одобрительно улыбался и благодарил бога, что ему попалась такая славная собеседница. Из некоторых, как, например, из их начальника, клещами по слову приходится вытягивать.
— А как Валда относилась к нему?
— Почему относилась? — поправила Рута. — Она и сейчас к нему хорошо относится. С ней такое редко бывает.
— Он не говорил, кем работает?
— На эстраде. Акробат или гимнаст… Что-то в этом роде. Окончил цирковое училище.
— Хорошая профессия… — Родин чуть не сказал: для грабителя, но вовремя сдержался.
— Не знаю, — проговорила Рута. — Мне не нравится. Я ему об этом сказала.
— И что же он вам ответил? — полюбопытствовал Родин.
— Сказал, что непременно поменяет.
— Сговорчивый парень… Как его зовут?
— Володя.
— Володя, значит. — Родин задумался. — А фамилия?
— Не знаю.
— Больше ничего не вспомните?
— Нет, вроде все, — нахмурив брови, сказала Рута.
— Вы сидели рядом с ним и, наверное, хорошо рассмотрели его лицо…
— Над правой бровью, почти у виска — небольшой шрам. И потом глаза у него шальные. Беспокойные. — Рута поправила прическу. — А теперь объясните мне, пожалуйста, все, не утаивая. Сразу — лучше.
Родин рассказал. Рута долгое время сидела неподвижно, закусив губу, крепко сжав в кулаки тонкие нервные пальцы. И это было странно. То, что могло вылиться в слезы, в крик, оставалось в ней. Такие переживания особенно мучительны. Родин не стал тратить слов, зная, что это бесполезно. Он просто вывел девушку на улицу, посадил в машину и отвез домой, где сдал на попечение обеспокоенной матери, посоветовав крепкий чай, снотворное и поменьше вопросов.