Страница 108 из 163
казал мне от Хоперской бригады, коей я командовал (левофланговой Партизанской бригадой командовал полковник Соламахин), выслать офицерский разъезд, найти штаб генерала Фостикова. Боевая обстановка была тяжелая. Весь фронт, почти без боев, откатывался к Ростову. Пуржил снег. При дорогом кавказском оружии под серебром поверх шубы-черкески — представился мне этот хорунжий Мельников на добром коне, без башлыка, в небольшой черной каракулевой папахе. Приятный и подтянутый внешний вид его меня заинтересовал. Разъяснив обстановку, вернувшись, он доложил, что в дивизии Фостикова полный порядок, чем и порадовал нас. '
Теперь, через 12 лет, я вижу его постаревшим, расслабленным, каким-то немощным. Обрадовавшись такой неожиданной встрече, спросил:
— Как и откуда бежал?
На этот вопрос он как-то беспомощно махнул рукой и ответил:
— Надо долго и много рассказывать.
Жаль. Из разных крупинок будущий историк напишет полную историю гибели кубанского офицерства. Солоцкие — видная офицерская семья Лабинского отдела.
На военно-политических курсах
Наступила очередь для нас — зачисление на «военно-политические курсы». Они вмещали в себя 500 офицеров, коих перевели на жительство в длинные двухэтажные Александровские казармы. Они окрашены в светло-серый цвет, не имели двора и выходили прямо на широкую, пустынную площадь-улицу.
В Астраханских казармах, чтобы взобраться на свое место на нарах «второго этажа», надо было быть гимнастом. И нашим старикам полковникам, по 45—50 лет, было невмоготу это преодолеть.
В Александровских казармах, вместо нар, были двойные топчаны. Это было лучше и удобнее, но они были также двухъярусные и, несмотря на высокий потолок, темнили помещение. Широкий коридор отделял нас от красноармейцев.
К положительным удобствам нашей жизни относилось то, что Александровские казармы были ближе к центру Москвы и мы были совершенно свободны на выход в город без записок. Не было и часового у дверей.
Предыдущий трехнедельный курс закрылся. Окончившие их наши кубанские артиллеристы, братья-полковники Певневы, командированы в штаб Петроградского военного округа, куда и выехали немедленно. Куда были назначены два других артиллериста — полковник Кочергин
X£z-и войсковой старшина Березлев, — мы не знали. Генерального штаба полковник Земцев назначен был в штаб Уральского военного округа, в Екатеринбург. Ускоренного курса Академии Генштаба войсковой старшина П. Бойко (пластун) назначен в штаб какой-то пехотной дивизии. Генерал Морозов на курсах читал лекции по тактике, после чего назначен был лектором по тактике в Академию Генерального штаба, в Москве. Как-то встретили его на улице. Он все в том же своем «мещанском костюме», каковым был и при нас. Улыбается и говорит нам, что ему отвели в здании Генштаба, внизу, маленькую комнату, где он и живет.
Мы на курсах. Они помещались на Арбатской площади, в здании бывшей первоклассной гостиницы «Прага». Там же было и общежитие в номерах. На них была зачислена остальная группа кубанцев (моро-зовцев) и тех, кто был присоединен к нам из Бутырской тюрьмы. Из генералов были: Косинов, Хоранов и Мальчевский. Генерал-пластун Боб-ряшев заболел и умер в госпитале.
Всех офицеров Кубанского Войска было зачислено на курсы чуть свыше 100 человек, а остальные, около четырехсот, были офицеры Сибирских колчаковских армий. Зачислены были и все «наши» донцы 4-го Конного корпуса. Для всех не хватило мест в общежитии «Праги», и мы, человек тридцать кубанцев, согласились жить в «аннексе» гостиницы, в задах, на другой улице. Это давало нам возможность «передергивать» лекциями и работать в городе.
Здесь все мы имели отдельные железные кровати с бельем и полный солдатский паек, который также не был хорош. Общей столовой не было. Пищу брали по-солдатски в свои личные медные котелки и ели кто где хотел и мог. Бедность и примитивность были во всем.
