Подводное жилище

— Черт меня побери, капитан, если я не разделяю мнения мистера Джэкоба. Добрый лот, свежая голова и свежий утренний ветер — прекрасные веши. Ради них хороший моряк откажется от созерцания всякой леди, будь она белая, черная или желтая... особенно, когда к ней надо пробираться мимо треклятых бурунов, которые начинают напевать свою песню. Слышите, капитан, как ревет море, наверно, здесь близко целый рой подводных скал. Только темнота мешает их видеть!

Джэкоб прищурил свои маленькие глазки, не смея слишком резко противоречить желанию капитана, но все же пробурчал для собственного успокоения вариант на известную поговорку: ночью все кошки серы. Никто не успел еще вдуматься в смысл его замечания я сообразить, какую роль играло слово «буруны» в поговорке о «кошках», как широкая полоса электрического света яркой скатертью раскинулась на темной воде, внезапно осветив необозримое пространство грозно пенящихся бурунов в страшной близости от нашего судна. Мы все впились глазами в ужасающее, величественное зрелище. При ярком освещении электричества картина представлялась настолько фантастической, что я не удивился силе впечатления, произведенного ею на мою команду.

— Странная благосклонность зажигала этот фонарь! Оригинальная помощь бедным морякам, являющаяся «после ужина горчицей», предупреждая их об опасности, когда они уже сидят в ней по самые уши! — проговорил, покачивая головой, мистер Джэкоб. — Надеюсь, капитан, вы позволите обратить ваше внимание на то, что мы не более, как в полумиле от подводных скал?

— Пройди мы еще только 10 минут по этому направлению, никакое чудо не спасло бы нас от знакомства с этими милыми камушками! — проворчал Питер. — У нас в Ирландии выставляют надписи для велосипедистов: «берегись опасного спуска»; здесь же поступают как раз наоборот: предупредительную надпись помещают в глубине оврага, вероятно, для утешения переломавших кости!

Матросы, стоявшие поближе, засмеялись остроте своего начальника, но большинство тихо переговаривалось, смущенно покачивая головами. Выражение их лиц обеспокоило меня. Моряк — самое суеверное существо на белом свете и смущается при виде всего непонятного. К счастью, любопытство моряков почти так же сильно, как и суеверие. Я решился воспользоваться этим свойством для успокоения моей команды.

— Ребята, — заговорил я быстро, — мистер Блэй справедливо удивляется странной постройке здешних маяков, но познакомиться с ними основательно мы поспеем и завтра утром. Теперь же сообщу вам приятное известие: я уполномочен раздать команде сто стерлингов в день счастливого прибытия на этот остров, и та же сумма ожидает вас при благополучном возвращении. Благодарю вас, ребята, за хорошее поведение во время всего пути и предлагаю от себя особенный праздничный грог, как только мы уйдем подальше от этого чертова котла с кипятком!

Радостное «ура» отвечало на мою речь. Команда сразу забыла свое беспокойство, недоумение и бодро принялась за дело. Мы повернули в открытое море и, уменьшив пары, стали лавировать возле берега. Успокоившись относительно вверенного мне судна, я решился открыть мои дальнейшие намерения своим офицерам и пригласить их для этого в нашу небольшую, но удобно обставленную столовую. Вошедший прежде меня мистер Джэкоб немедленно налил себе стаканчик рому — с аккуратностью морского журнала он регулярно выпивал свою скромную порцию перед каждым обедом или ужином, — но Питер Блэй не решался последовать его примеру и сидел неподвижно, теребя свою шапку с уморительнейшим выражением на загорелом лице.

— Господа, — обратился я к своим товарищам, — не знаю, как вы, а я всегда находил неудобным говорить о делах, не промочив предварительно горла... Поэтому позвольте просить вас осушить по стаканчику, прежде чем приступить к серьезным объяснениям. Надеюсь, Питер, что вы не будете возражать против моего предложения?

— Я никогда не возражаю своему начальству! Стаканчик перед началом беседы всегда полезен. А затем и повторить прием! — отвечал ухмыляясь почтенный ирландец, протягивая руку к графинчику.

