Франко

Только спустя много десятилетий выдающийся советский исследователь жизни и творчества Некрасова Корней Чуковский обнаружил в архивах великого русского поэта переписанный рукой Анны Алексеевны листок со стихотворением «На смерть Шевченко» и с ее припиской: «Писала со слов брата вечером 26 декабря 1876 года».

Следовательно, даже эта дата в публикации была указана Иваном Франко со скрупулезной точностью, свидетельствующей о том, что стихи были присланы достаточно осведомленным человеком...

Стремясь расширить связи с культурными деятелями и читателями России, Франко обращается в некоторые редакции журналов и газет, издающихся в пределах России. Он посылает или предлагает свои корреспонденции и очерки.

И в России многие хотели переводить уже опубликованные в Галичине произведения — рассказы, стихи Ивана Франко.

Однако все эти намерения разбивались о несокрушимую стену царской цензуры.

Например, петербургский цензор Дроздов следующим образом отзывался о сочинениях Ивана Франко: «Автор изображает положение малороссов в Австрии и России (!) в самом мрачном свете, как находящихся в неволе, в тюрьме, в цепях и гибнущих от голода. Он приглашает их «сеять думы вольные», выступить на борьбу со своими угнетателями, то есть с правительством и всеми сильными и богатыми людьми, «добывать волю», жертвовать за народ своею кровыо и спалить огнем то, чего нельзя смыть кровью... Призывает к борьбе с царем, выступает ярым защитником лиц, стремящихся путем насильственного переворота изменить существующий общественный строй. Царя он сравнивает с хищным беркутом, который впоследствии и сам должен будет погибнуть от руки тех, кровь которых он пьет...»

Только отдельные произведения Франко — и то по чистой случайности — пробивали этот кордон. Так в 1887 году в киевских газетах появились переводы рассказов «По своей вине» и «Цыгане», в следующем году — в журнале «Киевская старина» — перевод рассказа «Ворона» (под названием: «Слава богу, для начала и это хорошо»).

Чаще удается выступать в изданиях, выходящих в России на польском языке: в петербургской газете «Край», в варшавской— «Варшавский курьер», в варшавских журналах: «Правда», «Атеней», «Ежене

дельное обозрение», «Голос».

Здесь в восьмидесятых годах помещались многие его рассказы. Стихи печатались по-польски реже. Зато в петербургском либеральном «Крае» и в варшавской «Правде» Франко систематически помещал в эти годы корреспонденции (под рубриками «Из Червонной Руси», «Из Галицкой Руси», «Письма из Галиции»), рецензии (под рубриками «Из украинской литературы», «Литература русинов»).

Свободный от «домашней цензуры» львовских буржуазных националистов, писатель в своих статьях резко высказывается о галицкой литературе.

Он раскрывает художественную беспомощность и консервативность идей поэзии Владимира Масляка, драматургии Григория Цеглинского, псевдонаучных «трудов» Огоновского и Лукича-Левицкого. Эти «корифеи» галицкой буржуазной литературы предстают под пером Ивана Франко в своем подлинном, весьма неприглядном виде.

Львовские «народовцы» 6 на каждое такое выступление Франко реагировали очень бурно. Угрожали порвать с ним, «отставить» писателя от «Зари» и «Дела», совсем не печатать его сочинений.

Франко писал по этому поводу: «Вожаки этой партии («народовцев») где только могут клевещут на меня и меня поносят, а в «Зарю» они меня наняли просто как рабочего вола, за двадцать пять рублей в месяц, на которые мне нужно себя прокормить...»

•

Побывать в Киеве была давняя мечта Ивана Франко. В начале февраля 1885 года, завершив сложные хлопоты по оформлению паспорта, писатель выехал в Россию вместе с несколькими другими львовскими украинцами.

В Киеве его встретил и приютил на первых порах известный киевский языковед и фольклорист, общественный деятель либерального направления Павел Игнатьевич Житецкий. Затем Франко поселился на квартире у преподавателя, сотрудника «Киевской старины» Елисея Киприановича Трегубова, на углу нынешних улиц Ленина и Репина, в самом центре города.

