Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 39



Вор-шпион доносил, что «Франко также говорил, будто бы религия и все, чему учат священники, — это ложь», и притом добавлял:

— У нас дело социализма за пятнадцать лет, а то и скорее, созреет, и тогда народ вместе с войсками вырежет панов, попов, чиновников и торговцев и разделит землю и хозяйства между собою.

А когда Ивана Франко спрашивали: «Что делать, если офицеры не пожелают идти с солдатами?» — он отвечал:

— Ну, это обойдется только в лишний фунт свинца...

Это были уже новые мысли. Это была убежденность революционера.

В тюрьме Франко сочинил бодрую песню, которую позже назвал так: «На заре социалистической пропаганды». Песня выражала жажду борьбы, веру в грядущую победу:

Рвутся старые наши оковы,

Что привыкли мы в жизни носить:

Расковаться и мысли готовы —

Будем жить, братья, будем мы жить!..

К битвам новым лежит нам дорога —

Не за царство тиранов, царей,

Не за церковь, попов или бога,

Не за власть кровопийц-богачей.

Наша цель — это счастье людское,

Светлый разум без веры в богов,

Братство крепкое и мировое И свободные груд и любовь!..

Даст не бог это царство нам сразу,

Не святые с небес принесут,

Утвердит его смелый наш разум,

Наша воля и общий наш труд.

Франко и его товарищам обвинительное заключение было объявлено 10 октября 1877 года. Но только 14 января 1878 года начался судебный процесс. Он проходил без участия присяжных и защитников.

Все обвиняемые, особенно Франко, держались так смело, с таким достоинством, что казалось, будто они не защищаются, а сами обвиняют своих судей — «трибунал, состоявший из одного карьериста и трех духовных инвалидов», как говорил Франко.

Львовской печати было строго запрещено освещать ход судебных заседаний. Но некоторые сообщения все-таки проникали в прессу. «Сквозь высокие окна зала, — читаем в одной корреспонденции из зала суда, — бьет свет на пустые места присяжных... Внизу, на просиженных скамьях, сидят подсудимые. На трех из них — Котурницком, Терлецком и Франко, особенно на двоих последних, — видны следы длительного пребывания в тюрьме. Лица осунулись, заросли густыми бородами».

Корреспондент тут же замечает: «Выражение лиц обвиняемых совершенно не такое, как у обычных подсудимых, каждый день предстающих здесь. Из-под высокого чела смотрят ясные глаза, печальные, но спокойные, словно говорящие о твердости и спокойствии духа... Смело, открыто и даже весело глядят они на публику, как будто рады видеть вокруг себя народ... Обвиняемые, словно не обвиняемые, уверенным взглядом смотрят на судей.

Вначале публики в суде было мало, потому что пронесся слух, что дело будет слушаться за закрытыми дверями. Но уже после обеда зал не мог всех вместить.

Публика бурно реагировала на ход судебного заседания. Громким хохотом встретила она выступление «свидетеля» — вора-доносчика Скамины. «Председатель суда снова успокаивает публику», — сообщает корреспондент.



Начинаются выступления подсудимых. «Обвиняемые говорят плавно, смело, некоторые негромко, но с достоинством. Публика в это время слушает тихотихо. Вдруг одному из подсудимых сделалось дурно. Публика взволнована. Сочувствие не только видно на всех лицах, но и высказывается вслух. Заседание прерывается».

Корреспондент заявляет, что «по всему Львову говорят о процессе социалистов. Общественное мнение единодушно требует оправдательного приговора».

Оправдательного приговора суд не вынес. Но и осудить слишком строго обвиняемых, уже измученных многомесячным тюремным заключением, тоже побоялся. Объявленный 21 января 1878 года приговор определял обвиняемым различные сроки тюрьмы — от месяца до трех. Предварительное содержание за решеткой под следствием совсем не засчитывалось заключенным.

Иван Франко, уже более полугода томившийся в тюрьме, был приговорен к шести неделям заключения и 5 гульденам штрафа.

Срок свой он отбывал с 21 января по 4 марта 1878 года. Таким образом, он провел в тюрьме почти девять месяцев.

