Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 112 из 163

Мы в бывшем епархиальном училище. При адмирале Колчаке здесь помещалась Академия Генерального штаба. Теперь это длинное, под углом на два квартала, двухэтажное кирпичное здание приспособлено для заключенных, как пленных офицеров, так и местной знати.

Во всех классах — нары, высотой по пояс человека на все четыре стороны. Посредине двойные нары голова к голове. Вокруг этих средних нар — узкий проход. Теснота исключительная. Никаких матрацев и подушек. Весь этот длинный, под углом, корпус не отапливается. Много окон на улицу. Стекла заморожены. Все двери выходят в широкий, длинный коридор на всю длину здания. Окна коридора смотрят на неогороженный двор-пустырь. Окон в коридоре немного, потому в нем и мрак.

У главного входа на улице парные часовые с винтовками, тепло одетые молодые красноармейцы. У выходных дверей второго этажа также парные часовые. Им приказано с нами не разговаривать и никого не выпускать из коридора. В первой же камере от дверей были размещены Кавказцы, Лабинцы, Корниловцы и все офицеры 4-го Донского конного корпуса, вот почему мы быстро познакомились с часовыми.

КУБАНЬ

Воспой путь 1-го Лабинского полка: Гойтх—Индюк Садовое - Индюк— Гойтх Георгиевское-Лазаревское с 15 но 28 марта 1920 г.

Генерального ш таба генерал-майор В.Г. Науменко в форме Корниловского конного полка ККВ

I-го Линейного генерала Вельямнпо-пл полка ККВ хорунжий А.Н. Иодков-гкий, калик еп.йаомнекой, лею 1916 г. Из семейного архива С.Ф. Титова

Заседание Войскового сонета под председател ьс гном Атамана Ьу кретона в Адлере 18 апреля 1920 г.: 1. Атаман генерал Ьукретов. 2. Генерал Шпфиер-Маркевич. 3. Полковник Дрейлниг. 1. Генерал Сидоренко. 5. Генерал Секретов. 6. Генерал Голубинцев. 7. Валашек, член правнтелылвл. 8. Полковник Певнев. 9. Полковник Соламахин. 10. Полковник Елисеев. 11. Войсковой старшина Мальцев. «Все остальные штаб-офицеры, (фамилии коих я не лиги, стояли густой толпой в углу, от Соламахниа чуть впереди и позади Певнева. (Ф. Елисеев)»

Подхорунжим С. Дзюба. Сербия, 1920-е годы

«На добрую и долгую память Нго превосходитсяьсдву Генералу Фостикову от Имени казаков станицы Кармалиновской поименованных здесь. Аптон Багда-нои. Дмитрий Михеев. Иван Сыромятников. Сергей Сыромят. Игнат Петров. Даниил Сухоруков. Степан Калашников. Игнат Брежнев. Павел Шевляков. Ефим Партов. Иван Мапушкип. Сергей Мищеряков. Терентии Шапавал. Ии-фодий Черкавши» (надпись Лабинцев на обороте фотографии)

Прибытие казачьих частей и г. Вранье (Сербия), июнь 1921 г.

Генерал-майор В.Г. Науменко с дочерью Наталией среди казаков. Кральсво (Сербия), 1927г.

Полковник Елисеев на Красавице. Франция, 1925 г.





«Па память г-ну полковнику Федору Ивановичу Елисееву от Никиты Ивановича сотника Дзюба, Атамана имени ген. Зборовского станицы. Сан-Франциско, 14 октября 1959 г.»

Генерал-лейтенант М Л. Фостиков, офицер 1-го Лабинского генерала Засса полка ККВ в 1908- 1915 гг., начальник Кубанской казачьей диг визии в г. Вранье (Сербия), 1921г.

Карта-побег

Кубанский Войсковой Атаман генерал Науменко (слева верхом) с казаками-джигитами. Сербия, 1920-е годы

Полковник Ф.И. Елисеев, командир 1-го Лабинско-го генерала Засса полка ККВ в 1920 году (па погонах шифровка Корниловского конного полка, в постоянные списки коего он был зачислен). Индия, 1936 г.

