Страница 75 из 164
Мне было запрещено докладывать «пораженческие» донесения генерала Томаса: это все, мол, его фантазии, он [Гитлер] не допустит этого и т.п. Прямо на глазах усиливалась критика Гальдера: он — нытик и пессимист, заражает командующих своими причитаниями и т.д. Мне стало ясно: мы опять пришли к тому же — ищут виновника, чтобы сделать его козлом отпущения.
Когда Бгглер в присутствии генерала Шмундта сообщил мне, что хочет избавиться от Гальдера449, я все-таки нарушил свой твердый принцип — после истории с фельдмаршалом, Листом никаких персональных предложений не вносить — и, не желая пустить дело на самотек, энергично высказался за генерала Манпггейна в качестве преемника Гальдера. Гитлер эту кандидатуру отклонил, на сей раз обосновав тем, что не может лишиться Манпггейна как командующего.
После долгих колебаний я тогда настойчиво стал предлагать назначить генерала Паулюса. Последовало категорическое «нет»: Паулюс по завершении боев за Сталинград должен сменить генерала Йодля, это — дело решенное, ибо с Йодлем он [Гитлер] в дальнейшем работать не хочет: решение им уже принято и обговорено со Шмундтом. Тот завтра летит в Париж и привезет с собой оттуда генерала Цейтцлера [начальника штаба группы войск «Запад», которой командовал Рундиггедт], он [Гитлер] желает сделать его начальником своего генерального штаба. Я заявил, что Цейтцлер совершенно незаменим на Западе, и настоятельно предостерег отзывать его оттуда в нынешнем положении; к тому же он не тот человек, какого ищет фюрер, могу судить об этом, поскольку очень хорошо знаю Цейтцлера, хотя и считаю его блестящим начальником штаба армии и группы армий. Ни одно мое персональное предложение успеха не имело; фюрер явно был заодно со Шмундтом, и тот свою миссию выполнил.
В тот же день, 24 сентября [1942 г.], Гальдер в моем присутствии был вызван к Гитлеру. Тот произнес длинную речь, в которой объявил, что в дальнейшем работать с ним нс может, а потому решил взять себе другого начальника штаба450. Гальдер выслушал его молча, встал и вышел со словами: «Я убываю».
Через два часа началась эра Цсйтцлсра, действовавшего в тесном союзе со Шмундтом, который и был инициатором этого выбора. Цейтцлер по праву привлек к себе внимание фюрера. Он участвовал в Польской кампании начальником пггаба корпуса, в Западном походе — начальником штаба танковой группы Клейста (прорыв через Седан на Абвилль), а особенно проявил себя как организатор береговой обороны на Атлантическом валу; внес значительный вклад в отражение попытки англичан летом [19]42 г. высадиться у Дьепа [на юге Франции].
В конечном счете я был особсшю заинтересован в выборе начальника генерального штаба сухопутных войск: наконец-то на этом влиятельном в армии посту оказался человек, пользующийся доверием Гитлера. Уже одно то, что мне теперь нс придется ежедневно бороться с его недоверием, было ощутимым облегчением. Кроме того, Йодль и я надеялись на гармоничное сотрудничество с Цейтцлсром, поскольку тот в течение ряда лет был у Йодля начальником оперативного отдела [1а] и нс только знал, но и убеждегаю разделял основные идеи командования вермахта.
Нашим первым и тяжелейшим разочарованием явилось то, что произошло прямо противоположное! Цейтцлер не только отмежевался от нас, но и намеревался ни более ни менее как отстранить нас от принятия решений но Восточному фронту. Зачастую он докладывал [Гитлеру] обстановку с глазу на глаз, ибо явно считал Йодля лицом, односторонне заинтересованным в положении на других театрах войны, и боялся нашего влияния на фюрера.
В Северной Африке летом [19]42 г., несмотря на тропическую жару, победное шествие Роммеля451 с его двумя танковыми и одной легкой дивизиями при участии итальянских соединений и при отличной поддержке воздушным флотом [генерал-фельдмаршала] Кессельринга привело к неожиданным успехам. <...> Сам Роммель, всего за один год произведенный из генерал-лейтенантов в фельдмаршалы, срочно нуждался в восстановлении подорванного тропическим климатом здоровья и отправке на родину452, после того как он организовал оборону захваченного участка фронта [западнее Александрии]. Справедливо задают вопрос: что смог бы совершить этот удалой и осыпанный милостями танковый военачальник со своими войсками, действуй он там, где должна была решиться судьба Германии?