Жена Трегубова, Антонина Федоровна (урожденная Хоружинская), вспоминает, что Франко быстро сблизился со всей их семьей.

Вместе с Трегубовыми проживали две молодые сестры Антонины Федоровны.

«Они обе были молоды, — рассказывает Трегубова, — хороши собой, веселы, а младшая, Ольга, была вдобавок еще и очень приветлива и остроумна.

В часы, когда днем все наши расходились по делам, Франко оставался с моим маленьким сыном и с дочерью, тоже малышкой, играл с ними, выдумывал им различные сказки, рассказывал о своем детстве, о своей родине. Помню очень хорошо, как Франко рассказывал моему мальчугану:

— Маленьким я не был охотник до книг; все время я просиживал в кузнице своего отца, у которой часто останавливались разные люди, чтобы починить телегу и тому подобное. Однажды приехали купцы, обратили внимание на меня, маленького рыжего мальчишку, так пристально всматривавшегося в пламя, а мечтами уносившегося куда-то очень далеко; узнали, что я школьник, и говорят: «Учись, учись, мальчик! Твой отец кует железо, а ты будешь ковать слова!» Вот видишь, — добавил Франко, как-то тихо, ласково улыбаясь, — с тех пор я и стал внимательно учиться и теперь в самом деле кую слова!..»

Ольга Федоровна Хоружинская училась на Киевских высших женских курсах. Она интересовалась искусством и литературой, горячо сочувствовала народникам.

Имя писателя было ей давно, конечно, известно.

А Ивана Франко Ольга пленила живым, пытливым умом, широким кругозором.

Из Львова он написал ей: «Не знаю, может быть, моя собственная трудная молодость так отразилась на моем характере, что всякое расположение скорее всего тронет меня, что при помощи сочувствия скорее всего можно проникнуть в мое сердце...»

Расположением и сочувствием Ольга и привлекла к себе сердце Франко.

В письмах к Хоружинской Франко излагал свои жизненные принципы, он писал: «Жизнь только тогда будет жизнью, если ее движущей силой будет идея». И в другом письме: «Я люблю ходить в жизни прямыми дорогами и вижу, что они лучше всего ведут к цели».

Летом того же года Франко сделал Ольге Хоружинской предложение и просил Трегубовых переговорить с девушкой.

По-видимому, Трегубовы не слишком уговаривали Ольгу согласиться на этот брак. Но, как подчеркивает в своих воспоминаниях ее сестра, «слава, которая шла следом за именем Ивана Франко, как писателя и социалиста», сыграла в решении девушки едва ли не главную роль:

«Наконец сестра сказала нам, что она собирается выйти за него замуж. Мы, женщины, отговаривали ее, потому что Франко был собою не очень красив, а кроме того, мы спрашивали, будет ли она способна соединить заботы о семье с борьбой, с помощью Ивану Франко в его общественных и литературных делах! Однако сестра не меняла слова, и мы с ней решили поехать во Львов, познакомиться с местной жизнью, с людьми, обычаями и нравами... Во Львове мы прогостили довольно долго... Ольга лучше познакомилась с Франко и подтвердила свое слово быть его женой».

Позже, спустя уже десяток лет, Франко отрицал, что он женился по любви. В 1898 году он писал Ага-фангелу Крымскому: «С нынешней моей женой я повенчался без любви, а по принципу, что необходимо жениться на украинке 7, и к тому же образованной, курсистке. По всей вероятности, выбор мой не был особенно блестящим, и, имея другую жену, я мог бы развиваться лучше и исполнить нечто более значительное. Ну, да пустое, — суженой конем не объедешь».

Но дело заключалось в том, что, уже сделав Ольге Хоружинской предложение, Иван Франко внезапно был увлечен другой женщиной.

Об этом он говорит: «Роковым для меня было то, что, уже переписываясь с моей нынешней женой, я случайно познакомился с одной барышней, полькой, и влюбился в нее. Вот эта любовь и терзала меня следующие десять лет...»

К этой привязанности Ивана Франко обращены его строки в стихотворении «Любовь три раза мне была дана»: