Зима в горах

— Доброе утро, миссис Аркрайт, — сказал он.

— Не очень-то оно доброе! — огрызнулась миссис Аркрайт. — Ну-ка, помогите мне. Надо втащить это туда.

— Втащить туда? — растерянно повторил Роджер.

— Ну да, туда, в автобус. Ну давайте же, скорее, помогите, не то он не станет ждать и уедет без меня, ему ведь только этого и надо, я знаю. По глазам вижу. — Она сквозь стекло впилась взглядом в Гэрета, который по-прежнему сидел, закрыв лицо руками.

— Да ведь не положено возить мусорные баки в автобусе.

— Нечего тут стоять и пререкаться со мной. Сколько лет я от них терпела, хватит. Я сказала, что сделаю это, если они будут так со мной поступать.

— Что вы сделаете? Если как они будут поступать?

— Они, видите ли, не желают забирать у меня мусор! — выкрикнула миссис Аркрайт. — Я посинела, объясняя им их обязанности, а они не желают слушать. Говорят, чтобы я таскала мусорный бак на сборный пункт. Я одинокая женщина, вдова. Мой Хьюберт предупреждал меня. Но я им еще покажу.

— Но что же вы…

— Я отвезу это в город, — сказала она, торжествующе глядя на Роджера. — Я втащу этот бак прямо в отдел здравоохранения и оставлю его у них там посреди приемной.

— Но сегодня же суббота. Там никого не будет.

— Тем лучше. Придут в понедельник и увидят. К понедельнику-то еще лучше провоняет.

— Миссис Аркрайт, вы же понимаете…

— Это привлечет их внимание к моим проблемам, — сказала миссис Аркрайт. Она вдруг понизила голос и говорила вполне рассудительно, но при этом так странно покосилась на Роджера, что он понял: у нее еще что-то на уме. Он стоял в нерешительности, уже взявшись одной рукой за бак.

— Вы бы лучше отложили это до понедельника. Когда они там все соберутся.

— Лучшего момента, чем сейчас, не подберешь, — сказала она. — Не потащу же я его теперь обратно. Ну, давайте, будьте другом, помогите мне поднять его в автобус.

Видя, что уговоры бесполезны, Роджер наклонился и приподнял бак.

— Тяжелый, — воскликнул он.

— Там одни кухонные отбросы, даже золы нет, — сказала миссис Аркрайт и впереди Роджера поднялась по ступенькам в автобус.

Последовала короткая перепалка с Гэретом, но миссис Аркрайт получила поддержку со стороны всех пассажиров, немедленно проявивших женскую солидарность, и в конце концов было решено освободить для бака место в передней части автобуса. Пастух должен был придерживать бак, чтобы он не заваливался на поворотах, все же остальные переместились на задние сиденья, и Роджер начал собирать деньги за проезд. Еще потолковав, решили, что пастуха следует освободить от платы.

Так они совершили свой одиннадцатичасовой рейс в Карвенай.

Когда они прибыли туда и остановились на площади, миссис Аркрайт еще раз проявила характер и отказывалась покинуть автобус, пока Роджер не согласится отнести бак туда, куда она укажет. Как выяснилось, миссис Аркрайт желала примостить бак на тротуаре перед входом в муниципалитет, в укромном уголке сбоку от лестницы, ведущей к портику.

— Там он никому не будет мешать, — сказала миссис Аркрайт и снова хитро покосилась на Роджера.

— Но отдел здравоохранения находится не в этой части здания. Он за углом.

— Ничего, ничего, не беспокойтесь, — удовлетворенно сказала миссис Аркрайт.

Роджер пожал плечами и поставил бак, куда было указано. Он еще раздумывал, не попробовать ли ему все же отговорить миссис Аркрайт от этой затеи, но тут его внимание отвлек Мэдог, который вышел из муниципалитета и начал быстро спускаться по лестнице.

При виде Роджера он прирос к месту и уставился на него с таким видом, словно не мог поверить своим глазам; потом сказал:

— Слава тебе господи, по крайней мере хоть вы здесь.

— А почему бы мне не быть здесь?

— А потому, — сказал Мэдог, — что никого больше нет.

