Страница 9 из 30
– Значит, касательно того, что он был подвешен над полом, у нас есть только утверждение этой медсестры.
– Да, но зачем бы ей лгать? Кранц в Комреке на хорошем счету, и она явно не склонна к преувеличениям. Ей поверили, пусть даже и при ближайшем рассмотрении ран на руках и ногах не обнаружили.
– Несколько трудно такое себе представить. Я имею в виду, тело взрослого человека прилепилось к стене довольно высоко над полом без видимых средств поддержки?
– Дэвид, в прошлом ты и сам видел необычайные вещи.
Он на какое-то время умолк, и Кейт пожалела, что потревожила злополучные воспоминания.
– Дэвид?..
– Да, прости. Говоришь, этот Внутренний двор как-то связан с человеком, пригвожденным к стене в том замке?
– Лишь тем, что эта организация владеет замком Комрек, а у него был своего рода договор с ВД о предоставлении ему там убежища.
– Только не говори мне, что его наказали за нарушение правил. От этого мне определенно станет не по себе.
– Нет-нет. У нас-то все в порядке.
– Мы узнаем, что это так, только в том случае, если сами нарушим наш с ними контракт. Нет ли каких штрафных санкций, которые я пропустил? Помимо соглашения о секретности, я имею в виду.
– Ты же прочел оба контракта.
– Я их просмотрел. С мелким шрифтом я не возился – думал, что ты и так прошлась по всему расческой с мелкими зубьями.
– Так я и сделала, и у нас никаких проблем. Но позволь мне вернуться к делу.
– Я слушаю.
– Саймон назвал мне, – а потом пожалел об этом, заставив меня поклясться держать это при себе, – назвал мне имя той бедной жертвы в замке.
– Это кто-то, кого я знаю?
– Ты мог о нем слышать год назад или около того. Помнишь сообщения на первых полосах о миллионере, капиталисте-предпринимателе, который покончил с собой, войдя в Северное море? Он еще оставил на берегу свой бумажник с кредитными картами, водительские права, свою машину с ключами в замке зажигания?
Эш напряг мозги.
– Да… Да, кажется, припоминаю… когда бизнес едва не обанкротил страну. Разве несколько финансистов не покончили тогда с собой, потому что иначе теряли все, включая своих дорогостоящих жен и любовниц?
– Вечный ты циник.
– Это в моей природе. Но я, да, помню ту историю, о ней сообщали в новостях по всему миру, потому что такое происходило глобально, особенно в Америке.
– Это было потому, что в нашей стране он стал первым. Его звали Дуглас Хойл.
Эш коротко вздохнул.
– Ты же не говоришь, что жертва в Комреке и Хойл – это одно и то же лицо? Так называемый финансовый гений, который безумно рисковал деньгами других и все потерял?
– Одно и то же. Его прославленная и когда-то очень уважаемая компания потеряла миллионы из денег своих клиентов.
– А Хойл нашел выход, – выдохнул Эш.
– Да, Дэвид. Дуглас Хойл, якобы умерший финансовый гений, который не совершал самоубийства путем утопления в море, как все уверовали, – вот почему его тела так и не нашли, – но скрылся в замке Комрек.
– Господи. Погоди. Разве полиция не продвинулась в своем расследовании чуть дальше бумажника и автомобиля с ключами, которые остались на берегу? Такое пробовали и раньше. Потом имелись его жена и семья, деловые партнеры, наконец, – разве власти не нашли бы его через них?
– У него не было контактов с семьей с того самого дня, как он пропал. Это, видимо, строгое условие, налагаемое на клиентуру Комрека. Он знал, что больше никогда не увидит своих близких и друзей. Ох, да и цена этого убежища ошеломляюще высока.
– Я думал, Хойл обанкротился.
– Насколько известно налоговикам из Сити и его собственным инвесторам, так оно и было.
– Неудивительно, что Саймон Мейсби помалкивает о своих работодателях.
– Говорю же, члены Внутреннего двора – это очень влиятельные, могущественные люди. И невероятно богатые. И очень скрытные. Вот почему ни ты, ни миллионы других людей никогда о них не слышали.
– Значит, они вне закона?
– Я бы сказала, что они выше закона.
– Никто не выше закона.