Слушатели курсов составляли «батальон», разбитый на три роты. Батальонным командиром был назначен подполковник колчаковской армии, бывший воспитатель какого-то кадетского корпуса — высокий, сухой приятный старик, бодрый, с седой длинной бородой. Командирами рот были капитаны-колчаковцы. Но это не была воинская часть. Разбивка была просто для учета людей. Во всей своей внутренней жизни мы были совершенно свободны, безо всякого подчинения и чинопочитания.
Власть решила использовать былых своих врагов — пленных офицеров белых армий. Потом нам сказали, что в привлечении пленных офицеров «для защиты отечества» от наступления польской армии настояли перед властью видные офицеры Генерального штаба старой Императорской армии.
Начальником курсов был Генерального штаба полковник Жуков. При нем комиссар, молодой поручик саперных войск, совершенно интеллигентный человек. Лекторами были офицеры Генерального штаба. Генерал-майор Верховский, бывший военный министр в правительстве Керенского, читал лекции на тему «Русская армия от Императора Петра I и до наших дней».
Генерал-лейтенант Войцеховский читал лекции по тактике, с разбором по картам характерных сражений Российской армии. Полковник Готовский — лекции по авиации.
Генерал-лейтенант (забыта фамилия) с чудачествами, и неохотно, читал лекции и по тактике, и по военной истории. На политические темы читал штатский, по фамилии Кондратьев.
По военному цензу курсы разбили на три группы:
1- я — бывшие штаб-офицеры и выше до октябрьского переворота,
2- я — бывшие обер-офицеры до октябрьского переворота,
3- я — получившие чины в белых армиях.
Общая столовая зала «Праги» вмещала всех 500 человек. Сидели на лавках. На стенах еще сохранились большие зеркала. На сцене для артистов — теперь лекторы. Все помещение очень слабо отапливалось, почему все мы, и лекторы, были одеты по-зимнему.
Открыл курсы полковник Жуков. Выше среднего роста, стройный офицер в походной офицерской шинели, с правильными чертами бледного лица, брюнет с печальными глазами — он коротко рассказал нам, пятистам офицерам белых армий, «о целях курсов».
Потом говорил комиссар. Хотя он и был офицер, но слово «комиссар» было нам ненавистно и не внушало к нему доверия.
Их слова не доходили до нашего сердца потому, что мы являлись врагами красной власти, которую поддерживать, да еще с оружием в руках на командных постах в Красной армии, совершенно не собирались. Не только мы, пленники, но и большинство населения были «пораженцами». Надо было только удивляться — как могла красная власть победить белые фронты при таком настроении народа?..
Единственное, что прельщало нас «пройти курсы», — это получить легальную свободу и устроить свою судьбу, кто как умеет, или найдет возможность.
Наши лекторы — Верховский, Готовский, Войцеховский
Лекции начались. Приказано их не пропускать, чтобы не попасть вновь за проволоку. В каждом отделении был назначен старший.
Лучшим лектором общепризнан был генерал Верховский. Когда он делал доклад, в зале с 500 слушателей стояла гробовая тишина.
Читал он с бывшей артистической сцены гостиницы. На сцену выходил скорым шагом. Все вставали. Поклоном приветствуя нас, просил садиться. Одет он был всегда в штатское пальто до колен, перешитое из офицерской шинели защитного цвета, в шароварах, в сапогах. Не снимая пальто (было всегда холодно), положив фуражку, шарф и перчатки на столик и помяв слегка кисти рук, он всегда обращался к аудитории такими словами:
— Товарищи, прошлую лекцию я закончил тем-то, а теперь я освещу то-то, — и начинал.
Он был молод. Думаю, 35—40 лет от роду. Выше среднего роста, сухой, с некрасивым, но живым лицом. Говорил он хорошо, внятно, не торопясь и все время следил за аудиторией, направив свои глаза в самую гущу ее. Говорил красивым литературным языком — он окончил Пажеский корпус и Академию Генерального штаба.