Роджер внимательно поглядел на Мэдога. Бард сменил свой синий костюм на другой, такого же покроя, только новый с иголочки и светло-шоколадного цвета в тоненькую, едва приметную полоску. Однако новый костюм его был уже изрядно помят, а волосы всклокочены и взгляд безумен. Великий День едва-едва начинался, а Мэдог, как видно, перенес уже немало испытаний.

— У меня возникли две проблемы, — сказал Мэдог, не сводя неистового взгляда с Роджера. — Проблема первая: ирландцев все еще нет. Проблема вторая, и куда более серьезная: шотландцы уже здесь.

— Шотландцы? Мне казалось, что из Шотландии должен прибыть всего один поэт.

— Так оно и есть. Если он вообще существует. Я даже не уверен, что они привезли с собой поэта. Зато я знаю, что прибыл полный автобус шотландских патриотов, и все они в юбочках и почти все уже пьяны.

— Пьяны?

— Ну да! То ли от пива, то ли от наплыва националистических чувств, — сказал Мэдог. — Определить не берусь.

— А где Дженни?

— Успокаивает бретонцев, — угрюмо сказал Мэдог. — Они боятся объективов телекамер.

— А при чем тут телекамеры?

— О боже! — сказал Мэдог. — Только не говорите мне, что вы якобы тоже ничего не слышали о том, как должна проходить церемония встречи гостей!

— Боюсь, что я действительно не слышал.

— Мы решили это в последнюю минуту. Ребята из телевидения придумали. Они хотят снять на пленку мэра Карвеная, когда он будет приветствовать поэтов, стоя на ступеньках ратуши. Вот на этом самом месте, где я сейчас стою.

— О!

— Само собой разумеется, он будет приветствовать их по-валлийски и объявит съезд открытым.

— Это было в газете, — сказала миссис Аркрайт, выглядывая из-за плеча Роджера. — Во вчерашней вечерней газете.

Роджер, который совсем позабыл про миссис Аркрайт, обернулся и поглядел на нее; крайне нелепое предположение промелькнуло вдруг у него в уме.

— Миссис Аркрайт, вы, надеюсь, не…

— Дженни! — завопил вдруг Мэдог.

Дженни торопливо сбежала к ним по ступенькам.

— Бретонцы не хотят появляться вместе с шотландцами, — сказала она. — Они говорят, что присутствие шотландцев для них оскорбительно.

Мэдог схватился за голову.

— О боже! Это еще почему?

— Их поэт не говорит по-гэльски. Да и ни один из них, между прочим, тоже не говорит. И когда бретонцы приветствовали их на своем языке, они стали отпускать непристойные шуточки, а один даже запел: «Я из Глазго».

Мэдог облизнул пересохшие губы.

— Что же вы предприняли? — упавшим голосом спросил он.

— Развела их по разным комнатам, подальше друг от друга, — сказала Дженни.

— Ты у меня молодчина, — ободряюще сказал Роджер.

— А, ты здесь, Роджер! Как хорошо. Знаешь, автобусный аукцион уже начался.

— В самом деле?

— Да, они все уже там. — Дженни кивнула головой в сторону здания на противоположной стороне площади.

— Ну, и как идут дела? — спросил Роджер.

— По-моему, очень быстро. Аукционисту дано указание продавать за сколько дадут. И никто особенно не набивает цен.

— Вы отдаете себе отчет в том, — сказал Мэдог, — что через полчаса мы должны торжественно приветствовать поэтов на ступеньках этой лестницы, а они все еще никак не могут поладить друг с другом?

— Ну, говоря по правде, это вовсе не поэты не могут поладить, — рассудительно сказала Дженни. — Большинство этих шотландцев просто какие-то прихлебатели. Они явились сюда с целью пображничать и пояриться против англичан.

— Боже милостивый, — сказал Мэдог. — Только этого не хватало! Ну вот что: они не должны появляться во время торжественной церемонии, когда мэр будет произносить приветственную речь.

— Но оператор телевидения хочет, чтобы они были. Говорит, что без юбочек будет уже не то.

— Ну так он не получит юбочек, — свирепо сказал Мэдог. — Я не потерплю, чтобы в угоду клетчатым юбкам и голым коленкам было испорчено все наше начинание. Скажите этим скалолазам, что у нас здесь не айс-ревю.

И продолжая что-то ворчать себе под нос, он спустился с лестницы.

— Привет, любимая, — шепнул Роджер Дженни. — Я сегодня еще не успел сказать тебе, что я тебя люблю.