Страница 65 из 152
— Я ведь не пью спиртного. — Гильбур опять дернулся всем телом. Выключи! — закричал он, почувствовав ток под ногами.
— Выпьешь?
Гильбур не отвечал. У него свело левую руку, скрючило все тело, и волосы стали дыбом.
— Эд! — наконец простонал он и почувствовал, как ток отпустил ему ноги.
— Ха! — опять воскликнул Поллард. — Попробуй мой новый коктейль «атомная бомба»!
— Я прошу тебя, Эдвин…
— Я трижды просил тебя… Очень просто… Берешь старый коньяк. Смотри. — Поллард отодвинул дубовую панель в стене, там были полки. Он что-то лил, сыпал, взбалтывал, приговаривая: — Это тебе не «Манхатен» и не «Мартини»… всякие там ягодки. Отжило. Вот! — Он налил темную жидкость в стеклянную модель атомной бомбы и подал Гильбуру: — Уговор: пей сразу. Потом он налил себе.
— И больше никаких штучек?
— Клянусь… если сразу…
Гильбур быстро проглотил жидкость, ощутил странный толчок, почувствовал огонь в желудке, схватился за Полларда и вдруг увидел его далеко-далеко от себя и свои руки невероятно длинными.
— Ха! — донесся возглас Полларда. Он положил на столе лист бумаги и сказал: — Напиши о своем согласии на предложение Дрэйка.
Затем Гильбур ощутил невероятную легкость во всем теле и особую остроту восприятия. Голос Полларда прозвучал, как гудок парохода над ухом:
— Вместо вишен кое-какие наркотики… А ну, пройдись!
Гильбур двинулся, балансируя руками, но затем освоился. Шум в ушах исчез. Стены перестали шататься, и Поллард приобрел прежний рост и перестал вертеться, как пропеллер.
— Почему мне осталось четыре дня? — спросил Гильбур.
— Луи Дрэйк дал тебе десять дней на размышление. Когда ты был у «Пари на миллион», то есть у Сэма Пирсона, тебе оставалось уже только пять дней. Это было вчера. Сегодня, после посещения дочери Аллена Стронга, тебе остается четыре дня.
— У меня к тебе дело!
— Знаю, — сказал Поллард. — «Фитофтора специес». Хочешь просить у меня денег?
— Я согласен на любой процент.
— Я беру два процента в день, или шестьдесят процентов в месяц с ангела и сатаны, но тебе не дам ни цента, и никто не даст.
— Почему?
— Ты табу. Так сказал «Пари на миллион». Подчинись требованию Луи Дрэйка. Оставайся во главе фермерского союза, но командовать будет он.
— Зачем? Я не понимаю.
— Я тебе еще кое-что скажу, но если ты разболтаешь, что это сказал я, то несколько десятков миллионов газетных листков сделают твое имя пугалом. Пойми: коммунисты — сила. То, что мы кричим об их слабости, — сказки для бэби. Дело не в их атомной бомбе. Ты представляешь себе, что советские колхозы с каждым годом продолжают укрепляться, хотя мы и стараемся заставить своими военными приготовлениями Советский Союз тратить деньги не на большие стройки и мирные заводы, а на военные материалы?
— Представляю.
— Что будет?
— Колхозники живут зажиточно, и единственно, чего они хотят, — это мира.
— Не прикидывайся дурачком! Крестьяне и мелкие фермеры всего мира захотят точно так же жить зажиточно, как колхозники. А у нас миллионы безработных рабочих и разоренные фермеры бродят по дорогам и с надеждой смотрят на Советский Союз. Самый факт существования колхоза, существования советского строя подрывает наши устои.
— А я тут при чем?
— А ты организовал Кооперативное объединение фермеров. Об этом говорят во многих странах. Твое имя слишком разрекламировано, как автора земельного кооператива. Мы противопоставим Кооперативное объединение фермеров с частной собственностью на землю идее колхозов, слишком завладевших умами крестьян и фермеров. Урожай продуктов на ваших полях будет продаваться потребителям по ценам, указанным Луи Дрэйком, то есть более высоким.
— А если я не захочу?
— Это значит — ты подпишешь свой смертный приговор.
