Ад на Гавайях

Внезапное появление Мака Болана предвещало резкие и скорые перемены. Смайли видела его в деле в Лас-Вегасе, и могла судить о его возможностях не по рассказам. Кроме того, обитая в последнее время в сумрачном мире мафии, она хорошо уяснила, что значит имя Палача для его врагов. И все же ей до сих пор казалось невероятным, что одного лишь вида этого человека, который действовал в одиночку, без малейшей поддержки со стороны властей, было достаточно, чтобы посеять ужас среди людей отнюдь не робкого десятка.

Их паническая реакция на появление одного-единственного человека, каким бы опасным он ни был, казалась необъяснимой. Но Смайли сталкивалась с этим явлением снова и снова. Стоило Палачу приблизиться, и вся стая принималась дружно скулить и пятиться.

В течение последней ночи девушка тайно всматривалась в этих людей, пытаясь понять секрет воздействия Палача. Разумеется, любой, даже самый отважный человек испытывает страх. Но потрясающий эффект Болана нельзя было объяснить обычным страхом: какая-то неодолимая сила придавливала этих профессиональных головорезов и обращала грозную волчью стаю в жалкую кучку побитых псов. Это было просто уму непостижимо.

Ночной налет потряс генерала. В одну минуту из властного самодовольного деспота он превратился в затравленного, неуверенного в себе человечка, который ищет утешения и поддержки у тех, кем он призван повелевать.

Смайли знала, что это эффект Болана. Она пыталась разобраться в нем, но так и не поняла до конца. Не понимали этого и враги. Они просто сбились в кучу и пытались успокоить друг друга грозными речами.

В конце концов это сработало. Под утро генерал выглядел обессиленным и издерганным, но снова крепко стоял на ногах. «Гориллы» Топачетти все еще несли вахту в саду: значит, сам Лу «Мошенник» оставался здесь. За несколько минут до рассвета Чун появился в дверях комнаты совещаний вместе со своим неизменным телохранителем; они шли под руку и устало смеялись над какой-то шуткой. Смайли расслышана, как перед этим Топачетти сказал: «Для него будет лучше не соваться к Царскому Огню». Но девушке за их смехом почудился глубоко запрятанный страх.

К генералу, казалось, вернулась прежняя уверенность. Он отправил Смайли на кухню заказать завтрак на троих и подать его в сад.

— Мне кажется, тебе лучше набросить халат, дорогая, — заметил Чун. — Цветок лотоса может озябнуть от утренней росы.

В этих словах таился упрек. Смайли любила рано утром разгуливать по саду практически в чем мать родила, что не нравилось консервативному генералу. Впрочем, он никогда не делал из этого проблемы, ограничиваясь мягкими замечаниями вроде того, что «нехорошо показываться так перед людьми». Этим утром на Смайли было больше одежды, чем обычно, но все равно прозрачная пижама выразительно облегала самые интересные места.

На сей раз Смайли уступила:

— Спасибо, вы правы. Встретимся за завтраком.

Она поднялась к себе в комнату, надела легкое кимоно и покрутилась перед зеркалом. Довольная собой, девушка отправилась завтракать с генералом и его гостем. Что ни говори, эффект Смайли Даблин тоже был вполне реальным.

Когда она вышла в сад, двое охранников с пистолетами зажигали китайские фонари. Один из них улыбнулся ей и отправился выключать прожекторы. Повсюду расхаживали вооруженные люди. Чун и Топачетти молча прогуливались по саду, глядя себе под ноги. Небо слегка посветлело, предвещая скорый рассвет.

Смайли подошла к столику и принялась разливать кофе из серебряного кофейника. Чун заметил ее присутствие и уже было направился к ней, взяв под руку Топачетти, когда из-за угла дома выбежал капитан У, начальник охраны.

— Там у ворот какая-то американская леди, — доложил он генералу. — Она говорит, что у нее сломалась машина, и просит разрешения воспользоваться нашим телефоном, чтобы вызвать механика.

Смайли уже привыкла к тому, что гонконгские коммандос изъясняются неестественно вежливыми английскими фразами, словно взятыми из учебника. Генерал запрещал пользоваться китайским языком в своем присутствии. Она слышала, как однажды он наставлял одного из своих людей: «Новые привычки приобретаются постоянной практикой».

Генерал осуждающе посмотрел на шефа охраны:

— Это не настолько серьезный вопрос, капитан, чтобы вы не могли решить его самостоятельно.

— Но машина этой леди стоит на подъезде к нашим воротам, генерал, — оправдывался У. — Мне кажется, было бы безопаснее предоставить ей нашего механика.

— Оставляю это на ваше усмотрение, капитан, — бросил Чун и пошел дальше по садовой дорожке.

Капитан развернулся и мигом скрылся за углом дома.

Чун не успел сделать и нескольких шагов, как откуда-то донесся встревоженный голос:

— Леди! Леди! Ваша машина покатилась!

Вслед за этим другой голос выкрикнул по-китайски какую-то команду. Чун и Топачетти обернулись в ту сторону, откуда доносились голоса. В эту минуту послышалась пулеметная очередь, потом к ней добавилась еще одна. На стену дома упали первые яркие лучи солнца, и тут все звуки потонули в оглушительном грохоте.

Генерал и его гость бросились на землю, а остальные побежали в сторону взрыва.

В считанные доли секунды мирный пейзаж превратился в арену боевых действий. Смайли Даблин не пришлось ломать голову над тем, как это могло случиться: она знала ответ. Чтобы не пропустить самое интересное, девушка не мешкая бросилась в сад, уклоняясь от бегущих со всех сторон людей.

Чун приподнялся на одно колено и стоял как вкопанный. Рядом с ним был Топачетти; он размахивал пистолетом и что-то кричал снующим рядом людям.

Но Смайли смотрела совсем в другую сторону. Нечто необычное привлекло ее внимание: ей показалось, будто в небе мелькнула тень. Быстро и бесшумно скользнув над садом, на землю опускался странный предмет.

У девушки мелькнула мысль о какой-то огромной птице, но уже скоро всякие сомнения отпали, и Смайли оставалось только поражаться безрассудству человека, который атаковал вооруженный лагерь с большого воздушного змея.

Кто-то, заметив дельтаплан, мигом поднял тревогу; Чун и Топачетти обернулись навстречу зловещей тени, которая теперь скользила над самой поверхностью лотосового пруда. Топачетти открыл было стрельбу, но воздушный аппарат изрыгнул струйку пламени, и охранник рухнул навзничь. Генерал уже почти достиг дома, когда его нагнала крылатая тень.

Серия мощных взрывов сотрясала все вокруг. Люди отчаянно кричали и беспомощно метались, точно обезумевшие муравьи.

Смайли с удивлением обнаружила, что сама тоже бежит в сторону дома. Она прислонилась к стене и попыталась собраться с мыслями.

Словно по чьей-то злой воле, в долине вдруг разверзлась преисподняя. Языки пламени быстро подбирались к крыше дома. Отовсюду валил густой едкий дым. В коротких перерывах между взрывами слышались беспорядочные выстрелы.

Эффект Болана. Нет, не страшный сон — хуже: реальность, которую невозможно вообразить даже в самом жутком кошмаре.

Мимо пронеслась высокая фигура в черном, и знакомый голос холодно приказал:

— Не двигайся, Смайли!

Девушка послушно замерла, подчиняясь неумолимому воздействию эффекта Болана. То было гораздо сильнее обычного страха — это было осознание наступившего судного дня, и каждая живая душа невольно трепетала перед неизбежностью его.