Страница 15 из 152
— Пить, — прошептал Джонсон.
Джим достал из машины термос, отвинтил стаканчик и, зачерпнув воды в ручье, поднес ее к запекшимся, черным от пыли губам профессора. Гаррис поддержал его голову.
— Где мы? — прошептал профессор.
— Вы, профессор, в надежных руках, у друзей, — сказал Гаррис. И, обратившись к Бекки и Джиму, добавил: — Идите по этой тропинке к реке. Я догоню вас.
— Если надо помочь… — начал Джим.
— Вы очень поможете, если будете выполнять мои указания, как обещали, прервал его Гаррис.
Бекки и Джим пошли по тропинке.
— Я очень беспокоюсь за профессора. Почему Гаррис нас отослал? сказала Бекки.
— По-видимому, он не хочет, чтобы мы видели, кто и куда будет переносить профессора. Наша встреча с Гаррисом — счастье для Джонсона.
— Как вы думаете, куда мы попали? — спросила Бекки.
— Это мы скоро узнаем. Во всяком случае, к друзьям. Я верю Гаррису, — с убеждением сказал Джим.
— Он совсем не похож на других, — отозвалась Бекки. — Джим, почему жизнь устроена так подло, что честные люди бедствуют, а негодяи процветают?
— Потому что в Америке никто никогда не наживал богатства честным путем. — Джим опустил голову и ожесточенно начал теребить пальцами волосы, вытряхивая пыль. — Ох, как я хочу выкупаться! У меня все тело в чехле из пыли.
— А на голове вместо прически войлок, набитый пылью! — рассмеялась Бекки.
Так разговаривая, они шли по тропинке меж кустов и деревьев и наконец увидели широкую гладь воды, замыкавшую овраг.
Тут догнал их Гаррис. Они стояли на деревянных мостках речного причала и подозрительно рассматривали красивые лодки, качавшиеся на воде. Две из них были красного дерева, и на всех позолоченными металлическими буквами были обозначены имена. Если это лодки Гарриса, то странно, что он назвал их «Серебряная нимфа», «Златокудрый ветерок». Да и весь причал с его резными перилами в виде деревянных рыбок и разноцветными витражами в окне был дорогой затеей.
— Пусть вас не пугает эта роскошь, — сказал Гаррис. — Перед вами рыболовная база одного молодого богатого бездельника и как таковая она вне подозрений. Сторожа, их жены, рыболовные инструктора и мотористы — добрые люди… Возьмите эти пижамы и комбинезоны. Они могут оказаться не по росту, но это на один день, пока вашу одежду приведут в нормальный вид. А сейчас никаких вопросов! Купаться будем слева, за кустами.
Гаррис провел их за поворот, к маленькому заливу, заросшему кустами. Мужчины остались здесь, Бекки прошла дальше, за кусты.
Серая кайма у самой воды придавала берегу несколько необычный вид. Она почему-то привлекала птиц. Бекки быстро разделась и вошла в воду. Под ногами ощущалась скользкая пленка. Бекки положила мыло и губку на столбик и нырнула.
— Обратите внимание на берег! — донесся голос охотника. — Берег кисельный, а вода бывает с привкусом молока.
«Какой шутник! А ведь не скажешь при первом знакомстве», — подумала Бекки. Она мылась долго и, выходя из воды, ощутила под ногами ту же скользкую, студенистую массу. «Молочные реки, кисельные берега — прямо как в сказке».
Она сказала об этом мужчинам, ожидавшим ее на тропинке.
— Только кисель имеет уж очень неприятный вид, — добавила Бекки.
Она с улыбкой посмотрела на Джима, одетого в синий комбинезон. На ней был такой же, только меньшего размера.
— А вы не обратили внимания на то, что птицы едят серую пленку на берегу? — спросил Гаррис на обратном пути.
— А ведь верно! — воскликнула Бекки. Она вопросительно посмотрела на Джима, потом на Гарриса. — Я не пойму, вы шутите? — наконец сказала она.
— Никаких шуток. Как агроном я подтверждаю: в реке бывает примесь молока, а берега кисельные.
— Я ничего не понимаю, — почти обиженно сказала Бекки.
