Страница 133 из 163
Генерал Козловский364, брюнет с бородкой, маленького роста, приятный старик. В противовес сообщениям красных, восстанием руководил «матросский комитет», но не офицеры. Они были только техническими работниками.
На остров прибыл выборгский губернатор. Чисто говорит по-русски. Я обратился к нему. И через месяц, хлопотами родичей Аксеновых, был освобожден из лагеря и выехал на работы в город Хамина, по-русски Фридрихсгам. 30 августа я стал свободен. Началась новая жизнь. Моя исповедь окончена.
О гибели брата в Корниловском полку.
Необходимое разъяснение
(Первый раз младший брат Ф.И. Елисеева — Георгий, командир взвода Партизанского полка, был тяжело ранен летом 1918 года у горы Недреманной на Ставрополье; пуля пробила брюшину и застряла там. Во второй раз вновь ранен тяжело в составе Корниловского конного полка в январе 1919-го за Ставрополем, пуля осталась в бедре. В третий раз, 4 июля 1919 года под Царицыном, временно командуя 5-й сотней того же полка, тяжело ранен одновременно двумя пулями. — П. С.)
О его гибели приведу выдержки из письма полковника Я.И. Носенко, полученного мной в конце декабря 1924 года: «Дорогой собрат по полку, Федор Иванович. Прости, что я начинаю прямо за Георгия Ивановича, хотя и знаю, что это Вам первое и тяжелое, но оно для Вас самое главное (я сохраняю стиль письма. — Ф. £.).
В 1920-м году, когда мы прибыли в Крым без лошадей, с седлами в руках — из нас был составлен кадр Корниловского полка в Кубанской дивизии и сведены в одну сотню: 1 -й взвод офицерский и три взвода казачьих. Командир сотни полковник Аитвиненко, старший офицер сотни полковник Марков, я командовал 1-м офицерским взводом, полковник Мартыненко 2-м, есаул Бородычев 3-ми войсковой старшина Тюнин 4-м. Георгий Иванович Елисеев был отделенным в офицерском взводе.
Наступление началось 25 мая, и все время у нас было удачно и благополучно. Мы двигались вперед. 2-го июня, утром, наша Корниловская сотня при Уманском полку, выступила на подводах, т. к. мы были тогда еще без лошадей, из села Корниенко Таврической губернии на село Большая Белозерка и, не дойдя верст пять до него, встретились с пехотой красных, которая сильно сопротивлялась. Сначала мы было ее сбили и, как конники, быстро пошли вперед, но у противника подошел резерв, и он перешел в контрнаступление, а у нас, ввиду редких цепей, и без резерва, как это всегда у нас было — сотня остановилась, залегла и открыла огонь, чем противника остановила. Но так как наша Корниловская сотня была впереди всех, а фронт до подхода конных частей нужно было выровнять — сотне было приказано отойти по одному на указанную линию.
Мой офицерский взвод переходил последним. День был жаркий. И когда все отошли и остановились — осталось нас трое: Георгий Иванович, войсковой старшина Дорошенко и я — еще не поднимались для перебежки, лежа стреляли по противнику — в это время пуля попала Георгию Ивановичу прямо в шею, пронизав ему горло, и он, на некоторое время, потерял сознание. Я приподнял ему голову, а Дорошенко тут же бинтом обмотал ему шею, и вдвоем взяли его под руки и начали вести. Он пришел в сознание, но идти не мог, и так как Георгий Иванович был все-таки внушительного роста, и как мы ни старались его поднять, чтобы ноги не волоклись по земле, все-таки не могли, а несли и ноги тянулись по земле до занятой в тылу позиции. Подошли еще два казака, тогда мы его понесли до лазаретной линейки, уже более удобной для него, и, когда положили на линейку, я попросил Дорошенко отвезти [Георгия] на перевязочный пункт.
Когда возвратился Дорошенко, то сказал, что Георгий Иванович даже один раз улыбнулся ему, но доктор посмотрел на рану и безнадежно покачал головою. (Улыбка перед смертью, уходя в потусторонний мир. Хотел жить.)
Полковой священник отец Александр Золотовский, его и всех наших раненых, поехал провожать, и перекочевали все раненые в село Корниенко, а 3-го июня переехали в село Петровское Таврической губернии, чтобы уезжать дальше в лазарет. Остановились на ночлег, и он в 9 часов вечера 3-го июня скончался. Похоронен 4-го июня полковым священником отцом Александром Золотовским в селе Покровском. Для постановки креста на могиле, заботами офицеров, был командирован сотник Ал. Матв. Козлов, который и сделал надпись на кресте.
Командир сотни полковник Литвиненко назначил комиссию для оценки и продажи вещей с аукционного торга. Были проданы следующие вещи: седло с прибором — 140 тыс. рублей, шуба — 15 тыс., шашка — 17 тыс., кинжал в черной оправе — 15 тыс., носки — 3 тыс., рубахи — 25 тыс., полотенце — 2,6 тыс., брюки — 21 тыс., куртка — 15 тыс., подметки и набойки — 6 тыс., бурка — 6 тыс. (возможно, ошибка. — П. С), трензеля к седлу — 30 тыс. Всего на сумму 295 600 рублей знаками Вооруженных Сил Юго-Востока России. С согласия общества офицеров, ввиду неимения в то время еще денежного ящика у нас — как ближайшему товарищу Георгий Ивановича — передали на хранение сотнику
Алексей Матвеевичу Козлову, с условием — по возвращению на Кубань, эти деньги передать родным Георгий Ивановича.
Из суммы 295 600 рублей, выдано 13 тыс. рублей по акту есаулу Таранцову, которые Георгий Иванович был ему должен.
Шлю Вам свой искренний привет, уважающий Вас Я. Носенко».
Жуткое и историческое письмо во многих отношениях. Почтовый штамп показывает, что из Белграда оно было отправлено 21 декабря 1924 года. Кроме памяти о гибели брата, это есть и кусочек Истории Корниловского конного полка. Астрономические цены за вещи брата, которые, надо полагать, были обыкновенные, говорят о полном банкротстве валюты. Вот и вся короткая история.
А могилу брата, с двумя пулями в теле, теперь уже и не найти... Стройный богатырь-красавец с веселыми глазами, добряк, никогда не имевший врагов, которого все так любили, — и так погибнуть!..
Генерал В.Г. Науменко, бывший командир 2-го Кубанского конного корпуса на Черноморском побережье 1920 года, в эмиграции пишет:
«Не все имели возможность сесть на корабли. Части, бывшие на фронте, даже не были уведомлены о прибытии судов (в хутор Веселый, южнее Адлера, у самой грузинской границы. — Ф. £.). Так погибли доблестные Аабинцы, честно державшие себя до конца, Корниловцы и многие другие доблестные части.
Здесь надо отметить недостойное поведение отдельных лиц командного состава. Из них особенно ярко проявил себя командующий 2-м Кубанским корпусом генерал-майор Хоранов, который категорически воспрещал уклонение от сдачи. Когда шесть полков направились к Грузинской границе, он догнал их и убедил вернуться.
Офицеры Корниловского (конного) полка имели возможность погрузить всех казаков; на берег моря, для подготовки этого, был послан офицер, но командующий полком полковник Безладнов категорически запретил это. Офицеры полка не могли сломить упорства. В результате только 27 офицеров, полковой священник, полковой врач и 120 казаков ушли самостоятельно и были погружены на один из английских кораблей. Если бы не упорство командира полка, то все Корниловцы могли быть погружены на этот корабль.
Были и другие лица командного состава, которые всемерно мешали погрузке кого бы то ни было, и на их душе тяжелый грех за гибель тысяч казаков»365.
Это писал генерал Науменко со слов других. Кто виновен в гибели Кубанской армии, я разобрал достаточно в своих предыдущих брошюрах.
О генерале Хоранове и его поведении я также подробно рассказал, но он никому, главное — «категорически», не воспрещал уклоняться от сдачи, как пишет В. Г. Науменко. Для этого он был недостаточно авторитетный, произведенный в генералы на том же Черноморском побережье, а 2-й Кубанский конный корпус принял только 15 апреля от самого генерала Науменко и за 4 дня до разыгравшейся трагедии Кубанской армии.
Никакие шесть полков не направлялись к грузинской границе, почему Хоранов и не «догнал их и убедил вернуться», как написано в этом Сборнике.
Хоранов тогда просто растерялся. Как окончивший пехотное военное училище, «скакать» он не любил, никогда не имел и в мирное вре-Л1я своей собственной под седло офицерской лошади; а по своему доброму характеру — никогда не насиловал даже душу рядового казака. Шесть конных полков, узкой лентой вытянувшихся по единственной дороге к Грузии в колонне по-три со своими обозами на несколько верст, как их можно было «убедить вернуться назад»? Вообще, этого случая совершенно не было. Добрый, слабовольный человек, одинокий, потерявший жену драматически, окрыленный недавно полученным чином генерала и должностью командира корпуса, по своему легко меняющемуся настроению — он решил лично остаться.