Шаман

Лукойо выстрелил и не промахнулся. Провожая взглядом первую стрелу, он уже заряжал вторую. Еще выстрел! И еще один куруит отвернулся от упавшего и истекающего кровью бири, ища глазами новую жертву…

Словно по мановению волшебной палочки, в груди воина возникло охвостье стрелы. Воин вскричал от боли и упал замертво. С мстительной радостью Лукойо зарядил новую стрелу, Вот оно, его мщение! Теперь его никто не прогонит, а голову его может забрать кто угодно из этих людей. Он мог убивать, убивать, убивать сколько угодно, но хуже, чем ему уже сделали, не сделает никто! Лукойо прицелился так, чтобы стрела угодила еще одному куруиту сбоку от нагрудника, натянул и отпустил тетиву. Оперение стрелы расцвело в боку воина, словно смертельный цветок. Воин только успел с изумлением вытаращить глаза, посмотреть на стрелу и ощутить боль, как глаза его закатились и он без чувств повалился наземь. Лукойо выхватил из колчана новую стрелу, зарядил, прицелился еще в одного куруита, выстрелил, насладился видом крови, хлынувшей из раны, ощутил себя истинным слугой Улагана, нашел новую жертву, и еще одну, и еще…

И вдруг стрелять стало больше не в кого. Вдруг оказалось, что пали все воины Куру, за исключением полудесятка улепетывавших по лугу. Улепетывавших так, словно за ними гнались волки! Да оно почти так и было, потому что с полдесятка бири бросились за ними, но остановились и вернулись, послушные окрику своего предводителя:

— Хватит! Нам надо было пройти, и все! Мы — бири! Мы не убиваем ради удовольствия!

«И в этом, — подумал Лукойо, — разница между вами и мной, бири».

Но тут предводитель куруитов возвел к небу предсмертный взгляд и увидел на дереве прямо над собой своего убийцу. Он попытался прокричать, но из горла его вырвался только хрип.

— Умри в муках, варвар! Да проклянет тебя Улаган! Пусть Улаган разорвет твою плоть и разгрызет твои кости! — И тут тело его обмякло и он затих.

Лукойо смотрел на куруита, чувствуя, как у него засосало под ложечкой, как его заливает волна мерзкого страха. Он встал не на ту сторону! Он-то думал, что сражается за Улагана, а бился против него! И еще Лукойо понял крепко-накрепко, что какого бы бога он впредь ни выбрал себе в защитники, этот бог должен быть сильнее Улагана!

Но может быть, он сумеет сквитаться и заслужить прощение багряного бога? Поспешно, суетливо Лукойо полез в колчан за новой стрелой…

Но теперь уже вверх смотрели и бири. Сквозь хвою они увидели на ветке маленького худенького лучника и кричали что-то друг дружке. Лукойо безмолвно проклял отвернувшуюся от него удачу — теперь нечего было и думать об истреблении бири.

— Спускайся, друг! — позвал Лукойо здоровяк предводитель. — Мы должны как следует отблагодарить тебя за помощь в битве с нашими врагами.

Лукойо растерялся. Он никогда не слышал, чтобы хоть кто-то благодарил его — ну разве что только его мать.

— Ты — наш союзник и храбрец к тому же, раз не побоялся гнева Улагана, — добавил один из охотников. — Спускайся, полукровка.

Ярость вспыхнула с новой силой. Лукойо прищурился и натянул тетиву.

— Ему не нравится, когда его так называют, — вмешался предводитель.

— Пожалуйста, друг, прости меня, — поспешил извиниться бири. — Я не хотел тебя обидеть.

— Мы полуэльфов почитаем, — объяснил предводитель. — Потому что мы поклоняемся Ломаллину, а они — его сторонники и слуги.

Лукойо выпучил глаза. Могло ли это быть правдой? Неужели он таки выбрал неправильного бога? Но ведь Ломаллин такой слабый! Как он может выстоять против Улагана?

Предводитель улыбнулся и протянул руку.

— Рискни, — посоветовал он, — мы даже не станем просить тебя снимать тетиву с лука или убирать стрелу в колчан. Вот смотри, сейчас мы отойдем… — Он знаком отогнал своих людей на добрых тридцать футов от дерева и снова посмотрел на Лукойо. — Если мы обманем тебя, ты успеешь забраться на дерево снова, но мы — друзья, а с двадцатью друзьями тебе будет безопаснее, чем в одиночку, пусть даже некоторые из нас ранены. Меня зовут Огерн. — И он снова протянул руку.

