Страница 3 из 49
— Эдмунд Кчерни — венгр по происхождению и скрипач по профессии. Он гениальный артист, в этом всякий должен сознаться... но... что побудило его избрать Кеннский остров целью своего свадебного путешествия? Это одному Богу известно! О его прошлом я почти ничего не знаю. Кажется, что он прожил несколько лет в Северной Америке, а потом странствовал по всему свету... Но я должен признаться, что у него прекрасные манеры и поэтическая наружность, которыми легко очаровать двадцатидвухлетнюю девушку, какой была тогда мисс Белленден.
Джэкоб сурово сморщил брови.
— Двадцать два года — лета немалые, особенно для такой умной и образованной девушки, как нынешняя мистрисс Кчерни. Она могла бы быть осмотрительнее, капитан Бэгг, — гораздо осмотрительней в своем выборе. Я говорю это не в осуждение нашей молодой хозяйки, вы знаете, я любил ее, когда она была еще малюткой, а я глубоко сожалею о том, что она не подумала подольше, прежде чем решиться на такой важный шаг, как супружество. Что говорить о том, что сделано и непоправимо. Как бы то ни было, мы, все здесь присутствующие, останемся верными друзьями молодой леди!
— Ну, да утро вечера мудренее, друзья мои. На рассвете съедем на берег и разузнаем подробно обо всем, что нас интересует, а пока пойдем наверх и посмотрим, как ведет себя команда!
Мои собеседники согласились со мной тем охотнее, что их самих интересовало настроение духа матросов, подробные сведения о котором лучше всех мог сообщить нам общий любимец, Долли Вендт. Ночь стемнела, пока мы сидели в каюте, и очертания острова почти совершенно скрылись от наших взоров. Яркий свет невидимого маяка особенно резко выделялся среди темноты, и странное направление его все еще приводило в недоумение наших людей. Я пробовал успокоить их предположением, что свет этот был только случайным, каким-либо условным сигналом между гаванью и судном, но мне отвечали, что ни одно судно не показывалось на горизонте и что на берегу нигде не видно ничего похожего на рейд с его оживленными берегами, всегда горящими сотнями гостеприимных огоньков.
— Ну, какую-нибудь пристань да разыщем, братцы! Нечего ночью головы ломать. Взойдет солнце и осветит все, что нам кажется непонятным в этой темноте!
Когда мои спутники разбрелись по койкам, я остался один на капитанском мостике, не сводя глаз с таинственной полосы света, переливающейся каскадами золотых звездочек в белой пене бурунов, и чувство болезненного нетерпения сжимало мое сердце, то самое чувство, с каким влюбленный наблюдает за ярко освещенным окном в спальне своей возлюбленной.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
Еще не было шести часов утра, когда капитанская гичка отчалила от правого борта «Южного Креста», направляясь к неведомому берегу. Кроме необходимых двух гребцов, со мной отправился наш общий любимец Долли Вендт, исполняющий обязанности четвертого офицера, и старший боцман Гарри Доэс, занявший место на руле.
Мы быстро приближались к берегу, но, несмотря на все наше внимание и на помощь сильнейшего бинокля, не могли открыть ничего похожего на сколько-нибудь сносное место высадки. Достигнув линии бурунов, опоясывающей весь остров, по-видимому, непреодолимой преградой, я замедлил движение шлюпки и принялся давать сигналы криками, свистками и даже выстрелами из карманного револьвера, но никто не отвечал нам, никто не показывался на пустынном берегу, и даже те темные пятна, которые мы было приняли вчера вечером за избушки береговых жителей, превратились при солнечном свете в причудливые группы кустарников.
Мы повернули на юг и поплыли параллельно берегу, осторожно избегая всюду разбросанных подводных скал. Мои матросы гребли с очевидным неудовольствием причины которого я не мог угадать, хотя оно невольно стало переходить и на меня. Безуспешные поиски пристани раздражали нас всех. Один Долли Вендт забавлялся препятствиями, благодаря счастливой беззаботности своих семнадцати лет. Он болтал без умолку на ту же тему.
