Страница 55 из 61
— Эх, — вздыхает дядюшка, — Все куда-то едут, прямо целыми деревнями.
— Ничего не поделаешь. Мне, думаешь, хочется уезжать? Здесь, в Ваитухи, мы родились, здесь бы нам и жизнь прожить. Да, видать, придется ехать, какой смысл оставаться.
— А то пожил бы еще немного, — не сдается дядюшка, — Может, все еще обернется к лучшему. А если деньги нужны, так я могу дать.
— Да, трезвый денег не предложит, — смеется отец, — спасибо, оставь себе. Еще пригодятся. Семья у тебя большая. Детишкам учиться нужно. Такие-то дела, брат. Мои ребята тоже вроде не дураками уродились. И я хочу, чтобы им жилось лучше, чем мне. Чтобы не пришлось надрываться. Мы с женой всю жизнь работали не покладая рук, да так ни с чем и остались. Надо ехать туда, где можно разбогатеть. Так живут пакеха.
— Только и разговоров что о белых, — ворчит дядюшка. — Не успеешь оглянуться, как все маори превратятся в пакеха.
Отец молчит, в его глазах грусть.
— Да так и получится. Думаешь, молодым есть дело до их родной маоританга? Наверное, мы в этом виноваты. Хотя, кто знает, может, и нужно так жить, как эти пакеха, «при деле», а может, мы и впрямь, как они говорят, вымирающая раса. Но пока жив — надо жить. Умру — пусть похоронят на родине. Это мое последнее желание.
Дядя шутливо шлепает отца:
— Ну-ка, выше нос! И чтобы таких разговоров я больше не слышал. Ты еще полон сил.
— Да где уж там, Пита. Иногда годы дают себя знать. Чувствуешь себя старым и беспомощным.
— Прекрати сейчас же. Выпей-ка лучше пива.
Тут уж я не утерпел:
— Мама не велела больше пить, папа.
Отец как-то странно посмотрел на меня.
— Ведь все это я затеваю ради тебя, Матиу, — шепчет он, — ради тебя.
— Ладно, папа, поживем — увидим.
Подходит мама.
— Ну-ка, муженек, давай отправляться. До Веллингтона далеко.
— К чему спешить, жена?
Мама почти силой вырывает у него бутылку.
— Хватит пить. Я не хочу, чтобы на дороге в Веллингтон мои косточки собирали. Поторапливайся.
Я иду за мамой и папой к крыльцу. Все как-то притихли. Народу стало еще больше. Рохе, горько рыдая, прощается с Хоне.
— Ну, — говорит отец, помолчав, — пора в путь.
— Хаэре ра, Куини, — прощается мама с тетушкой. Они трутся носами и плачут. — Хаэре ра, бабушка, прощайте, Хопа. Хаэре ра, мама… прощай, родная.
Мы проходим сквозь толпу, пожимаем протянутые руки, обнимаемся, тремся носами.
— Прощай, отчий дом. Прощайте, друзья, хаэре ра, мои родные и близкие. Мне так грустно расставаться с вами.
Сонни наигрывает на гитаре. Собравшиеся начинают петь, ритмично раскачиваясь. Мама достает носовой платок.
Пусть мы уезжаем в большой город. Но душой мы всегда останемся на родине.
Кончается песня. Слышны лишь всхлипывания. Мама садится в машину и забивается в угол. Рохе устраивается на заднем сиденье. Я залезаю туда же.
— Прощайте, друзья, прощай, родная деревня, — шепчет отец.
Машина трогается. Люди машут нам вслед. Мама плачет, уже не скрывая слез. Не выдержал и отец. Они то и дело оборачиваются.
Домики становятся все меньше. Деревушка уже позади. Провожающих почти не видно — лишь маленькие черные точки вдали. Мы выезжаем на шоссе.
Я смотрю вперед. Дорога ведет в Веллингтон, в Изумрудный город. Мне бы прыгать от радости, но радости нет… Раньше я думал, что уезжать так просто.
Ведь правда, просто?
И разве мне сейчас не радостно?
Я оборачиваюсь. Мы прожили в Ваитухи всю жизнь, здесь наш дом, наши родные и близкие, зеленые луга, где паслась наша Эмере.
Прочь слезы.
Хаэре ра, прощай, Эмере.
