Страница 21 из 61
— Как я понял, ты часто бываешь в молочном баре?
— А куда мне еще ходить? В лагерь? Там только и делают, что пьют и дерутся. А в молочном баре я могу послушать музыку и поболтать с кем-нибудь.
— Насколько я понимаю, там собирается определенная группа молодежи, которую называют «шпана». Ты тоже считаешь себя шпаной?
Я стараюсь найти правильный ответ на этот вопрос.
— Ну?
— Нет… сэр.
— Кем же ты считаешь себя?
— Думаю, я поклонник современной моды, сэр.
— Да? Значит, по-твоему, между ними есть разница?
— Да, есть, сэр. Я…
— Может быть, разница заключается в том, что шпана ходит с велосипедной цепью, а «поклонник современной моды» с ножом и кастетом?
Судья взглядом показывает на улики. Это шутка, и приглушенный смех эхом разносится по залу.
— Можешь сесть. Перерыв десять минут. Мистер Робинсон, будьте добры пройти со мной.
Семнадцать, семнадцать, погулял — теперь плати. Король из бара не должен быть похожим на праведников. Семнадцать, и второй суд… Он король из бара, и не праведник.
Возвращается судья.
— Обсудив дело с воспитателем подсудимого, я не нашел смягчающих вину обстоятельств. Посему, не имея в своем распоряжении ничего, что стоило бы принять во внимание, я считаю своим долгом приговорить сего юношу к тюремному заключению. И выражаю искреннюю надежду, что это послужит хорошим уроком и ему, и всем прочим.
Его бледное, пустое лицо поворачивается к подсудимому:
— Восемнадцать месяцев принудительных работ. По месту заключения тебя подвергнут медицинскому обследованию и будут лечить, если это необходимо.
Получай, приятель. Ничего себе подарочек. Восемнадцать миленьких месяцев на полном обеспечении и в приятной компании. Все старые школьные дружки, и на каждом старый школьный галстук…. «Мальчики, мальчики, избегайте греха. Избегайте плохих компаний!» Восемнадцать миленьких, мерзких месяцев… все пропало. Пусть все эти грязные подонки сгорят в адском пламени.
Когда подсудимого выводят из зала суда, он смотрит в окно на небо. Облака бегут рысью, стремясь закрыть последний чистый кусочек. Он идет в туалет, и там его выворачивает наизнанку. Ангел-хранитель предлагает ему сигарету…
Кто-то хлопает его по спине.
— Привет, друг!
— Привет, друг! — как попугай повторяю я. — Куда направляешься?
— Никуда. Гуляю.
Я оглядываюсь и вижу Джеффа, вместе со мной освобожденного из тюрьмы.
— Привет, приятель, — говорю я снова. — Как там твоя куколка с выпуклостями?
— Очень я ей нужен, — говорит он. — Ей теперь подавай много денег.
— Ага, — отвечаю я. — Ага. Все они такие.
— Но я-то адски ее хочу.
— Значит, тебе так ничего и не перепало? И не в чем покаяться?
Он отводит взгляд в сторону.
— Я адски ее хочу.
— Ага. Как листья. Как весна.
— Эй, ты что?
— Как ад. Как огонь. Как жизнь.
— Эй! С тобой все в порядке?
— Ага. Конечно. Ты хочешь эту свою толстую куколку. Она хочет толстый кошелек. Ты не получил ее. Она не получила его. Ну и что?
Он садится возле меня, достает из кармана бутылку и разливает остатки содержимого в два стакана.
— Друг, я не знаю, что мне делать, — говорит он. — Все то, о чем мы спорили там в тюрьме, есть бог или нет. И о Христе — бог он или обманщик, а может, его вовсе нет?. Помнишь?
— Ага. — Я отпиваю из стакана и, не отрываясь, смотрю на большое винное пятно на стене. — Ну и что?
— Послушай, у тебя мозги лучше, чем у меня, — говорит он. — Лучше, чем у всех, кого я знаю. Если то, что ты говорил, правда… если ты еще… если это все выдумано специально для нас, чтобы они всегда оставались наверху…
Я смотрю на него. Он хочет, чтобы я сказал ему, потому что ему надо получить свою толстую кралю и он готов на все, лишь бы достать денег.
Одним глотком допиваю ром и поднимаюсь.
— Совершайте свое спасение сами. У меня другие проблемы.
— Значит, ты передумал? Хочешь стать честным?
Я молчу.
