Страница 65 из 163
В кустах пригорка расставлены на позициях пулеметы есаула Сапунова. Они скрыты. Позиция наша неприступна.
Наш полк растет. Пополнения к нам идут из тыла, из обозов беженцев. А посмотреть на пулеметы есаула Сапунова! Все 26 пулеметов имеют свои «наименования». Они написаны белой краской на щите каждого пулемета, обращенного к противнику. Вот некоторые из них: «Бей жида Троцкого!», «По Аенину — огонь!», «Лосев № 1-й», «Не отступать!», «Славный Лабинец», «Храбрый Аабинец», «Есаул Сапунов». Других не помню.
Увидев все это, сделанное секретно, я улыбнулся. Казаки со всех пулеметных линеек смотрят на меня, следят за выражением моего лица, стар лясь узнать ■— нравится ли это самому командиру полка? Они боялись — как бы я все это «не забраковал».
«Пусть будет так», — подумал я, если это идет на пользу воинского воодушевления. Я этому только рад.
Есаул Сапунов просиял от своей выдумки. Он мнется. Он хочет что-то сказать мне. А потом, взяв руку под козырек, спрашивает:
— Позвольте, господин полковник, один пулемет назвать «Полковник Елисеев»?
Я ему, конечно, не позволил. Но в такой простоте сколько было души, веры, надежды. А в ставке главнокомандующего в Крыму писали, что «Кубанская Армия развалилась».
Х&-
Корниловцы и Лабинцы. Визит генералов
С Корниловцами на арьергардной позиции мы живем очень дружно. Я часто бываю у них. Иногда там и обедаю. И мы часто поем наши старые полковые песни. Корниловцы отлично пели.
Там у меня все старые соратники по 1918 —1919 годам: Безладнов, Трубачев197, Литвиненко, Марков198, Мартыненко199, Козлов-старший200, Друшляков201, Лебедев202, Кононенко201, Ростовцев. Все они в чине войскового старшины. А вот есаулы: Тюнин204, Носенко205, Збронский, Бэх-боль-шой206, Бэх-маленький, Дронов207, Козлов-младший2^, родной брат Жорж.
Сотнями командуют только войсковые старшины, которые год тому назад были сотниками и хорунжими, а некоторые, в 1918 году, только прапорщиками. Все они дорожат своим, поистине храбрым полком и вне его служить не видят интереса. Но он мал. В нем около 400 шашек. В три раза слабее нашего полка по численности бойцов.
Мои Лабинцы заметили частые посещения мною Корниловцев. Заметил и я в них какую-то скрытую грусть, когда я бываю с ними. А на одной трапезе с мамалыгой бесхитростный и грубоватый есаул Сапунов «выпалил» как-то при всех офицерах:
■— Наш господин полковник любит больше Корниловцев, чем своих Лабинцев.
— Откуда Вы это взяли? — задетый, спрашиваю его.
— Да как же, Вы всегда ходите туда, обедаете там и поете песни с ними, — доказывает он.
Пришлось прочесть целую лекцию, что это мой первый полк по Гражданской войне; в нем я провел 9 месяцев, из коих 3 месяца командовал им; в нем четыре раза ранен, и все в конных атаках, без патронов, на шашки.
Говорил, но видел, что я их не успокоил. Пришлось как можно реже посещать родной мне кровный полк — Корниловский конный. Такова ревнивая любовь, даже и у воинов.
— Смирно-о! —■ слышу я команду в лесу. — Здравия желаем, Ваше превосходительство!
«Вот те и на! — думаю. — Кто же это?» Вскакиваю и вижу своих генералов — Науменко и Бабиева. Спешу им навстречу и рапортую первому «о благополучии на вверенном мне боевом участке».
— Мы к Вам в гости, Елисеев, но отнюдь не инспектировать, — весело говорит Науменко.
— Милости прошу на то и другое, — отвечаю.
Бабиева я вижу впервые с лета прошлого года. Он нисколько не переменился. Под ним все тот же светло-гнедой лысый белоногий «залет-калмык», который и мне очень нравился. Бабиев любезно, по-дружески жмет мне руку и улыбается. С ним два полковника, наши Корниловцы, Иванов209 и Шеховцов210 — его станичники, бывшие когда-то рядовыми казаками старого 1-го Лабинского полка. В 1919-м Иванов был сотником, а Шеховцов хорунжим в Корниловском полку. Оба были командирами сотен. Теперь они полковники и штаб-офицеры для поручений при Бабиеве.
