Зима в горах

— Роджер, — сказала Дженни, неожиданно вырастая за его плечом, — ты знаешь, что Дик Шарп здесь?

— Дик Шарп? — Сонливость Роджера как рукой сняло, и он оглянулся по сторонам. Следом за шотландцами в зал входила еще группа людей; один из вновь прибывших нес в руках большую картонную коробку. А в центре этой группы и вправду находился Дик Шарп.

— Я думал, что никогда уже больше его не увижу, — заметил Роджер.

— Прошу прощения, как вы сказали? — спросил корнуэльский поэт по-английски. — Мне кажется, преимущества нашего проекта стали вам теперь более ясны?

— Это превосходнейший проект, — сказал Роджер, с жаром пожимая поэту руку, — и я надеюсь, что он получит солидную поддержку в политических кругах. А теперь прошу меня извинить… одно срочное дело…

Он подошел к Мэдогу, ловко оттеснив от него ирландцев, и спросил:

— Это ничего, что Дик Шарп здесь?

— А какое это может иметь значение? — сказал Мэдог. — Что вообще может иметь значение в такой вечер, как сегодня!

Роджер развел руками.

— Но у него… так много здесь врагов…

— Люди Гвинеда не помнят зла, — сказал Мэдог. — Если нужно, они будут драться, как барсы. Но выпивку всегда предпочтут драке. — И в наглядное подтверждение своих слов он одним махом осушил бокал вина. — Наши двери открыты сегодня даже для Дика Шарпа. Все старые обиды похоронены. Аукционный зал стал местом мирных переговоров. Там наши вожди сказали свое последнее слово. — Его уже снова обступали черокезские видения. — Украшенная кисточкой трубка мира переходила из рук в руки. Бледнолицый был изумлен…

Роджер понял: не следует мешать высоким грезам рапсода, Мэдога надо предоставить самому себе. Он повернулся и увидел, что Дик Шарп заметил его и, не спеша, но очень решительно прокладывая себе путь в толпе, направляется к нему. Мускулы его невольно напряглись. Уж не собирается ли этот тип пустить в ход кулаки? Но когда Дик Шарп подошел ближе, Роджер увидел, что в одной руке у него бутылка шампанского, а в другой бокал. Шампанское, каково? Не собирается ли он по освященной веками традиции швырнуть Роджеру в лицо бокал с шампанским?

Но Дик Шарп улыбался — чуть настороженно.

— Выпьем шампанского? — предложил он Роджеру. Прошу! Там на столе есть чистые бокалы.

Роджер взял бокал и протянул, чтобы ему налили.

— Я и не знал, что здесь угощали шампанским, — сказал он.

— Здесь не угощали, — сказал Дик Шарп. — Пока я не притащил дюжину бутылок. Это моя лепта.

Роджер пил, не спеша, большими глотками.

— Хорошее шампанское, — сказал он.

— «Боллингер», экстра-сухое, — сказал Дик Шарп. — Это не лучшее в мире, но лучшее из того, что можно раздобыть в этом городе.

Роджер допил свой бокал и поглядел на Дика Шарпа; взгляды их скрестились.

— Ну прекрасно, — сказал он. — А теперь скажите мне, что побудило вас прийти на это торжество и сделать свой вклад в виде дюжины бутылок «Боллингера»? Вы не можете не знать, по случаю чего здесь веселятся.

Дик Шарп повертел головой влево и вправо, повел глазами по залу. Кругом смеялись, шутили, пили вино. Эти быстрые, толчкообразные повороты головы делали его еще более похожим на петуха, но взгляд, обращенный теперь на Роджера, не был нагло-петушиным, вызывающим и пустым. Взгляд был серьезен, ироничен и даже выражал сочувствие.

— Сейчас объясню почему, — сказал Дик Шарп. — Мне глубоко жаль этих бедняг.

— Вам жаль их?

— Да, дружище! — вскричал Дик Шарп. — Это же такие жалкие идиоты, черт бы их побрал! Им нянька нужна носы вытирать. А ведь в конце-то концов они мои соотечественники. Я всю жизнь прожил здесь вместе с ними. И когда я вижу, какие они беспомощные и глупые, мне, черт побери, хочется плакать.

Бесстыдство этого заявления ошеломило Роджера, хотя он и мог ждать от Дика Шарпа любого бесстыдства. Он поспешил налить себе еще бокал «Боллингера» экстра-сухого.