Кит
Вот он, седой кауматуа[38]: сидит в полумраке Общинного дома.
Он пришел сюда, потому что здесь живут тени давно минувших дней.
В своей ванау он самый старый. Из его поколения уже никого нет в живых: ни братьев, ни сестер, ни родственников. Жена Руиа много лет как в могиле. И из друзей никого не осталось. Правда, есть дети, внуки. Только он сам да старый Общинный дом напоминают о былых временах.
Общинный дом…
Ты тоже старик, вздыхает кауматуа, и тьма вздыхает вместе с ним. Он глядит на деревянные резные панели, на хитросплетения тукутуку[39], на затейливые красно-черно-белые узоры — здесь начиналась его жизнь. Давно это было, словно в другом мире, тогда и в Общинном доме, и в его родной ванау царили счастье и любовь. Здесь прошла вся его жизнь. Этот дом взрастил его и дал силы. Он любил бывать здесь, где живут воспоминания о семье, близких, о всех радостях и горестях. Воспоминания — как мечты, не верится, что все это было. А мечты, где они? Они умирали вместе с людьми. Сейчас и мечтать-то уже некому — один он остался.
Одинокий кауматуа — на глаза наворачиваются слезы. Сегодня он в последний раз пришел в Общинный дом, он чувствует, что в последний. Тени на стенах все длиннее, заходит солнце, так и жизнь идет к закату. Скоро и его фотография займет место на стене рядом с портретами друзей, родственников, предков. Поскорее бы оказаться среди них. Мир вокруг так изменился, больно смотреть, как уходит прежняя жизнь.
А ведь когда-то их селение было гордостью округи, смех и песни не умолкали. И жили в нем сильные люди, жили одной семьей. И сердцем деревни был Общинный дом. Знавал он и ссоры, и невзгоды. Но в памяти своей хранит только счастливые дни.
А сейчас деревня опустела, много домов заброшено, поля заросли сорняками, могилы стоят неухоженные. Все реже слышится детский смех.
И где та прежняя ароха[40], когда каждый тебе близок и дорог? Все ушло, осталась лишь боль в сердце. Раньше оно билось ровно и сильно, жизнь ему дарило родное селение. Но шли годы, рождались дети, вырастали и уезжали в город, и большая семья распадалась. Мало кто вернулся. И все медленнее, все слабее бьется сердце.
Вновь вздыхает кауматуа. Нет, он не боится смерти, ему лишь жаль тех, кого он покидает. Они будут плакать, горько-горько, особенно Хэра, племянница. Но потом она вспомнит его слова:
— Не печалься, Хэра, когда меня не станет. А если будет очень грустно, приходи в наш Общинный дом. Там ты и найдешь меня, сможешь поговорить, и подарком мне будет твоя любовь.
Давно, еще маленькой девочкой, она слышала эти слова. А мир вокруг уже тогда начал изменяться. Хэра интересовалась, как жили маори раньше. Остальных ее сверстников привлекал дразнящий и яркий мир пакеха[41]. Так пусть хоть в племяннице живет маоританга.
И он рассказывал ей то, что мальчишкой слышал сам:
— Хэра, в доме этом не только собираются люди со всей деревни, дом этот словно тело наших предков, наших типуна. Выступ над крыльцом — словно голова, называется он коруру, а балки по бокам — руки. А вот хребет — тахуху, он тянется вдоль всей крыши, от него отходят стропила — ребра, называются хеке. А где стоим мы, тут сердце. Слышишь, как бьется?
И Хэра прислушивается, потом испуганно хватает его за руку.
— Дедушка! Наш Общинный дом и вправду живой.
— Не бойся, он тебя никогда не обидит. Ведь ты одна из его деток. Ну, успокойся.
Потом он приподнимает занавеску на стене, где собраны фотографии всех родственников, и рассказывает ей о каждом:
— Это твой дедушка Вити. Храбрый был человек. А вот моя тетушка Хирия, красавица, правда? А этот мужчина был нашим рангатира[42]…
38
Старейшина (маори). Уважительное обращение к старшему.
39
Плетеный настенный орнамент из тростника.
40
Братство, любовь, радость (маори).
41
Белый человек, чужеземец (маори).
42
Младший брат вождя, обычно зажиточный общинник.