Страница 20 из 49
«Я тебе покажу», — бормотал я раздраженно.
Выстрел третьей торпеды. Но этот корабль с разбитым носом был увертлив, как угорь. Торпеда снова промахнулась. Наконец, четвертая торпеда попала, и «Примула» затонул. Четыре торпеды для такой маленькой осы чересчур большая цена. Я не хотел больше встречаться ни с какими «Примулами».
Двумя важными кораблями в моем списке были французские транспорты: «Прованс» и «Галлия». Потопление «Галлии» было страшным делом. Она шла с тремя тысячами солдат и большим количеством артиллерии для союзной армии в Салониках. В результате нашей атаки погибли тысяча восемьсот пятьдесят два солдата и офицера. Картина гибели этого корабля никогда не изгладится из моей памяти.
Прежде всего, казалось совершенно невозможным попасть в «Галлию». В моем кормовом аппарате осталась только одна торпеда. Имея палубу переполненной солдатами, «Галлия» шла зигзагообразным курсом с большой скоростью, узлов восемнадцать. В предстоящем мне маневрировании я не мог добиться хорошего выстрела, так как ее переменный курс сильно расстраивал мои намерения. Затем она внезапно повернула таким образом, что я смог, наконец, дать, правда, исключительно трудный выстрел. Дистанция была 900 ярдов при почти невозможном угле. Мы надеялись только на встречу торпеды с целью. Торпеда пошла своим путем. Мы нырнули на глубину, чтобы избежать таранного удара. Никто не верил, что мы добьемся попадания. Затем легкий высокий звук удара торпеды о борт и немедленно вслед за ним сильный взрыв. Мы всплыли на перископную глубину, и я увидел в окуляр ужасное зрелище. Взрыв выбросил в воздух высокий фонтан воды, который из-за быстрого движения корабля остался стоять за его кормой. На переполненных палубах пораженного корабля возникла дикая паника. Шлюпки спускались на воду в большой суматохе. Сотни солдат прыгали в воду и плавали кругом. На море было много перевернутых спасательных шлюпок, переполненных и залитых ботов и борющихся за место в этих шлюпках людей.
Затемненная заходящим солнцем громадная «Галлия» погружалась кормой вперед. Ее нос поднялся высоко в воздух. Она на мгновение продержалась в этом положении, а затем пошла вниз наподобие ракеты. Подходили спасательные суда, и мы поспешно ушли прочь».
Глава XIV.
Торпеда, которая перепрыгнула через подводную лодку
Фон Арно де ла Перьер продолжает свое повествование:
«Это невероятное приключение, о котором я хочу сейчас рассказать, было в ноябре 1917 года. Мы находились на обратном пути в базу после долгого крейсерства в Средиземном море. Поперек Отрантского пролива, в горле Адриатики, итальянцы имели сильный патруль истребителей. Нам надлежало преодолеть последнюю опасность и затем предстоял вполне безопасный переход в Каттаро. Ночью мы благополучно проскочили через линию истребителей и чувствовали себя прекрасно. После долгого изнуряющего крейсерства в море было приятно подумать о гавани и о земле. Мы все давно стремились на берег, и я решил остальной путь до Каттаро идти в надводном положении, несмотря на светлое время суток. При нашей малой подводной скорости конец пути занял бы от двух до трех дней. В надводном же положении мы могли прийти в Каттаро уже к наступлению ночи. Всю предыдущую ночь я стоял наверху и смертельно устал. Считая, что всякая опасность миновала, я пошел вниз поспать несколько часов, оставив на мостике вахтенного офицера и с ним принца Сигизмунда, сына принца Генриха Прусского — племянника кайзера. Это был молодой человек, который отправился с нами в поход, чтобы увидеть подводные лодки в действии.
Внизу я видел, как команда занималась своими обязанностями, неопрятная, небритая и грязная. Какими свиньями мы были на этих подводных лодках. На них никогда не было места для достаточного запаса пресной воды. На мытье выдавалось всего лишь несколько кружек, и то не каждый день, а только по воскресеньям.
«Почиститесь, ребята, мы ночью придем в базу», — сказал я и приказал разделить между ними последний запас воды.