— И вами овладело непреодолимое желание проявить заботу о них? — спросил он.

— Ну, это, может быть, слишком сильно сказано, — промолвил Дик Шарп. — Но меня печалит, когда я вижу, насколько они не способны позаботиться о себе сами.

— Вот, значит, какую позицию решили вы занять: вы, дескать, хотели быть мудрым пастырем, сделали для этого все возможное, но непослушное стадо упрямо брело не туда.

— Козел затесался среди овец, — сказал Дик Шарп, скорбно глядя на Роджера.

— Ну что ж, — угрюмо сказал Роджер, — надо отдать вам должное, вы сделали все, что только можно, чтобы освободиться от этого козла.

— Но, увы, безуспешно, — грустно сказал Дик Шарп. — Если бы эти мальчики тогда в горах дали вам настоящий урок, какого вы заслуживаете…

— Или если бы я свернул себе шею, когда со взятого напрокат автомобиля слетело колесо… — вставил Роджер. Он старался говорить небрежно, но в голосе его прозвучала горечь.

— Если бы одна из этих предупредительных мер достигла цели, положение всех присутствующих здесь было бы куда лучше, чем теперь. И всего этого, — Дик Шарп повел рукой в сторону веселящейся, жующей толпы, — было бы не нужно.

— А почему, черт побери, им не повеселиться немного?

— Да потому, что их радость иллюзорна, вот почему. И для них было бы полезнее взглянуть в лицо фактам. Послушайте, господин англичанин, вы знаете, почему я продал сегодня эти автобусы? Я выручил за них одиннадцать тысяч фунтов чистой прибыли, если посчитать все; машины, запасные части, аренду гаражей. Эти одиннадцать тысяч возвращаются в дело и будут приносить мне доход, в то время как до сих пор они были заморожены благодаря тупости маленьких близоруких людишек, которые упрямо стояли на своем. И вот еще что. Я мог бы в два счета заставить их отступиться. Борьба только начинается. Вас и Гэрета Джонса я мог бы вышвырнуть отсюда, как двух сорок из гнезда. Но я получил кое-какую информацию, — Дик Шарп наклонился, почти вплотную приблизив свое лицо к лицу Роджера, но глаза его продолжали бегать по сторонам. — Кое-какую информацию, которая сразу убедила меня, что заниматься сейчас автобусами — это пустая трата времени и денег.

— Стойте, не говорите мне больше ничего, я попробую догадаться: все это скоро перейдет в руки правительства. Управляющий автобусной компанией «Дженерал» выбросился из окна своей конторы на пятнадцатом этаже. Проездные билеты на автобусы будут продаваться только в почтовых отделениях, и всякая попытка использовать автобус в целях личной наживы будет караться каторжными работами на Гибридских островах.

— Очень остроумно, — сказал Дик Шарп, презрительно покачивая головой. — Очень остроумно, и, черт побери, почти правильно. Поглядите на этих молодцов: как они распетушились оттого, что получили обратно эти свои дурацкие автобусы! Ну так вот: меньше чем через год им снова придется их продать, хотят они того или нет. Все автобусы национализируют. Всё попадет в одни руки, и всякой конкуренции будет положен конец.

— А я полагал, что это каждому давно известно.

— Да, это носилось в воздухе уже давно, — сказал Дик Шарп. — Но сейчас правительство так часто вмешивается решительно во все — что-то поощряет, что-то запрещает, и тут же делает наоборот, — что никто уже ни во что не верит, пока сам не убедится. Так вот я убедился. Я осведомлен. У меня есть связи, и через них я слежу.

— Ну понятно, — сказал Роджер. — У вас есть связи. Как это я забыл…

— И когда вы узнаете, кого я имею в виду, вас это может очень удивить, — сказал Дик Шарп. — Я плачу им хорошие деньги за то, чтобы они держали меня в курсе дел. Я плачу неплохое жалованье этим моим консультантам, и у меня их не так мало. На карманные расходы, понимаете? Сто-двести фунтов в квартал. Но если проходит квартал, и я не получаю нужной информации, выплата прекращается.

Только тут Роджер заметил, что Дик Шарп слегка пьян. Он находился на той стадии опьянения, когда реальность и мечты начинают сплавляться воедино в парах алкоголя. Может быть, все эти россказни о платных консультантах — просто выдумка? Это лишь то, чего он мечтает достичь, когда станет по-настоящему крупным воротилой?