Дом с привидением

Саша запомнила Викторию такой, какой та появлялась на торжествах и приемах, которые устраивал ее отец. Однажды она явилась в черном длинном платье с глубоким вырезом на спине — вот этот образ и запал Сашке на всю жизнь. Виктория была воплощением грациозности — каждое ее движение, каждый поворот головы был исполнен женственности и изысканной утонченности. Она была будто из конца XVIII века. Взмах ее руки походил на взмах лебединого крыла. Ее огромные черные глаза — глубокие и влажные — хранили чуть скрытую задумчивостью печаль, даже когда она весело смеялась.

Она неизменно держала в тонких пальцах сигарету в длинном дамском мундштуке, которая источала легкий аромат. Виктория была очень красива: тонка, нежна и, на удивление, при такой внешности умна и талантлива. Она была искусствоведом, и для своих молодых лет уже весьма известным. В основном она занималась сюрреализмом в живописи. Специализировалась на творчестве Сальвадора Дали в период его союза с группой французских сюрреалистов. Контактировала с западными искусствоведами, часто бывала в Париже и Мадриде. Слишком часто для тех лет. Теперь она работает в крупном американском журнале, является консультантом по европейскому искусству и имеет свой раздел, где в основном пишет про интерьерные новинки.

То, что молодая перспективная Виктория так уронила свою честь искусствоведа, спустившись на низменный обывательский уровень, было вторым ударом для семьи. Первый удар она нанесла родным за год до того, выйдя замуж за ничем не примечательного фермера из штата Техас. Впрочем, фермер оказался не таким уж заурядным — все-таки он не крупный рогатый скот разводил и не картошку выращивал, а содержал ферму племенных жеребцов. Но для Аркадия Петровича — брата Виктории — он так и остался фермером. Мамонов был в ярости и почти два года не разговаривал с сестрой. Та заняла выжидательную позицию.

И не зря — спустя время Аркадий Петрович сильно затосковал и сам поехал в гости, прихватив с собой обеих дочерей для моральной поддержки. Детям и муж тетушки, и ее образ жизни очень понравились. Сэм оказался вполне приличным парнем, симпатичным к тому же. Он крепко стоял на ногах, курил дорогие сигары и вкладывал капиталы в акции перспективных компаний. Словом, был довольно зажиточным американцем. Не миллионером, но все-таки богатым.

Виктория при нем осталась прежней Викторией. Ну, может быть, слегка сменила стиль, стала чуть проще. Словно с нее слетел налет изысканности. Для Аркадия Петровича этого было вполне достаточно, чтобы возненавидеть своего заокеанского деверя. Он его, конечно, признал, но без восторга. Под конец визита, который длился два с половиной дня, он почтил его своим рукопожатием. И не более того. Прощался он с ним все равно сквозь зубы. Так что вполне понятно, почему Сэм не поехал к нему в гости. Он сослался на болезнь какого-то жеребца-трехлетки, которого во что бы то ни стало нужно вылечить до его премьерных бегов. Виктория вынуждена была лететь в Россию одна.

Ее здесь все очень ждали. Вся семья без исключения. Даже Виолин муж, который, по мнению Александры, должен был испытывать некоторую неловкость. Борис, муж сестры, — раньше был преданным и не таким уж бесперспективным поклонником Виктории. Последний год перед своим бегством она будто окончательно остановила на нем свой выбор, но что-то у них не сложилось. Хотя что могло случиться… В общем-то, все сходились во мнении, что Борис Виктории подходит как никто: и экстерьером, и прочим. Что касается внешности, то он был высок, строен. Был до недавнего времени, но теперь довольно прилично распух, особенно в нижней части, и уже не производил впечатления поджарого интеллектуала, а скорее походил на интеллектуала с пухлой задницей, что гораздо менее эстетично. Но в тот год он все еще был хорош собой. Тогда у него даже не намечалось той прогрессирующей лысины, которая теперь захватила весь его затылок. Черты лица Бориса и сейчас остаются привлекательными, хотя определить природу этой привлекательности просто невозможно. Казалось бы, ничего привлекательного нет ни в небольших серых глазах, ни в крупном с мясистым кончиком носе, ни в прямой линии рта, выдающей упертость характера, ни в подбородке, разве что ямочка, разделяющая его на две половинки. Может быть, это и есть изюминка его лица, которая так нравится женщинам.