«Это была первая школа, которую я прошел на дне галицкого общества», — говорил писатель.

fit

Я ДНАКО мучения не кончились и после того, как я перед Иваном Франко растворились тяжелые ворота тюрьмы. Львовская буржуазия преследовала его. Франко исключили из всех культурных товариществ. Знакомые старались не встречаться с ним на виду у всех...

Но зато прогрессивная молодежь еще больше к нему потянулась. «В конце концов за этот бойкот со стороны старших, — писал Франко, — нас полностью и в десятикратном размере вознаграждала сердечная привязанность молодежи, которая с самого дня суда в январе 1878 года стала особенно симпатизировать нам, внимательно следила за нашими выступлениями в литературе, принимала горячее участие в возникавших дискуссиях...»

На квартире у Франко, поселившегося на Клейновской улице*, на четвертом этаже дома номер 4, почти каждый вечер собирались молодые люди — студенты, рабочие. Спорили о насущных социальных и философских проблемах...

Теперь улица Каменоломов.

Один из посетителей квартиры Франко, в то время васемнадцатилетний студент Евгений Олесницкий, впоследствии далеко разошедшийся с Франко, рассказывал:

— На Галицкой Руси не было человека, который имел бы такое влияние на современную молодежь, какое имел в свое время Иван Франко. Способствовали этому и его знания, и вся его личность, склонная к наблюдательности и критицизму. Знакомство с Франко вводило нас, молодых людей, в совершенно новый мир. Его необыкновенная по его тогдашнему возрасту начитанность, его острый взгляд на вещи, его суровая и остроумная критика современных отношений импонировали молодежи и объединяли ее вокруг Франко.

Тотчас после выхода из тюрьмы Франко деятельно принимается за издание нового журнала. Вместо прежнего «Друга» они с Павликом решают издавать «Друг общества».

Первый номер нового журнала вышел в апреле 1878 года, второй — в мае. Но оба номера были конфискованы полицией. Правда, после того как основную часть тиража уже распродали и разослали подписчикам.

Да и что удивительного в том, что «Друг общества» вызвал такую бурную реакцию со стороны властей? Первый же номер открывался страстным призывом «к битвам новым!» — уже известным нам стихотворением «На заре социалистической пропаганды».

Далее шел небольшой рассказ Франко «Патриотические порывы». Писатель разоблачал фальшь и лицемерие либерально-националистического духовенства, жестокого и античеловечного...

«У этих людей, — писал Франко о галицких попах, — проповедующих отречение от мирских наслаждений, нет и капельки стыда, когда они тянут руку за последним кровным грошом народа, тянут так откровенно, дерзко, нагло!»

Наконец, в первом номере «Друга общества» был напечатан в переводе Франко и Павлика популярный очерк немецкого экономиста Альберта Шеффле «Что такое социализм?».

Придравшись именно к этой статье, полиция конфисковала книжку журнала. А за Франко был усилен полицейский надзор.

Но угроза новых репрессий не остановила писателя. И во втором номере своего журнала он поместил еще два своих тюремных стихотворения —■ «Дума в тюрьме» и «Невольники», начало повести «Боа-констриктор» и перевод статьи Фридриха Ланге «Рабочий вопрос и его значение в настоящем и в будущем».

Второй номер журнала был тоже конфискован. Издание пришлось прекратить.

Тогда Франко решает выпускать непериодические литературные сборники, которые явились бы продолжением журнала.

В августе вышел такой сборник, озаглавленный «Колокол», — конечно же, в честь знаменитого издания Герцена. А в самом конце декабря 1878 года или в начале следующего — «Молот». При этом издатели дали общий указатель содержания для двух номеров «Друга общества» и обоих сборников...

В «Колоколе» и в «Молоте» закончилось печатание повести Франко «Боа-констриктор», которую теперь на Украине знает каждый школьник.

Бесконечно длинная, сросшаяся воедино и наделенная волшебной силой связка денег... Серебра, золота. Это и есть тот удав (боа-констриктор), который мертвой хваткой душит человека. И того, кто обладает приманчивыми, сверкающими, как змеиная чешуя, сокровищами, и того, кто ищет всего лишь крупицу их, чтобы прокормить себя и семью.