Новый начальник генерального штаба сухопутных войск [Цейтцлер] получил тяжелое наследие. Упорные и малоуспешные бои на северных отрогах Кавказа, неустойчивое положение на слабом степном фронте между горами и Сталинградом, тяжелейшие бои в самом Сталинграде и вокруг него, огромные опасности на донском фронте для наших союзников. <...> Зловещим был вопрос; где же начнут русские отвлекающее наступление, где их оперативные резервы?
Борьба в Сталинграде притягивала одну дивизию за другой, как магнит. Хотя удалось достигнуть Волги севернее Сталинграда и внутри самого города, бои разгорались за каждый дом и за гигантские промышлешше сооружения. С трудом осу-ществлешюс продвижение, блестящие успехи в оборонительных боях севернее города, между Волгой и Донской петлей, усиливали упорное стремление захватить последние городские кварталы, а также надежду завершить достижение поставленной задачи — близкой победы под Сталишрадом. Честолюбие командования и войск армии Паулюса наверняка вдохновляло их тогда на то, чтобы закончить битву полным успехом. Вопрос о том, содействовало ли и насколько именно высшее командование возникшей позднее катастрофе, я оставляю открытым.
Правильно предпринятое с оперативной точки зрения отвлекающее советское наступление в декабре453 смело [3-ю] румынскую армию и тем обнажило глубокий фланг 6-й армии Паулюса в Сталинграде. Не допустить катастрофы могло только одно решение: сдача Сталинграда и отступление всей сталинградской [немецкой] армии на запад454. <...> Для меня нет никакого сомнения, что тогда в любом случае удалось бы спасти 6-ю армию и, вероятно, разбить русских, но только, повторяю, ценой сдачи Сталинграда и берега Волги. Все самое ужасное, что явилось следствием полного окружения армии Паулюса в районе Сталинграда в [декабре] 1942 г. и январе [19]43 г., а именно: запрещение прорыва, идти на который было уже слишком поздно; тщетные попытки осуществить снабжение по воздуху; запоздалое и предпринятое слишком слабыми силами контрнаступление с целью прорыва [из окружения] 6-й армии — все это принадлежит к моим самым кошмарным воспоминаниям. Я не могу обрисовать эту драму, для этого у меня нет здесь материалов. <...>
Сдача Сталинграда означала, разумеется, тяжкий ущерб для престижа, потерю целой армии, а в результате создашюй этой потерей оперативной обстановки — такое отступление, которое было равнозначно проигранной кампании [19]42—[19]43 гг., сколь гениально она ни была задумана. Неудивительно, что оживились критики, а русские получили огромный стимул для продолжения войны. Наш последний козырь оказался битым.
Но совершенно независимо от спасения армии Паулюса или от ее потери, для предотвращения надвигающегося проигрыша всего Восточного похода имелся лишь один выход: стратегическое отступление на самую кратчайшую линию фронта, <...> — т.е. от Черного моря или Карпат до Чудского озера. Создать такой фронт как оборонительную позицию, укрепить и удерживать его всеми еще имеющимися в нашем распоряжении средствами, в достаточной мере усиливая их резервами, было бы, как я считаю, достижимо455.
29.9.[19]46г.
К.
Документы и письма. 1939—1945
Кейтель: положение и полномочия начальника ОКВ456
I
После ухода последнего военного министра457 31.1. [19] 38 г. фюрер принял лично на себя ранее принадлежавшую тому командную власть над тремя видами вооружешшх сил в качестве Верховного главнокомандующего и непосредственно подчинил себе главнокомандующих сухопутными войсками, воешю-морским флотом и авиацией. Таким образом, «начальник ОКВ» никакой командной власти не имел. Ему подчинялось только само ОКВ как военный орган, который он возглавлял в качестве начальника восшюго штаба фюрера.