— Я думал, в тебе что-то есть, — говорит он. — А теперь я понял: ты такой же, как мы все. Ты тоже боишься.
— Кто сказал, что я боюсь?
— А может быть, ты исправился, — говорит он печально.
— Да, как дьявол.
Вина больше нет, поэтому мы плетемся к стойке, заказываем кока-колу и возвращаемся обратно за тот же стол.
— Хорошо повеселился? — спрашивает Джефф.
— Нет, — отвечаю я. — Обычно. Попал к университетским, думал, они получше, а они еще хуже, чем шпана. Богатые, вот и выходят сухими из воды.
— Что-нибудь придумал? — спрашивает он.
— А как же, — вру я. — Хочу для начала выбраться из города. Дерьмовый город.
— И я тоже, — говорит он. — Хорошо бы уехать отсюда и забыть о ней, вот только не знаю куда. Говорят, можно получить работу на пшенице, но я никогда не был в тех местах.
Я спрашиваю его, где точно, и он называет мой родной город.
— Ага, — говорю я. — Вот здорово было бы найти там работу. Просто здорово.
— Ты там кого-нибудь знаешь, да?
— Еще бы. Все они там с добрейшими, с лучшими намерениями, и их милые детишки тоже, те, которые избивали меня в школе. Да… Теперь они, наверное, все выросли. Здоровые тупые деревенщины с бараньими мордами и набитым пшеницей брюхом.
Я чувствую, как прежняя ненависть поднимается во мне вновь разгорающимся пожаром.
— Меня выставили оттуда для моего же блага, когда мне стукнуло девять. И направили прямехонькой дорожкой в ад. Ага. Точно. Представляю, каков теперь этот городишко и его граждане, с их-то славой радушных хозяев. Всегда открытый дом. Всем, чем богаты, парень. Бери, что хочешь. Они позеленеют от счастья, когда увидят меня.
— Значит, не пойдет, — говорит Джефф. — А я-то думал, если найду кого, чтоб не одному, то рискну…
— Ты и нашел, — отзываюсь я.
— Ты что?
— Я часто думал поехать и потрудиться для них. Так идем!
— Ты спятил, — останавливает меня Джефф. — Туда добрая сотня миль.
— Девяносто восемь. А если на красивой новой машине?
— Ха! Ты, наверное, еще пьянее, чем кажешься.
— Тогда за дело. Идем.
— Мы не можем.
— Почему? — Мне становится смешно. — Будем ждать Годо?
— Кого?
— Да так. Один приятель. Литературный.
— Такое надо серьезно обдумать, — говорит Джефф.
— Послушай, друг, — я понижаю голос. — Я обдумывал это в деталях все последние восемнадцать месяцев. Оставалось только назначить время. Да еще добыть фонарик и кое-какие инструменты.
— Угу, — отвечает он, — да еще красивую машину.
— Ну, это-то не проблема.
— Я дал себе слово больше не делать глупостей. Не хочу еще раз попасться.
— Как знаешь, — говорю я ему. — Я тебя не заставляю. Не хочешь — не надо. Но то твое дельце с машиной — сущая глупость. И правильно, что ты попался.
— Ага, — соглашается он. — Я сделал ужасную глупость.
Я опять поднимаюсь.
— Пока, друг. До скорого.
— Ты хочешь провернуть это один?
— А почему бы и нет? — Я говорю это небрежным тоном, хотя для подобной затеи мне совершенно необходим помощник. Если он не согласится, пойду спать. Опять они завладели мной, воспоминания о том городе, не стоит он того. Я иду к двери, и Джефф следом за мной.
— А что за план? — спрашивает он.
— Взять машину, — говорю я. — Потом заглянуть в какой-нибудь магазинчик в этом дерьмовом городе и навсегда слинять из штата. Начать все сначала. Новый город. Новая жизнь.
— Ух, вот здорово, — говорит он. — Начать сначала. Все чисто. И ничто не висит на шее, как булыжник.
— А твоя краля? — спрашиваю я.
— Сука она. Мне стыдно, что я так ее хотел.
— Забудь ее, — говорю я ему. — Будут деньги, будет много таких сук. Так всегда бывает.
— Я забуду ее, если мы выметемся отсюда. Где мы возьмем фонарик и инструменты?
Он по-настоящему увлекся, и теперь мне придется идти до конца.
— Здесь поблизости живет мой приятель, — говорю я, он даст нам все, что мы захотим.