Страница 105 из 116
— Мне надо поговорить с тобой о Мэри и Робине, — сказал он.
— Хорошо, говори, — сказала Дженни.
— В присутствии этих людей?
— А нам теперь уже нечего скрывать. Годами я должна была скрывать все. Все мои истинные мысли и чувства. Теперь я не буду скрывать ничего. Ты этого не понимал, Джеральд, но всю жизнь я вынуждена была притворяться. Так вот, теперь я покончила с этим притворством навсегда — покончила с ложью, с недомолвками. Теперь открыто, перед всем светом я буду то, что я есть.
— В чем же ты мне лгала? — спросил Туайфорд.
— Я лгала каждым словом, каждым вздохом, — сказала Дженни. — На это меня толкала самая основная, главная ложь: я была трупом, а притворялась нормальной живой женщиной. А теперь, что бы ни случилось, буду я с Роджером или одна, я уже не лягу заживо в могилу, теперь я, пока жива, буду жить.
Туайфорд открыл было рот, хотел что-то сказать, но не произнес ни слова и только покачал головой. Все ждали, но он ничего не говорил, а только продолжал качать головой. Потом повернулся и, тяжело шагая, направился к двери, подхватив по дороге брошенное на спинку стула пальто.
Когда он благополучно скрылся из виду, Дженни в изнеможении опустилась на стул. Она сняла очки, лицо ее стало безвольным и усталым.
— Роджер, — сказал она, — мне надо чего-нибудь выпить. И Райаннон тоже. После того, что ей пришлось тут наблюдать, она, верно, нуждается в этом не меньше, чем я.
Райаннон улыбнулась.
— Я на работе, — сказала она.
— Ну, бросьте, — сказала Дженни. — Это не входит в круг ваших обязанностей — присутствовать при уродливых семейных разрывах. Вы заслуживаете вознаграждения.
— Я, честное слово, не имею права отлучаться со своего поста. Мне это может стоить места.
— Так я принесу вам выпить сюда, — сказал Роджер. Он проводил Дженни в бар, усадил ее, налил ей виски и принес стакан с виски Райаннон. — Вот, — сказал он, ставя стакан перед нею, — выпейте.
— Да, пожалуй, уж лучше выпить, пока никто не увидел и не донес хозяину, что я прикладываюсь на дежурстве.
Райаннон взяла стакан и выпила виски. А Роджер глядел на нее и думал о том, как она желанна. Она была так неправдоподобно красива, так будоражила его кровь, что он ни секунды не хотел лукавить перед самим собой: Райаннон всегда владела его воображением. И вместе с тем он знал, что никогда не любил ее так, как любит Дженни, и будь ему дано право свободного выбора, он выбрал бы Дженни. Она была далеко не так красива, как Райаннон, но и не так иллюзорна. Райаннон была слишком красива и потому подобна миражу. Более того: красота Райаннон создавала вокруг нее ореол роскоши, атмосферу царственной пышности. Рожденная на крутых скалистых склонах Лланкрвиса, она тем не менее казалась цветком долины изобилия, а Дженни, качавшаяся в люльке на чеширской равнине, впитала в себя дух гор. Внезапно Роджеру вспомнилось присловье:
— Меня влечет к вам, Райаннон, — сказал Роджер. — Но я счастлив, что женюсь на Дженни.
— Тише, — прикрикнула она. — Никому не разрешается испытывать ко мне влечение, пока я на дежурстве. — Она протянула ему пустой стакан. — И я убеждена, что вы с Дженни прямо созданы друг для друга, — добавила она.
Роджер молча кивнул. От волнения у него вдруг сдавило горло. Он верил Райаннон, чувствовал, что глубокая, мудрая интуиция, присущая ей в житейских делах, не обманывает ее и сейчас.
Сжимая в руке пустой стакан, он пошел обратно к своей любимой, к своей надежде, к своей судьбе. Дженни снова надела очки, высморкалась и согласилась хлебнуть еще глоточек.
Встреча с Джеральдом взбудоражила их, и они еще долго говорили, деловито, сухо обсуждали положение вещей. В конце концов было решено, что после знаменательного дня святого Давида они тотчас покинут Карвенай. Со всеми делами здесь будет к тому времени покончено. Потом, когда все наладится и жизнь войдет в колею, они восстановят связи с теми, к кому повлечет их чувство или привычка. А уехав отсюда, они будут лучше защищены от враждебных действий Туайфорда, и как только Роджер начнет снова получать жалованье, смогут решить, что им следует предпринять дальше.
