Париж

– Почему мы стали христианами, отец?

И тогда, поскольку в тот момент ему показалось это правильным, он рассказал ей все. О предупреждении Ренара, о том, как мучился, решая, что делать, о том, как боялся за здоровье Сары, нерожденного ребенка и самой Наоми, о том, как принял крещение и как тяжело ему это все далось. Все до конца.

– Может быть, я совершил ошибку, дитя мое, но я это сделал, и таковы причины, побудившие меня так поступить. А теперь оказалось, что этим я причинил тебе огромное горе, чего я никогда не хотел. Прости меня.

Когда он закончил, Наоми долго сидела неподвижно. Якоб терялся в догадках: не рассердилась ли она на него еще сильнее?

– Я не знала, – сказала она наконец.

– Это было так опасно, что я не мог тогда тебе открыть всего. Но иногда мне казалось, что, может быть, твоя мать что-то тебе рассказала.

– Нет. – Она покачала головой. – Ничего не рассказывала.

Он убрал руку с ее спины, пока говорил. Теперь он сложил обе ладони у себя на коленях и тоже уставился в потухший очаг. Потом вдруг ему на шею легла рука дочери, и, когда он обернулся, она опустила голову ему на плечо:

– Я понимаю, отец, почему ты сделал то. По-твоему, это было необходимо.

– Очень на это надеюсь, – с чувством ответил он.

– Ты ведь знаешь, что я всегда буду любить тебя? – спросила она.

Он посмотрел ей в глаза, и она улыбнулась.

– Всегда, – повторила Наоми. – Ты лучший отец на свете, правда.

Якоб не мог ничего говорить от переполнивших его чувств, только сжал ее ладонь в своей. Ее слова значили для него почти столько же, сколько рождение сына. Или даже больше.

С того дня Наоми как будто стала менее грустной. Жизнь понемногу налаживалась. Когда пришла весна, Якоб опять спросил Сару, не считает ли она, что теперь им можно начать подыскивать мужа для дочери.

– Давай подождем еще немного, – посоветовала жена.

– Оставлю этот вопрос на твое усмотрение, – принял разумное решение Якоб.

– Думаю, она готова, – сказала Сара мужу в конце мая.

И через несколько дней сама Наоми непринужденно заметила отцу:

– Я не тороплюсь замуж, отец, но когда придет время, может, нам стоит подумать о сыне Ренара. Я доверяю ему, и он мой давний друг.

Якоба уговаривать не требовалось. Буквально на следующий день, встретив Ренара на улице, он зашагал рядом. После обмена приветствиями и вежливых расспросов о семьях и делах Якоб отозвался о старшем сыне Ренара как об очень воспитанном и приятном молодом человеке.

– И я, кстати, тоже доволен тем, какой девушкой стала Наоми, – добавил он в заключение.

Они прошли вперед несколько шагов, и только потом Ренар повернул голову, чтобы внимательно посмотреть на друга.

Годы по-разному сказывались на приятелях. Те немногие волосы, что еще оставались на голове Якоба, поседели. Ренар же, напротив, как свойственно многим рыжим, не утратил своей шевелюры, да и вообще мало изменился с годами. Только глубокие, длинные морщины, прорезавшие лицо торговца, выдавали его возраст.

– Твоя дочь – настоящая красавица, – сказал он. – Полагаю, вскоре ты станешь искать для нее достойного мужа.

– Да, – кивнул Якоб.

– Я так хорошо помню те дни, когда ты решил принять христианство, – негромко проговорил Ренар.

– Наша семья бесконечно тебе обязана.

– В то время Наоми было лет девять, не больше.

– Да, девять.

– Как она отнеслась к крещению тогда? И что думает сейчас?

– Ну… – Такого вопроса Якоб не предвидел. – Она послушная дочь и потому не обсуждала решение отца. И это случилось так давно. Все ее друзья – христиане. Ее брат, конечно же, был рожден в христианской вере. – Такой ответ нельзя было назвать абсолютно честным, но лучшего у Якоба не было.

