Страница 47 из 164
Этот приказ сухопутным войскам был дан около 3 часов утра, т.е. для его исполнения повсюду оставалось еще три часа. У нас, военных, словно камень упал с сердца.
Тем временем Гаха передал в Прагу свои указания. Я увидел его совершенно обессиленным в кабинете фюрера, где д-р Мо-релль хлопотал над ним282. С чувством большого сострадания к этому старому человеку я подошел к нему и сказал: убежден в том, что с немецкой стороны не раздастся ни единого выстрела, соответствующие приказы уже даны, к тому же я не сомневаюсь, что чешское командование тоже будет соблюдать запрет на ведение огня и прикажет сложить оружие. Тем временем министры иностранных дел составляли протокол соглашения, для выполнения которого потребовалась новая встреча в кабинете Пгглера.
Получив подтверждение передачи в войска приказов ОКХ (как помнится, это сделал лично Браухич), я попросил у Гитлера разрешения удалиться, чтобы своевременно явиться завтра до полудня для его сопровождения. Сопровождать меня в поездке я приказал подполковнику Цейтцлеру (впоследствии — начальник генштаба сухопутных войск. — Прим. пер.) из штаба оперативного руководства вермахта. Приказывать мне больше было нечего, ибо общее руководство операцией по оккупации находилось исключительно в компетенции ОКХ, донесения которого периодически собирал и докладывал фюреру Цейтцлер.
С границы мы длинной автоколонной выехали по широкому шоссе в Прагу. Очень скоро мы оказались в походных колоннах наших войск. Было по-зимнему холодно, мела метель, повсюду — гололед, так что кавалерийские части, особенно повозки и артиллерия на конной тяге, преодолевали величайшие трудности, тем более когда наша автоколонна пыталась обогнать их.
С наступлением рассвета одновременно с авангардами войск мы въехали в Прагу, а затем, эскортируемые моторизованной ротой, отправились в Градчаны, где и расквартировались. Так как мы ничего не захватили с собой съестного, холодный ужин был закуплен в городе; пражская ветчина, булочки, масло, сыр, фрукты и пильзенское пиво — всё было преотлично и очень вкусно.
Около полудня [16 марта] Гитлер принял чешское правительство для вручения оным заявления о своей преданности рейху. Возглавлял членов кабинета сам президент Гаха, всего несколькими часами позже нас вернувшийся специальным поездом из Берлина в собственный дворец в Праге, где ему сразу же доложили, что фюрер уже обосновался в другом флигеле его резиденции.
Вечером наша поездка через всю Чехию закончилась в Вене, где перед отелем «Империал» повторились овации марта [19]38 г. Внизу в вестибюле я встретил барона фон Нейрата, приглашенного к фюреру для назначения его на пост протектора Богемии и Моравии. Я узнал об этом от него самого, и у меня сложилось впечатление, что он не очень-то воодушевлен этим назначением.
В Вене находилась делегация нового правительства независимого Словацкого государства283, в которую входили его президент Тисо, министр внутрешшх дел Дурчанский, а также министр иностранных дел, он же военный министр Тука. Фюрер решил, что Риббентроп должен подписать с ними «статут охранной зоны», а я — отстаивать положенные в его основу статьи военного характера. Риббентроп и я поздно вечером — время уже близилось к полуночи — встретились со словацкими господами в служебном кабинете имперского наместника в Вене. В соответствии с данными мне Гитлером указаниями я изложил цель и значение этой собственноручно нанесенной фюрером на карту и подлежащей занятию германскими войсками «охрашюй» от Чехии зоны. Она включала пограничную полосу шириной примерно 20—25 километров на словацкой территории по обе стороны от р. Ваг, с большим учебным полигоном и современным подземным военным заводом, принадлежавшим бывшему чехословацкому правительству.
Мне было нелегко втолковать этим господам, вполне понимавшим значение данной пограничной зоны для обороны их собственной страны, что германский вермахт хочет держать в ней контингент своих сухопутных войск и свою авиацию только для того, чтобы защитить Словакию. Но в ходе переговоров, изобиловавших трудными и критическими контрвопросами, я должен был ловко опровергнуть своими аргументами их возражения.