Так вот, после того как Виктория покинула Россию, Борис как-то уж слишком быстро переключился на Виолетту. А с какой стати той понадобился «б.у.» жених, Сашка так и не поняла. При сестре он сильно изменился, уже через год превратившись в какое-то недоразумение во плоти. Теперь у него все из рук валилось, ни на что он не был по-настоящему годен, все, за что ни брался, портил. Один раз попытался гвоздь в стену вбить, так размозжил себе молотком палец. К тому же он был старше Виолы на целых 15 лет! И все-таки она приняла его скоропалительное предложение. Может быть, тут сыграл роль возраст. Все-таки Виоле было уже почти тридцать, а достойного мужчины на горизонте так и не появилось. В общем, они поженились.

Борис быстро продвинулся по служебной лестнице, благо работал на Аркадия Петровича, и через год стал его левой рукой. Не правой, слава богу, правой была Виола. Отец присутствие Бориса терпел, потому что он ему не мешал. При наличии столь умной, работоспособной и исполнительной дочери он мог быть спокоен за свое дело, даже если в нем по недоразумению оказался Борис. Виола справилась бы с сотней Борисов, так что он один погоды не делал.

Раньше Виктория могла часами описывать всевозможные достоинства Бориса. И ее рассказы походили на правду. Он и говорил красиво, и мысли излагал умные, и начитан был, и на рояле играл неплохо, и пел даже. Порой Виктория садилась за рояль, он вставал рядом, и они пели дуэтом — было забавно. А теперь… теперь у Бориса осталось одно, хоть и спорное, достоинство (многие считали его вопиющим недостатком) — это патологическая наивная честность. Он всегда говорил только правду. Похоже, врать он не решался, потому что не умел этого делать и боялся запутаться в собственной лжи. Поэтому Бориса почти никогда не брали на деловые переговоры. А если и брали, то только для солидности, и приказывали молчать.

Глава 2

Тяжелая дверь кабинета приоткрылась, и в узкий проем просунулась голова Инны Ильиничны — секретарши. Она взглянула на Аркадия Петровича с плохо скрываемым сочувствием:

— Я приготовила вам чай.

— А я просил чай? — рассеянно спросил он, не отрываясь от нового варианта договора строительной компании «Аппекс», которая, по сути, принадлежала ему, с правительством Москвы о возведении торгового комплекса.

— Нет, не просили, — Инна Ильинична всегда была слишком точна. — Но вы такой бледный, вот я и решила, что хороший чай вам не повредит.

Она была слишком сентиментальна и, как подозревали многие, чересчур трепетно относилась к своему начальнику.

— В самом деле? — Аркадий Петрович слегка улыбнулся, вскинул брови, но так и не удостоил ее своим взглядом. — Тогда конечно. Я вам, Инна, как всегда, признателен.

Секретарша тихо прошла по большому кабинету, поставила поднос с чаем и печеньем на стол и так же тихо удалилась. Он опять остался один.

Горячий напиток действительно благотворно повлиял на его разбитый организм. После сегодняшней кошмарной ночи Аркадий Петрович так и не смог окончательно прийти в себя. Даже сейчас строчки договора прыгали в глазах, а смысл их терялся. Он не мог сказать, зачем вообще пытается читать — это же не его обязанность. Он давно уже стоял во главе своей империи, и у него был целый штат референтов, которым вменялось в обязанность изучать и править договоры. Империя Мамонова была слишком огромна, он был физически не в состоянии контролировать каждую сделку, которую заключают его работники. И все-таки этот ничем не примечательный договор был у него в руках. А мог бы оказаться и любой другой. Он схватил его по дороге в свой кабинет. Схватил наугад, видимо, насмерть перепугав человека, которому этот факс действительно был предназначен. Бедняга, наверное, решил, что шеф его проверяет, и теперь стирает в туалете обмоченные со страху штаны.