– Ты знаешь мою любовь к тебе и твоей семье, Якоб. – Ренар задумчиво покивал. – Я рад, что сумел помочь тебе, и сделал бы то же самое еще раз. Но брак – это нечто гораздо большее. Мой сын любит твою дочь как друга. И он будет ей другом всю жизнь. Но еще он очень набожен. Не все христиане столь благочестивы, Бог свидетель. Но он таков. Та девушка, которая станет его женой, должна быть столь же крепка в вере. У нее не должно быть сомнений.

– Разумеется, у моей дочери нет сомнений, – быстро сказал Якоб. – Никаких.

Они оба знали, что это ложь, но Якоб должен был это сказать.

– Нам нужно будет поговорить об этом еще раз, чуть позже, – предложил рыжеволосый торговец, прощаясь.

И опять они оба знали, что это только слова.

– Я никогда не знала, что он настолько набожен, – удивилась Наоми, когда отец передал ей суть своей беседы с Ренаром.

– Может, и не настолько, – тихо произнес Якоб.

Но первая неудача его не обескуражила. К концу лета он уже вел серьезные переговоры с торговцами, которые ранее выразили свой интерес, и с двумя новыми кандидатами, появившимися в последнее время. В сентябре он сумел предоставить дочери такой выбор, которому могла бы позавидовать любая девушка их круга. Со своей стороны, Наоми постепенно прониклась важностью события и даже стала находить удовольствие в обсуждении окончательного списка потенциальных женихов.

– А теперь, отец, я бы хотела попросить немного времени на размышление, – сказала она. – Двоих из этих молодых людей я почти не знаю. Сможешь дать мне месяц или два?

– Конечно, – ответил он с улыбкой. – Договоримся о том, что решение нужно принять к Рождеству.

Во вторник, одиннадцатого октября, Якоб столкнулся с Ренаром на Гревской площади. Двое мужчин поболтали немного о торговле, и они уже прощались, когда Ренар вдруг спросил:

– Якоб, ты помнишь Аарона, сына раввина?

– Конечно, – ответил Якоб.

– Ты знаешь, мне кажется, я видел его вчера в городе. Скорее всего, я обознался, но если он действительно проник в Париж, то ему следует быть крайне осторожным. Его могут арестовать.

Якоб в ужасе уставился на друга, но быстро опомнился.

– Вряд ли это был Аарон, – помотал он головой. – Он же не дурак, чтобы возвращаться сюда.

Но как только Ренар скрылся из виду, Якоб, забыв о делах, поспешил домой.

– Где Наоми? – крикнул он, едва закрыв за собой дверь.

Сара сказала ему, что дочь недавно привела с прогулки младшего брата.

– Где она? – повторил он чуть спокойнее.

– Снова ушла. Ей захотелось купить ленты в той лавке на улице Сент-Оноре, куда она часто заглядывает. Скоро вернется.

Тогда Якоб взволнованным шепотом рассказал ей то, что услышал об Аароне от Ренара.

– Никому ни слова, – предупредил он Сару. – Об этом никто не должен знать. Иди скорее в лавку и разыщи Наоми. Потом возвращайтесь, я буду ждать вас возле дома.

А сам отправился седлать коня.

Но Сара не нашла Наоми. Менее чем через час Якоб уже был в пути. Он пересек реку, выехал на левый берег и пустил коня по улице Сен-Жак, бывшей дороге пилигримов, которая вела на юг. Если они двигаются в Савойю, то это самый короткий путь.

Сейчас, два дня спустя, он понял, что потерял ее. Хитро составленное письмо Наоми не оставляло никаких сомнений. Он долго смотрел на жемчужное покрывало тумана над Парижем. Утреннее солнце осветило башни Нотр-Дама, и они окрасились золотом.

Якоб перечитал письмо.

Оно не было длинным. Выразив в начале свою любовь к родителям, Наоми сообщала, что у нее есть для них новость, которая причинит им горе. Затем она благодарила отца за то, что тот нашел столько достойных женихов и позволил ей самой выбрать. Однако, признавалась она далее, сердце ее уже сделало выбор.

Я люблю другого человека. Это хороший юноша, но я знаю, что вы не согласились бы на наш брак, так как он беден. Родом он из Аквитании, где у его отца есть мельница. В Париж этот юноша прибыл в качестве слуги одного благородного человека. Но теперь он должен возвращаться на родину, и я еду с ним.