И хотя я и не убедил их до конца, но согласия от них добился. За это я благодарен прежде всего старому Туке, который боготворил фюрера и помог устранить недоверие двух других министров.
Пока Риббентроп занимался вместе со словацкими господами формулированием соглашения, я вернулся в отель, чтобы сообщить Гитлеру о положительном результате и передать, что господа придают большое значение тому, чтобы быть принятыми по этому делу самим фюрером. Сначала он отказывался: уже далеко за полночь, он тоже устал и т.п. Но пообещав Тисо и Туке добиться этого, я настаивал на том, чтобы он принял словаков сегодня на 10 минут, и все-таки получил его согласие. Риббентроп, однако, появился гораздо позже, так что прием состоялся после 2 часов ночи. Фюрер устранил еще некоторые опасения этих господ, и через четверть часа прием закончился; договор о защитной зоне был обеспечен и в ту же ночь подписан Риббентропом и словаками.
* * *
День рождения Гитлера в 1939 г. [20 апреля] отмечался по обычной программе: прием для высшего генералитета — как перворазрядная военная демонстрация. Затем длившийся свыше трех часов парад всех видов вооруженных сил. Грандиозная картина!.. По ясно выраженному желанию Гитлера были продемонстрированы новейшие тяжелые орудия, первые пушечные танки, современная зенитная артиллерия, прожекторные части люфтваффе. В то же самое время многочисленные истребительные и бомбардировочные эскадрильи пролетали над площадью по оси Бранденбургских ворот. Президент Гаха в сопровождении имперского протектора [Богемии и Моравии] фон Нёйрата присутствовал на параде в качестве высшего государственного гостя фюрера, и ему были оказаны все почести как главе государства. Присутствовал и весь дипломатический корпус. <...> Однако моя надежда на то, что решение чехословацкого вопроса наконец-то даст вермахту столь часто и торжественно обещанное время до 1943 г. для органически и внутренне обоснованного построения вооруженных сил284, не сбылась. Армия — это нс импровизация. Воспитание и формирование командного и унтер-офицерского корпуса — вот тот фундамент, на котором только и может быть создана такая армия, какую мы имели в 1914 г. Гитлеровское представление, будто национал-социалистическим мировоззрением можно возместить нехватку военной техники, т.е. мощи армии, оказалось обманчивым. Конечно, воодушевление и фанатизм могут совершить весьма многое. Но точно так же, как в 1914 г. сформированные из студентов полки бессмысленно истекали кровью при Лангенмар-ке, начиная с 1943 г. элитные соединения СС добились лишь незначительных успехов, заплатив за них дорогую цену большой кровью. Им не хватало хорошо обученного офицерского и унтер-офицерского состава, который погиб и уже не мог быть восстановлен.
Уже в апреле 1939 г.285 до меня стали доходить высказывания Гитлера, что польская проблема категорически требует своего разрешения. Просто несчастье, что умный маршал Пилсуд-ский286, с которым он мог бы обо всем договориться, ушел из жизни так рано! То же самое может случиться и с ним, Гитлером. А потому он должен как можно скорее урегулировать певыносимое для будущего Германии положение, при котором Восточная Пруссия отделена от рейха, и задачу эту он не смеет отложить на дальнейшее или оставить своему преемнику. Посмотрите, как зависит политика от разума одной личности! Ведь нынешние правители Польши весьма далеки от продолжения курса маршала, что показали переговоры с польским министром иностранных дел Беком287. Тот надеется на помощь Англии, но ведь нет никакого сомнения, что та не имеет в этом чисто внутреннем германском вопросе никакого экономического, а потому и политического интереса. Англия уберет свою руку из Польши, как только осознает нашу решимость ликвидировать нынешнее немыслимое на долгий срок состояние, порожденное Версальским договором. Сам он вовсе не желает войны с Польшей из-за Данцига и коридора, но тот, кто хочет мира, должен быть готов к войне, иначе никакой успешной политики не сделать!