— Питер, Питер, пора бы вам забыть о повторениях! Немало добрых старых кораблей довели они до преждевременной могилы! — напомнил я доброму старику.

Джэкоб же опорожнил свой стакан с лукавой улыбкой.

— Плохое сравнение, капитан! Наш Питер — честное морское судно, он не может окончить свое существование в могиле, как какая-нибудь сухопутная крыса. Для моряка единственно приличная могила: море!

— Не стану отстаивать правильность моего сравнения, товарищ. Не для пустой болтовни пригласил вас, а для того, чтобы сообщить вам цель нашего путешествия и условия, при которых мы можем надеяться на скорое возвращение на родину.

Глаза моих слушателей загорелись любопытством. Питер Блэй начал теребить свою фуражку с еще большим ожесточением, чем прежде, а Джэкоб принялся тщательно протирать свои золотые очки, что у него всегда было признаком сдерживаемого волнения. Не желая томить их дальше, я немедленно продолжал.

— Я должен отдать полную справедливость вашей деликатности, товарищи. Вы поступили как настоящие джентльмены, воздерживаясь от нескромных вопросов, догадок и комментариев. Теперь за мной очередь доказать вам доверие полной откровенностью. Итак, знайте, что я зафрахтовал «Южный Крест» и предпринял путешествие на Кеннский остров по желанию мисс Руфь Белленден, являющейся таким образом нашим арматором!

Хотя мои офицеры, очевидно, ожидали этого сообщения, однако сочли долгом вежливости выразить приличное случаю удивление, причем Питер не преминул воспользоваться удобным предлогом и быстро осушил стаканчик «за здоровье молодой хозяйки судна».

— Я обещал мисс Руфь исполнить ее желание еще до ее свадьбы! — быстро пояснил я обстоятельства дела. — Она оставила тысячу фунтов стерлингов для снаряжения судна у нотариуса, который и передал их мне своевременно, согласно ее письменному распоряжению. «У моего жениха бывают иногда странные прихоти, — так объяснила мне мисс Руфь свое желание. — Он может случайно отлучиться, оставя меня одну на пустынном острове. Поэтому я и желала бы иметь возможность прокатиться в Европу, когда будет угодно. Вам я доверяю, Джэспер Бэгг, а потому и прошу вас разыскать меня на Кеннском острове через год после моего отъезда. Вы будете капитаном моей яхты, как прежде, и подождете моих распоряжений. Быть может, я отошлю вас обратно, быть может, порошу остаться на более или менее продолжительное время. Как знать, что может случиться за целый год времени. Хотя я и сирота, — продолжала она, улыбаясь, — но все же не совсем одинока. Мой брат жив еще, слава Богу, и остается моим верным другом. мне тяжело было бы расстаться с ним надолго... А между тем Лондон так далеко от Тихого океана...» Тут она замолчала, не докончив фразы, и тяжело задумалась.

Питер потянулся за третьим стаканчиком.

— Н-да, — проговорил он многозначительно, — расстояние между Лондоном и Тихим океаном неблизкое, и я прекрасно понимаю, о чем задумалась ваша молодая хозяйка, рассчитывая, что будет отделена целыми 12.000 миль от преданного друга, сопровождавшего ее во всех путешествиях чуть не десять лет подряд!

— Советую вам прикусить язык, Питер, и не выражать нескромных предложений, особенно при команде! То, что я говорю вам обоим, должно остаться между нами. Надеюсь, вы понимаете это? Завтра утром я поеду на берег и постараюсь переговорить с мистрисс Кчерни, как называется теперь наша милая, маленькая мисс Белленден. Если она скажет «уезжайте с Богом», — то мы завтра же подымем якорь и уплывем домой с изрядной суммой в кармане, но если она скомандует: «стоп, машина», то, я думаю, ни один из нас не откажется повиноваться. Для нас она хозяйка, единственный командир нашего судна. И хоть она и замужем, но мы все знаем, что супружество с иностранцем еще не делает англичанку его рабой... Это не то, что брак с соотечественником, англичанином!

— Или с прирожденным ирландцем, капитан! — поправил Питер, наливая себе четвертый стаканчик. — А этот господин с невозможным именем, — черт его знает, откуда он взялся?