Войсковой штаб (слева направо): генерал-лейтенант М.Л.Фостиков, генерал-майор М.К.Соломахин (стоит), полковник К. Булгаков, генерал-лейтенант

A. Г. Шкуро, Войсковой Атаман генерал-майор В.Г Науменко, генерал-майор

B. М.Ткачев. Белград, 1943 г.

Войсковой праздник. Справа налево: дочь Н.В. Шабанова с Войсковой иконой, полковник Ф.И. Елисеев, полковник В.И.Третьяков, атаман Кубанской станицы в Ныо-Йорке войсковой старшина Н.В. Шабанов, Кубанский Атаман войсковой старшина Б.И.Ткачев, начальник штаба ККВ войсковой старшина ЕФ. Феней, перед знаменщиками генерал-майор О.И. Лебедев. В гражданском зале храма, до Богослужения. 93-я улица, № Е-75, I I.-Йорк, 1960г. Фото Н.Те-лятникова

Весь второй этаж был отведен для курсов, а нижний — «для кандидатов», которых сюда доставили как арестантов, под замками в вагонах. Там же и арестованные гражданские лица, и кухня для всех.

Мы были уже за Уральским хребтом. Местность высокая. Холода здесь особенно сильные. Мы согревались лишь своим телом, дыханием, испарениями 30—40 тел да одеждой, у кого она была в достатке. Умываться было негде. Мы быстро загрязнились. Появились вши. Для пресечения этого в нашей камере постановили: проснувшись, каждый должен снимать свою рубашку и уничтожать вшей ногтями. Получалась веселая и забавная картина, чтобы не сказать грустная, когда 30—40 казачьих штаб-офицеров, сидя на нарах без рубашек, «бьют вшей». Но и это не помогало.

Мы еще никогда не испытывали такого ограничения свободы. Тюремный распорядок дня. В 8 утра чай. Конечно, без сахара. В 12 часов скудный обед. Часов в шесть — ужин. Потом поверка по фамилиям в общем коридоре, по камерам, выстраивающимся в две шереги, и спать. Освещения никакого. И только духовная близость друг к другу, общие разговоры, частые шутки скрашивали наши мрачные дни заключения.

Радовал суточный наряд на кухню. Он начинался с 5 часов утра, когда весь город спал. Надо было приготовить пищу на полторы тысячи человек. За этот труд наряд хорошо питался, даже и мясом. Но он был суточным.

Прошел слух, что к нам помещают около 200 женщин-заложниц из Польши. Вначале мы не поверили этому, но это оказалось так.

Когда разбитая под Варшавой Красная армия начала отступать, были арестованы и вывезены в Россию женщины знатных польских фамилий. Теперь их препроводили сюда. Проходя мимо, видим их, размещенных прямо на полу, без кроватей. На них дорогие платья темных цветов, но уже сильно потрепанные, и никаких теплых вещей. Арестованы они были летом. Все молодые и красивые. Мы слышим их плач, горькие вздохи и какие-то умоляющие просьбы к часовому, но... чем может помочь часовой, «казенный человек»?..

Во всем длиннейшем здании не было уборной. Возможно, что их переделали в комнаты. Вот почему нас, для отправления естественных надобностей, партиями выводили во двор под охраной часового. Было стыдно и неприлично. Но еще было стыднее и неприличнее, когда этому способу должны были последовать и женщины. В таких случаях мы старались «не видеть этого». Часовые же вначале «гоготали» над женщинами, но потом и им было стыдно. Отворачивались и они, лишь торопя всех проделывать эту экзекуцию как можно скорее. Приняв во внимание глубокий снег во дворе, свирепый холод, нетрудно представить всю эту подлую картину и «следы» ее от полутора тысяч человек... Случились и роды. Нечеловеческий крик несчастных женщин, оглашавших здание, замурованное морозами, вызывал ненависть к власти.