С этого вечера жизнь каждого из них, словно натянувшая тетиву стрела, была нацелена на уже обозначившийся впереди день святого Давида.
Великий день начался с миссис Аркрайт. Иными словами, в цепи событий, разворачивавшихся на протяжении двенадцати часов и надолго оставшихся в памяти, первое памятное событие было связано с появлением миссис Аркрайт.
Сначала все шло по заведенному шаблону: восьмичасовой рейс в город, когда глаза еще слипаются спросонок, но резкое весеннее солнышко уже заливает горы, и они вспыхивают всеми цветами радуги, ошеломляя, восхищая и разгоняя сон; затем, как всегда, на минутку к Дженни в отель — она озабочена, немного взвинчена, но весела: скоро все заботы и напряженное ожидание останутся позади; затем обратный рейс в десять тридцать с первыми покупателями, возвращающимися с покупками к себе в поселок. И тут Роджер, забежав на минутку в часовню — подбросить топлива в печурку — и спеша обратно к автобусу, чтобы поспеть на одиннадцатичасовой рейс в город, увидел, что Гэрет стоит у машины и, как зачарованный, смотрит вдаль.
«Просто не верится», — произнес Гэрет.
Роджер проследил за направлением его взгляда. Вдали, медленно приближаясь к ним, двигалась фигура миссис Аркрайт. Она была видна им в профиль и двигалась боком, согнувшись под углом в сорок пять градусов. Объяснялось это тем, что миссис Аркрайт усердно катила по земле какой-то предмет, который явно был ей не вподъем.
«Мусорный бак, клянусь богом!» — пробормотал сквозь зубы Гэрет.
Уже слышен был стук металла о твердую землю.
«Неужто она хочет оставить его на главной улице? — сказал Роджер. — Чтобы забрали мусорщики?»
«Сегодня не их день», — сказал Гэрет.
Он вдруг стремительно забрался в автобус и сел за баранку.
«Поехали!» — крикнул он Роджеру.
«Еще нет одиннадцати, — сказал Роджер, просовываясь в открытую дверь автобуса и глядя на Гэрета. — И народ прибывает. Вон, поглядите».
Он указал на движущиеся фигуры, которые появились на улице и не спеша направлялись к автобусу с явным намерением сесть в него.
Гэрет запустил мотор.
«Ну и ладно! — крикнул он, перекрывая шум. — Отправимся без них. Я не повезу эту штуку!»
«Какую штуку?» — крикнул Роджер.
«Мусорный бак миссис Аркрайт!»
Услыхав шум мотора, люди, направлявшиеся к автобусу, прибавили шаг, а некоторые даже замахали руками. Одна пожилая дама воздела над головой зонтик и действовала им наподобие семафора, а миссис Аркрайт, поставив бак стоймя, потрясала в воздухе кулаками.
Роджер поднялся в автобус и шепнул Гэрету на ухо: «Придется ее обождать. Иначе не оберешься греха».
Гэрет застонал и закрыл лицо руками. Пассажиры, беззлобно протестуя, начали подниматься в автобус и занимать места. А потом все обернулись поглядеть, как миссис Аркрайт, которой оставалось еще ярдов пятьдесят до автобуса, будет подкатывать к нему свой бак.
«Пусть кто-нибудь из мужчин поможет ей», — сказала старая дама, махавшая зонтиком.
Ее тотчас поддержало несколько женских голосов. Как выяснилось, единственным пассажиром мужского пола оказался маленький сухонький пастух в огромных сапогах. Он воинственно поглядел по сторонам и сказал неожиданно гулким басом:
«На это дело нужно кого-нибудь помоложе.»
«У нас тут молодых парней нет», — поспешно сказал Роджер.
«Вот вы и есть самый молодой, — твердо произнес пастух. — И вы работаете на этом автобусе, не так ли? Добровольно, правда, — добавил он, смягчаясь, — но все равно».
Миссис Аркрайт добралась уже почти до самого автобуса, лицо ее блестело от пота. Роджер почувствовал, как коллективная воля пассажиров поднимает его с места. Он вылез из автобуса, словно из укрытия, и подошел к миссис Аркрайт.