Лукойо колебался, глядя на открытые, дружелюбные лица. В душе его шевельнулось доверие к этим людям, но он прогнал его, однако напомнил себе, что когда сделка выгодна, ее лучше заключить. Опустив лук, он ответил:

— А меня — Лукойо.

Охотники весело вскричали, приветствуя полуэльфа.

— Так спускайся же к нам, Лукойо, — поторопил его Огерн. — Выберем все, что можно собрать с этих куруитских псов, пройдем еще немного и преломим хлеб вместе.

Лукойо нарочито улыбнулся — ну, то есть он внушил себе, что улыбается нарочито, неискренне, и принялся спускаться с ветки на ветку, не выпуская, впрочем, лука и приговаривая:

— Добыча — это хорошо, это мне нравится. Что же касается хлеба, то мне его придется выторговать у вас, своего у меня нет.

— Что же, хлеб у нас и не хлеб, а дорожные сухари, но все-таки хлебом назвать можно.

Огерн протянул полуэльфу, уже стоявшему на земле, открытую ладонь.

— Да будет между нами дружба и согласие!

Лукойо положил свою руку на руку Огерна, глядя предводителю бири прямо в глаза.

— Дружба, — медленно повторил он, — и согласие.

— Вот и славно! — усмехнулся Огерн и махнул рукой в сторону своих людей. — А это люди из моего племени — Глабур, Сотро, Вланад…

Каждый, кого представлял Огерн, кланялся Лукойо. Лукойо против воли улыбался, отвечая на поклоны. Он старательно вслушивался в имена бири и вглядывался в их лица» стараясь запомнить. Если уж эти люди его единомышленники, их нужно было запомнить хорошенько, чтобы в случае чего знать, кого позвать на помощь. Но если они обманут его, ему все равно следовало их запомнить, чтобы знать, кому отомстить за обман.

— Добро пожаловать к нам! — И Огерн хлопнул Лукойо по плечу. — А теперь поглядим, было ли у этих псов из логова Байлео с собой что-нибудь достойное внимания.

И они принялись осматривать тела павших куруитов, но находили только прихваченную на дорогу провизию да куруитские бронзовые ножи. Ножи, правда, были такой длины, что вполне могли бы сойти за короткие мечи. Этих ножей Огерн отдал Лукойо два, объяснив это так:

— Нам тут всем по одному хватит, и еще несколько останется. Ты убил больше врагов, чем любой из нас, поэтому ты, друг, заслуживаешь двух ножей.

— Да, но я так не рисковал, как вы, — попробовал отговориться Лукойо и сам поразился тому, что произносит слова не в свою пользу.

— Это верно, — рассудительно заметил Огерн. — Ну а если бы тебя заметили, куда бы ты смог деться? Один бросок куруитского копья — и тебе конец.

Лукойо понял, что верзила охотник прав, и по спине его пробежали мурашки.

А потом… о, чудо из чудес — охотники принялись хоронить мертвых!

— За что вы оказываете им такие почести? — спросил Лукойо.

— Оставить человека незахороненным — значит нанести оскорбление самому Ломаллину, — объяснил ему Глабур. — А кроме того, есть надежда, что если они будут погребены под землей и камнями, то их призраки не станут скитаться как неприкаянные.

Лукойо недоверчиво посмотрел на бири, копающих могилы.

— А что, если кто-то из них еще жив?

— А вот этого не опасайся, — довольно угрюмо заверил его Глабур. — Мы уж позаботимся, чтобы этого не случилось.

Как только с захоронением было покончено, Огерн забросил за плечо дорожный мешок и крикнул:

— В путь!

Они зашагали по дороге, и Огерн замедлял шаг, чтобы не обгонять Лукойо. Полуэльфа страшно огорчало то, что даже раненые охотники способны идти быстрее, чем он.

— А меня почему не попросили, чтобы я вам помог копать? — спросил Лукойо.

— Потому что я заметил, ты не до конца оправился после полученных тобою ран, — спокойно отозвался Огерн.

Лукойо изумленно глянул на бири, но изумило его не то, что Огерн заметил его хромоту и то, что он быстро уставал, нет — полуэльфа изумила проявленная о нем забота.

— Ведь ты именно поэтому стрелял из укрытия, — добродушно и понимающе проговорил Огерн.