— Все это очень просто. Вверх по реке находятся огромные молочные фермы. Чтобы удержать высокие цены на молоко, владельцы выливают товарные излишки в реку. Вы, наверное, слышали, что торговые компании, чтобы удержать высокие цены на пшеницу, уничтожают ее. Для этого из пшеницы делают прессованные кирпичи и этими брикетами топят паровозы или же выбрасывают их в реку. Вода выщелачивает часть крахмала и выплескивает его на берег. Вот и получается кисельный берег. Рыба очень хорошо растет на этом корме.
— Это ужасно! — искренне возмутилась Бекки. — Непонятно, как здравомыслящие люди могут так глупо поступать.
— Если бы за американским континентом следил при помощи сверхмощных инструментов житель другой планеты, — сказал Гаррис, — то он пришел бы к выводу, что американцы сошли с ума. Миллионы людей, которые до того работали в промышленности, в сельском хозяйстве, на транспорте, бросили работу и без дела слоняются по улицам. Склады заполнены товарами, урожай гниет на полях, а миллионы людей голодают и лишены крова. Тысячи тонн молока выливаются в канавы, миллионы свиней отравляют и уничтожают, огромные партии пшеницы и хлопка сжигают, кофе, картофель и другие продукты выбрасывают в море. Посторонний наблюдатель не находит никаких причин для этих нелепостей: ни урагана, ни засухи, ни войны. Ему остается подумать только одно: что люди сошли с ума… Я еще читал о таком разговоре матери с ее маленькой дочкой, — продолжал Гаррис: — «Мама, почему ты не топила печь? Ведь так холодно!» — «Потому, что у нас нет угля, — отвечает мать. — Твой отец безработный, и у нас нет денег на покупку угля». — «Но почему он безработный, мама?» — «Потому, что угля слишком много».
— Я не понимаю, почему все-таки не отдать излишки миллионам голодающих безработных? — спросила Бекки.
— Капиталисты считают, что наличие некупленных, нераспроданных продуктов, то есть затоваривание, снижает цены на товарных биржах, — пояснил Гаррис. — У нас ведь платят премии за недосев, за то, чтобы уничтожить изобилие.
— Как же с этим мирится народ?! — негодовала Бекки.
Все, что говорил Гаррис, неторопливо шагая по тропинке, было ей и раньше смутно известно, но только сейчас она задумалась над этим серьезно.
— Народ? Вы кого имеете в виду?
— Ну, простых американцев…
— Это слишком общее понятие. В среде рабочих существует высокооплачиваемая «рабочая аристократия». Эти «аристократы» и некоторые другие рабочие имеют даже акции заводов, на которых работают, то есть являются «акционерами». А приобретая акции, пусть на небольшую сумму, мелкий владелец чувствует себя, как-никак, участником большого капиталистического предприятия, а себя — ответственным за его процветание. Вы читали рекламу: «Тот не американец, кто не имеет акций»?
Гаррис невесело засмеялся, остановился и закурил сигарету. Джим тоже закурил.
— Был однажды большой пруд… — начал Гаррис.
— Ваш? — быстро спросила Бекки.
— Пусть наш. И в этом пруду, — продолжал Гаррис, — жили несколько щук и тысячи мелких рыбешек, которых щуки глотали массами. В конце концов мелкой рыбешке это надоело, и она собралась, чтобы обсудить, что же предпринять. Решили послать к щукам делегатов — заявить протест. Повелитель щук принял рыбок очень милостиво и сказал, что щуки хотят сделать все возможное, чтобы помочь мелким рыбешкам. Посоветовавшись между собой, они решили позволить одной рыбке из ста тысяч стать щукой. Рыбешки поблагодарили щуку за щедрость и уплыли довольные. С тех пор щуки по-прежнему пожирали рыбок массами. Но зато теперь каждая мелкая рыбешка надеялась стать счастливой и превратиться в щуку. Вот почему такое множество американцев играет на акциях в надежде на мгновенное обогащение. Так вот, мелкая рыбешка, приобретая акции, мечтает стать щукой. Сознательные рабочие поступают иначе.
— Почему же они не образумятся? — воскликнула Бекки, все еще думая о пустыне. — Не могут же в угоду одному страдать миллионы!
Гаррис опять усмехнулся:
— Вы проповедуете программу коммунистов. Они борются за то, чтобы богатства нации стали достоянием всех трудящихся, словом — за счастливую жизнь для всех народов. Но вам нужно быть осторожнее в выражениях. Не везде и не всегда в Америке можно говорить откровенно.