— Я честный американец…
— Честный американец?! — засмеялся Поллард. — Это национальная ограниченность, бред наших прабабушек! Мы граждане мира! Космополитизм моя религия, и мировое правительство монополистов — мой бог! Чтобы хорошо зарабатывать, мы должны командовать миром!
— Я не собираюсь командовать! — сердито проворчал Гильбур.
— Против кого ты поднимаешь руку? Воевать с королем сельского хозяйства — значит воевать с Мак-Манти. У нас еще много врагов — это конкуренты Мак-Манти. Но самый главный враг — это большевики. А тут еще ты путаешься под ногами… Может быть, ты хочешь узнать, как котируются консервные акции?
Поллард подошел к телеграфному аппарату.
— Тридцать девять, — сказал он. — Всего тридцать девять! Это значит, что ты и все Кооперативное объединение фермеров уже вылетели в трубу. Ясно?
Вильям Гильбур поспешил к аппарату. Консервные акции действительно упали до 39.
— Что же ты все-таки выбираешь? — спросил Поллард. — Богатство и славу сверхамериканца или судьбу красного, преследуемого ФБР?
Через час по возвращении Гильбура домой к нему в усадьбу въехал большой черный легковой автомобиль. Вильям Гильбур лежал под платаном в гамаке. Услышав скрип гальки под ногами, он оглянулся и увидел двух мужчин, подходивших к нему, а неподалеку — черную машину с тремя незнакомцами, внимательно смотревшими в его сторону.
Гильбур недовольно ответил на приветствие. Ему показалось, что одного он знает.
— Мы, кажется, знакомы? — сухо спросил Гильбур.
— Только по телефону. Я — Луи Дрэйк, президент и генеральный директор Синдиката пищевой индустрии. Я приехал за окончательным ответом.
Гильбур встал:
— Вы хотите, чтобы я продавал весь урожай со всех полей наших фермеров только через вас, мистер Дрэйк? Но тогда исчезнет основная функция нашего Кооперативного объединения, заключающаяся в кооперативном сбыте как защите от скупщиков, банков и прочих посредников. Я не согласен.
— Вы социалист? — спросил Дрэйк.
— Что вы! Я просто деловой человек и считаю лишними всяких посредников между товаропроизводителями и потребителями.
— Синдикат пищевой индустрии должен командовать мировыми рынками. А вы своими низкими ценами взрываете деловую конъюнктуру! — с угрозой в голосе сказал Дрэйк. — Вы бьете нас по карману. Мы не потерпим этого! Я предлагаю вам следующее. Цены на урожай вашего Кооперативного объединения фермеров буду устанавливать я. Они будут несколько ниже синдикатских, но не слишком низки.
— А разницу вы будете класть в свой карман? Я не согласен.
— Нет, разницу будет получать ваше Кооперативное объединение фермеров.
— Не пойму, чего же вы все-таки хотите? Чтобы мы стали вашим филиалом?
— Отнюдь нет. Кооперативное объединение фермеров должно существовать самостоятельно. Вы будете по-прежнему возглавлять кооператив, но командовать им за вашей спиной буду я.
— Зачем это вам нужно?
— Об этом я скажу вам позже, если мы договоримся.
— А если нет — убьете?
— Вы нужны мне. Отвечу словами своего патрона: «Я не буду преследовать вас по суду и сажать в тюрьму, что займет слишком много времени, но я разорю вас, что гораздо быстрее и страшнее».
— А вам известно, что я не выпустил ни одной акции и банки мне не страшны, поэтому меня трудно разорить?
— Есть и другие средства.
— Опять взорвете плотину и устроите пожар?
— Есть и другие средства.
— Прежде чем решать, я должен посоветоваться со всеми фермерами, членами общества.
— Ни в коем случае! О моем посещении ни слова. Решайте сами. Я буду платить вам ежемесячно за работу председателя двадцать тысяч долларов. Позвоню через два дня на третий в десять утра.
Посетители, не прощаясь, пошли к машине. Вильям Гильбур смотрел им вслед, пока машина не скрылась за деревьями, и снова лег в гамак.
— Какое строгое лицо у говорившего с тобой! — сказала жена Гильбура подходя. — Как у пастора. Кто он?
— А ты не заметила у него рогов, хвоста и когтей?
— Нет… Ну, ты и скажешь! Он актер?
— Из преисподней, на сцене жизни!