– Полагай так и дальше, Дэвид: это поможет тебе лучше себя чувствовать. Теперь слушай: кто они, что они и где они, не важно. Нам – главным образом, тебе – предстоит разобраться с нашим поручением.
– Боже, мне и до этого было не по себе…
– Может, мне не надо было тебе об этом рассказывать.
– Почему же, Кейт, ты рассказала?
– Потому что Саймон Мейсби – просто старый знакомый, а ты для меня – нечто большее. Я не хочу, чтобы ты действовал вслепую.
– Я могу прямо сейчас выйти из самолета.
– Нет, мы связаны договором. Если бы ты отказался от сделки, пришлось бы заплатить слишком высокую цену. Поверь мне. Кроме того, Саймон оказался бы в большой беде, если бы открылось, что он был таким болтуном. Минуту назад я назвала его старым знакомым, но ВД не сделает скидки даже ради этого.
– Хорошо. Буду действовать, как запланировано.
– И не выдашь того, что теперь знаешь?
– Нет, конечно. Во всяком случае, оказавшись в замке, я, вероятно, узнаю намного больше. Постараюсь выглядеть удивленным. Думаешь, в Комреке могут быть и другие, подобные Дугласу Хойлу?
– Я бы банк на это поставила. Прости за каламбур. Но, может, скрывать богатых беглецов – это и есть все, чем занимается Внутренний двор. Вознаграждение может быть фантастически высоким, если они оказывают услуги только очень богатым беглецам. Клиенты или их покровители платят по двести тысяч в год только за то, чтобы остаться в Комреке, а если клиент должен скрыться, то стоимость составляет полмиллиона.
– Сколько? – Эш недоверчиво ахнул.
– Ты слышал. А раз оказавшись гостем – такой у них используется термин: «гость», – человек навсегда оставляет внешний мир. Никаких исключений, никаких отступлений.
– Значит, они становятся пленниками.
– Пленниками, за которыми очень хорошо ухаживают. По словам Саймона, они купаются в абсолютной роскоши всю оставшуюся жизнь. – Кейт помолчала, потом добавила: – Когда Саймон понял, как много он выдал информации, то буквально умолял меня никогда не рассказывать ни одной живой душе о Внутреннем дворе и замке Комрек. – Она не сказала, что эта мольба последовала от Саймона Мейсби, когда он проснулся трезвым в ее постели на рассвете и понял, сколь многое разгласил в течение ночи. Алкоголь и секс: иногда это смертельное сочетание.
Эш, говоря вполголоса, наклонялся вперед, горбясь над телефоном и упираясь локтями в колени, как вдруг движение по ту сторону иллюминатора снова привлекло его взгляд. Рядом с самолетом остановился гладкий черный лимузин, и у него на глазах оттуда вышел облаченный в серый костюм водитель, который, огибая длинный капот, поспешил к задней пассажирской дверце. Придвинувшись ближе к плексигласу, Эш глянул вниз, чтобы увидеть, как открывается противоположная задняя дверца, обнаруживая темноволосую женщину, одетую в черный шерстяной деловой жакет и юбку длиной до колена, ниже которой видны были черные колготки и ботильоны. Он лишь мельком увидел белый воротничок рубашки, четкий на фоне светло-кофейной шеи, в который нырнул ее подбородок, когда она наклонилась вперед, чтобы выйти из автомобиля и поспешить к другой задней дверце, которую уже открыл водитель. Теперь он стоял по стойке «вольно», ожидая, чтобы появился другой его пассажир – очевидно, более важный из двоих.
Темноволосая женщина дошла до открытой дверцы и подалась внутрь, чтобы помочь человеку, который неуклюже выкарабкивался из лимузина.
Со своей возвышенной точки обзора внутри самолета Эш успел разглядеть только появившуюся макушку другого пассажира, массу непокорных светлых волос, темных у корней, когда голос Кейт вернул его к телефону.
– Ты еще здесь, Дэвид?
Он снова откинулся на спинку сиденья.
– Да, прости. Похоже, опоздавшие прибыли. Скоро уже должны взлететь.
– Психиатр, доктор Уайетт?
– Ныне психолог, по словам Мейсби. Есть разница. Психология – это изучение человеческого развития и поведения, и она классифицируется как социальная наука, меж тем как психиатрия по большей части имеет дело с аномальными психическими или эмоциональными состояниями и расстройствами. Естественно, они могут перекрывать друг друга, – сказал Эш.