Через полчаса после того как я уже заснул, принц Сигизмунд и Лауенберг, находившиеся на мостике, внезапно заметили на расстоянии сорока ярдов по правому борту перископ подводной лодки противника и торпеду, которая шла прямо на нас. Дистанция была такой короткой, что для маневра отклонения от нее уже не было времени. Ничего нельзя было сделать, абсолютно ничего. Пораженные, окаменевшие оба, как кролики перед удавом, они смотрели на быстро идущую торпеду.
Она была превосходно нацелена и направлялась прямо в центр «U-35».
Затем торпеда неожиданно выскочила из воды, подобно летучей рыбе. Для того чтобы попасть торпедой в подводную лодку, ее следует поставить на небольшое углубление. Эта же торпеда была, видимо, поставлена на слишком уже мелкое углубление и сделала то, что торпеда обычно делает в подобных случаях, — выскочила из воды. Описав дугу, она прыгнула к нам на палубу, затем скользнула по ней, с громким стуком ударилась о стальную обшивку, пошла дальше, шлепнулась в воду с другой стороны лодки и продолжала свое путешествие. Она задела палубу между боевой рубкой и средним орудием. Пространство это равнялось только четырем футам. Идя немного правее или левее, торпеда ударилась бы своим носом в рубку или орудие, и все мы исчезли бы навсегда из этого беспокойного мира.
Громкий звон торпеды, ударившейся о палубу, и грохот при ее перелете через надстройку лодки разбудили меня. Я думал, что упала одна из наших мачт, и быстро выскочил на мостик. Когда я пришел туда, то не задавал никаких вопросов о причине шума. Принц Сигизмунд и Лауенберг были бледны как неземные существа. Их расширившиеся глаза были устремлены в какую-то точку на воде сбоку мостика.
Я проследил за их взглядом. Там, прямо перед нашей лодкой, торчал перископ. Едва я его заметил, как увидел приближавшуюся к нам вторую торпеду.
«Лево на борт!» Я отдал приказание на руль чисто инстинктивно. Но оно ничего не значило. Никакая земная сила уже не могла развернуть лодку настолько, чтобы поставить ее борт параллельно пути торпеды. Она шла прямо по направлению к нам. К счастью, опять ничего страшного не случилось. Торпеда прошла под нами, но не больше чем в нескольких дюймах. В этом я твердо убежден. Неприятель, видя, как его первая торпеда перепрыгнула через нашу лодку, поставил гидростатический прибор слишком глубоко.
Пятью секундами позже я заметил в воде третью торпеду, но теперь мой приказ «Лево на борт!» был уже выполнен и «U-35» развернулась. Торпеда проскочила около нас так, что можно было коснуться ее рукой. За ней по следам шла четвертая, но теперь мы уходили зигзагами прочь.
Принц Сигизмунд и Лауенберг все еще стояли на мостике, похожие на статуи; их остолбенение проходило очень медленно. Когда они сказали мне относительно торпеды, прыгнувшей к нам на палубу и перескочившей через нее, — я поверил, тем более что имелось много доказательств правдивости их слов. На палубе в том месте, где торпеда задела за нее, имелся низкий поручень, который оказался погнутым.
Команда внизу гудела в возбуждении. Люди не знали о том, что произошло, но чувствовали, что что-то случилось. Когда им сказали, что торпеда перепрыгнула лягушкой через нашу палубу, то они не поверили, решив, что вся эта история была продуктом воображения стоявших на мостике. Для того чтобы их убедить, пришлось показать им погнутый поручень.
Мой штурман был старым подводником. Он был способным человеком, обладавшим стальными нервами. Зная в совершенстве лодки «U», он испытал все, что только могло случиться в жизни подводника. Ничто не могло поколебать его призвания к службе в подводном плавании. Но этот случай оказался для него роковым.
«Когда я начинаю видеть, как торпеды колотятся о нашу палубу, то с меня хватит, — сказал он. — В следующий раз я увижу, как через нас перепрыгнет британская подводная лодка с перископом и горизонтальными рулями. Нет, с меня хватит». И с него действительно хватило, он отказался идти в новое крейсерство и перевелся на береговую службу.