Мы в моей комнате. Короткий доклад о фронте. Красных на том берегу реки мы не видим. Туда, через быструю реку с каменистым дном, на ходулях ходят черкесы и приносят нам кукурузу и муку. Мы им хорошо платим, и они с удовольствием ходят туда. На днях есаул Бэх-болыиой, с взводом казаков-корниловцев, сняв штаны, вброд перешли реку и там красных не обнаружили.
Мы четверо — два генерала, я и войсковой старшина Безладнов — сидим на перилах балкона и весело разговариваем. Больше всех говорит Бабиев. Генералы на «ты» между собой, но Бабиев титулует Науменко «ваше превосходительство». Бабиев привез две бутылки вина, и мы не спеша пьем его.
Бабиев говорит, что «казаков надо подтягивать, дисциплину надо соблюдать везде», и рассказывает:
— Да вот —- едем мы по вашему биваку Аабинцев, сидят казаки и не обращают на нас внимания, но смотрят на нас. Я им командую: «Встать!.. Смирно! Не видите — командир корпуса едет». Они смотрят на меня и нехотя встают. А я им еще громче кричу: «Вста-ать!.. Здорово молодцы-ы!» Они отвечают, но слабо. «Вы что же, с[укины] сыны, хотите, чтобы я вам чевяком в ноздрю толкнул?» — кричу им.
Мы все смеемся на его рассказ. Но я не хотел говорить ему, что по воинскому уставу на биваке команда «смирно» не подается — для того чтобы людям дать отдых. А честь отдают только те казаки, кто близко видит начальство или начальство к кому обратится лично.
— Ну, Коля, пора ехать, — говорит Науменко. — Пока проедем перевал, да там верст пять надо торопиться, солнце уже на закате.
Они уехали.
Опять отход. Новость. Генерал Шинкаренко
Корниловский полк от нас снят. 1-му Лабинскому полку приказано оставить только заставы с пулеметами на Шахэ, а самому полку занять гребень перевала, отстоявшего от реки верстах в двух. Коноводов отвести вниз, за гребень.
Левее нас, до моря, занимают позиции пластуны генерала Морозова. В районе нашего полка собрались высшие пластунские начальники. Все в черкесках. Все дружны между собой, и вид их был, казалось, несокрушим.
Офицеры-пластуны ушли, и мы занимаем в лесу очень удобный гребень, где казаки, без лошадей, отдыхают.
Думаю, это было 10 апреля. Приблизительно в обеденное время получаю циркулярное распоряжение: «Всем частям в 10 часов утра отойти на следующий рубеж, т. к. противник обходит нас с гор. 1-му Ла-бинскому полку спуститься к шоссе — отойти так же незаметно для противника и следовать к станции Лоо. Подпись — Генерал Бабиев».
Я глянул на часы. Шел первый час дня. Как ужаленный вскочил. Мы стоим уже 2 часа одни, тогда как все соседние части отошли. Набрасываюсь на ординарца, доставившего распоряжение, а тот отвечает, что по лесу, по горам трудно было ехать верхом, вот и запоздал.
Ну, думаю, катастрофа. На шоссе мы, конечно, теперь не попадем. Там уже красные. Оно у нас в 2 верстах слева. Надо пробираться горами. В охранении, на реке, — сторожевая сотня. Туда и обратно — 4 версты. Да и пока командир сотни свернет свои заставы — пройдет не менее часа времени.
«Ах, проклятие!» — ругаюсь и спешно, бегом, посылаю ординарца вниз, сказать, что через полчаса полк снимется и здесь будет оставлен только маяк, а от него цепочка казаков по горам. По тропинке, по одному, до 800 пеших казаков втянулись в лес, спускаясь вниз, к югу.
Через час голова колонны встретила шоссе. Чье оно? Надо остановить голову колонны, подтянуться и приготовиться к возможным неожиданностям.
Выждали. Вдруг справа, из-за выступа горы, показались два человека. Они шли со стороны противника. Они в папахах, с винтовками, явно казаки. Лениво, беспечно подходят к нам.
— Кто вы и какой части? — спрашиваю.
— Та пластуны-ы, всэ чортувалысь с двухколкою тэпэрь вона йдэ за намы, — отвечает один из них досадливо.