— Да, хорошенький бережок, нечего сказать. Приятная стоянка, капитан! В миленьком положении очутилось бы подъезжающее судно темной ночью, доверившись любезной помощи вчерашнего маяка!
— Как бы то ни было, Долли, но я все же должен пробраться за эти проклятые скалы никак не позже полудня, а для этого надо приналечь, на весла, ребята! Но . постойте-ка, братцы... Долли, посмотрите туда, направо, У вас глаза молодые. Кажется, там виднеются люди?
Юноша быстро схватился за бинокль, но не смог сказать ничего достоверного. Только что взошедшее тропическое солнце заливало нас таким ослепительным светом, что в глазах темнело. Жгучие отблески голубоватых волн прыгали огненными искрами перед глазами, не позволяя разглядеть подробностей береговой линии, еще покрытой тенью высоких скал. Однако мне удалось наметить одну из этих скал, особенно высоко вздымающуюся на юго-западе, и я направил к ней гичку, надеясь отыскать устье какой-нибудь речки или ручейка, впадающего в море. С осторожностью приблизились мы к линии бурунов, не переставая измерять глубину захваченным лотом. К счастью, одном месте, между подводными камнями, оказался достаточно широкий проход, в который наша шлюпка и проскользнула благополучно. Минут через 10 мы уже настолько приблизились к берегу, что я смог разглядеть небольшую бухту, довольно глубоко врезывающуюся в песчаный берег. Удобная естественная пристань была найдена. Без сомнения, здесь пристала год назад и та яхта, которая привезла мисс Руфь с ее молодым мужем.
Берег казался совершенно необитаемым и поражал мрачной красотой пейзажа. Повсюду скалы всевозможных оттенков: от темно-зеленого, почти черного и до светло-серого, сверкающего яркими отблесками хрусталя. Высокими громадами обрисовывались они на безоблачном небе, сбегая к морю быстрыми, непроходимыми крутизнами. Вдали, к северу, в просветах между скалами, мелькала темная зелень лесов, среди которых гордо высились раскидистые вершины стройных пальм. В узких долинах, кажущихся издали небольшими прогалинами, блестели ярко-изумрудные, пышные пастбища. Белый береговой песок сверкал брильянтовыми блестками. Бледно-голубые волны океана с тихим ропотом разбивались о берега. А там дальше — к северу, чернела узкая полоса земли, казавшаяся длинным скалистым мысом, далеко вдающимся в море. Все вместе составляло картину, полную дикого величия и какой-то таинственной прелести. Я начинал понимать, что Эдмунд Кчерни поступил не вполне нелепо, предлагая своей молодой жене провести медовый месяц на этом берегу. Любитель красоты девственной природы, венгерский артист должен был плениться никому неведомым тропическим островом. Но каково-то жилось здесь прелестной молодой аристократке, воспитанной в громадных городах Соединенных Штатов и прожившей всю первую молодость среди роскоши и комфорта столицы Великобритании? Как-то может обходиться без цивилизации, быть может, даже без материальных удобств изнеженная наследница миллионов? Сердце мое болезненно сжалось в ожидании решения всех этих вопросов, решения, теперь уже близкого. Между тем шлюпка вошла в бухту и приблизилась к берегу. Тут только заметил я, что вершина почти отвесных скал, окружающих бухту, соединялась с берегом узкой деревянной лестницей, не отличающейся ни удобством, ни солидностью. Эта лестница являлась, впрочем, единственным признаком человеческого присутствия. Нигде не видно было домашнего скота, нигде не слышался звук топора или пилы. Перед нами лежала пустынная отмель самого неприветливого вида. Тем не менее, я заметил на сыром песке свежие следы мужской ноги. Человек, оставивший их, прошел здесь немногим раньше нашего прихода, так как иначе след его был бы смыт приливом. На минуту я призадумался. Таинственный остров принимал нас чересчур странно. Глядя на этот след человека, неизвестно откуда появившегося и неизвестно куда скрывшегося, невольно зарождалась мысль о засадах, нападениях и опасностях. Однако, на этот раз присущая каждому опытному моряку осторожность совершенно покинула меня. Страстное желание узнать судьбу нашей молодой хозяйки овладело моей душой, и без дальних рассуждений я выпрыгнул на берег.